Буквально через день командира особого подразделения вызвал к себе его непосредственный начальник, устно ознакомил с поступившем из Центра приказом убрать Вознесенского, указал исполнителей предстоящей акции и велел включить их в группу обреченного.

Вечером командир рассказал о состоявшемся в Кабуле разговоре Васильеву, своему заместителю, и попросил поставить Вознесенского в известность об опасности.

На следующий день обновленная группа ушла на очередное задание и в нескольких километрах от лагеря напоролась на духов. Как там развивались события, Васильев не знал. Когда он с людьми прибыл на помощь, Вознесенский, державший оборону на одном из флангов, был легко ранен, двое новобранцев оказались убитыми.

В Кабуле же, а оттуда на Лубянку ушло сообщение о потере троих бойцов особой группы. И это соответствовало действительности. Под третьим имелся в виду Вознесенский. Пока он втайне от непосвященных залечивал рану, командир через своих друзей добился приказа об его отправке в Союз.

– Да, этот Вознесенский личность любопытная, и, безусловно, им следует заняться вплотную, – вынес резюме Березин и спросил: – Скажите, Владимир Иванович, вам удобно будет продолжать эту работу? Все же знакомый.

– Вознесенского так просто не возьмешь. Он просчетов не допустит. Ввязавшись в его отработку, напрасно потеряем время. Установив же, кто дал заказ покойному Коршуну, думаю, многое сможем прояснить, – ушёл от прямого ответа Брощан.

Березин задумчиво постучал пальцами по полированной крышке стола, помолчал, обдумывая слова Брощана, потом медленно заключил:

– Пожалуй, так и поступим: Вознесенский от нас никуда не уйдет. Тем более, после случившегося он будет предельно осторожным. А дальше – посмотрим. – В эту минуту Березин напрочь забыл, что он давно уж не работник прокуратуры. Он был в своей стихии и чувствовал себя как рыба в воде. – Понимаю, отыскать заказчика будет делом архисложным, скорее всего, живет он за пределами нашего государства. Но это пока единственная реальная зацепка… Что нового Тарасов, по вашей линии? На экономическом, так сказать, фронте.

Надо сказать, Березину, как и многим другим, Тарасов импонировал. Безукоризненная, хотя и простая прическа, черная полоска аккуратно подстриженных усов, лицо без единой морщины, красивые волевые черты. Одет всегда со вкусом. В поведении, движениях, манере чувствовалось сдержанное достоинство.

– Сожалею, Виктор Федорович, но мне нечем вас порадовать. За последний месяц четыре ранее мощные частные фирмы практически перестали существовать. Кто-то подвёл под них мины. Мы же по-прежнему не можем установить закулисных режиссеров.

– Что за мины, Вячеслав Михайлович, я не совсем понимаю, – признался Березин.

Тарасов кивнул головой и принялся объяснять:

– Как вы заметили в самом начале совещания, сторонники русичей не испытывают нехватки в деньгах. На это обстоятельство мы обратили внимание. Проанализировав материалы, установили странное совпадение: именно с момента появления на политической арене этого движения, благополучные, но с явно криминальным уклоном фирмы, стали лопаться подобно мыльным пузырям. Тогда зародилась версия: Русичи, они же – "Славяне", добывают деньги через разорение уязвимых, с точки зрения закона, фирм.

– Интересная мысль, – оживился Виктор Федорович. – Реальными фактами могли бы подкрепить свою версию?

– Разве что убедительными доводами, – усмехнулся Тарасов.

– Судите сами. Все разорения схожи по методике и сценарию. Фирма заключает противоправную сделку, вкладывает огромные деньги и… остаётся у разбитого корыта. Несмотря на фиаско, руководство, естественно, отмалчивается – в случае огласки придется нести ответственность перед законом, – не нанимает рэкетиров, чтобы вернуть утраченное, хотя и понимает, что их подставили. Из чего напрашивается вывод: за обидчиками стоит такая сила, с которой никакому рэкету не справиться.

– Да, – согласился Березин, – иное здесь предположить трудно.

– Однако обанкротившиеся фирмы не перестают существовать. Происходит перераспределение акций, контрольный пакет скупает акционерное общество закрытого типа "Надежда", корректируется, меняется руководство. Как правило, во главе становятся бывшие сотрудники гэбэ или милиции.

– Отрадный факт. Смотри, бывшие коллеги и о нас позаботятся, когда отправят на пенсию, – пошутил Березин и жестом велел продолжать.

– Я по своей линии связался с коллегами из соседних государств. И хотя получил пока только часть ответов, информация впечатляет. – Тарасов достал из бокового кармана записную книжку, нашёл нужную страницу, вслух прочёл: – В Казахстане фирма "Надежда" имеет контрольный пакет акций в шести предприятиях: Ростов, Самара, Волгоград, Воронеж – по одному, но это предприятия-гиганты и держатся на плаву; Москва, Тюмень – по два, столько же в Киеве, Харькове. Но, повторяю, ответы поступили еще не все… И последний штрих, согласно поступившим ответам, все контролируемые "Надеждой" предприятия и фирмы, как и у нас, финансировали предвыборную компанию депутатов, не скрывающих симпатий к русичам.

– Вы можете представить поименный список таких депутатов?

– быстро спросил Березин.

– Да, но у меня здесь все вместе: и наши, и соседи.

– Ничего. Я разберусь.

Тарасов протянул зампреду совбеза свою записную книжку. Пробежав глазами несколько страниц, Березин с трудом сдержал радость: такая информация дорого стоила в политических играх, позволяя безошибочно высчитывать возможных союзников и врагов.

Пока Березин старательно переносил в свою записную книжку фамилии, Тарасов мысленно анализировал полученную информацию и поведение участников совещания.

Больше всего его поразил Брощан, с которым он проработал рука об руку почти двадцать лет и которого успел хорошо изучить. Обычно из этого здоровяка трудно было что-либо вытянуть. Даже когда вопрос ставился в лоб, он всегда отделывался неопределенным хмыканьем или дипломатическим кивком. И вдруг такая откровенность. Причем откровенность странная. Там, где речь шла о вещах очевидных, Брощан выстраивал логическую цепочку, делал упор на факты, зато вскользь говорил о вопросах, требующих детального рассмотрения. Свое мнение относительно дальнейших действий преподнес настолько удачно, что у Березина не возникло ни малейших подозрений. В итоге один из тех, кто, вероятно, располагает ценной информацией об интересующем их движении, искусно отодвигается в сторону, словно за ненадобностью, оставался без всякого оперативного прикрытия. В иной раз поведение Брощана он мог как-то объяснить: тот частенько говорил одно, делал другое, а думал о третьем. Ему ничего не стоило пустить пыль в глаза, чтобы избежать опеки и развязать себе руки для дальнейшей работы. Но почему тогда промолчал Николай Николаевич? Старого лиса не так-то легко провести. Чем объяснить тот факт, что Брощан, всегда избегающий конфликтов, поставил в неловкое положение своего афганского приятеля? И разве не очевидно, что тот же Васильев не все рассказал о Вознесенском?

Чем дольше Тарасов рассуждал, тем больше возникало вопросов. Березин с довольным видом вернул ему записную книжку, сказал:

– Хотелось бы более подробно узнать об акционерном обществе "Надежда". Вы, Вячеслав Михайлович, располагаете какими-нибудь сведениями?

– Разумеется, – ответил Тарасов. – Возглавляет его совет директоров. Во главе – генеральный директор с неограниченными правами как в хозяйственных, так и в финансовых вопросах. Для гибкости руководства создан оперативно-хозяйственный отдел, где собраны молодые и башковитые специалисты. Возглавляет этот отдел жена генерального директора…

.      – Скажите же наконец, кто шеф этой фирмы? – перебивая Тарасова, спросил Березин.

– Вознесенский Вячеслав Иванович, – ответил Тарасов и незаметно оглядел присутствующих: для всех его сообщение было как гром с ясного неба, только Брощан никак не отреагировал.