Прозвучало заявление, которое не могло не насторожить. И если Брощан сделал вид, что пропустил сказанное мимо ушей, то Тарасов тут же заметил:

– Покушаются на Вознесенского, убивают Бурмистрова. Нет ли, Иван Ильич, между этими событиями связи?

– Такой вывод напрашивается, – спокойно отозвался Васильев.

– Вели к этому приплюсовать милицейское прошлое Вознесенского…

– Можешь не продолжать, – перебил Васильев. – Согласен, этих обстоятельств нельзя не учитывать. Но как все повернуть?

Недовольно, из-подо лба Брощан взглянул на Тарасова, своими вопросами и рассуждениями позволившего Васильеву подвести разговор к роковой черте. Что именно этого добивается комитетчик, Брощан понял сразу же как только тот сказал, что ездил на похороны Бурмистрова. Стараясь уйти от повисшего в воздухе вопроса, посоветовал:

– На твоем месте, Иван Ильич, я не стал бы пороть горячку с отпуском. С погонами на плечах в частных сыщиков вообще не играют. Будешь только обузой Вознесенскому. Твое стремление найти убийцу нам понятно. Однако, оставаясь на своем месте, ты принесешь пользы значительно больше, чем если займешься кустарщиной. У тебя под руками тысячи подчиненных, доступ к информации, техника.

Теперь уже Тарасов недовольно покосился на друга. Тот по обыкновению старался сгладить острые углы, увести разговор в сторону. Тарасова же такой вариант не устраивал. Ему надоели недомолвки, атмосфера настороженности с первого же дня совместной работы по "Русичам"-"Славянам”. Из-за чего, скрашивается, вся эта мышиная возня? Недоверие гэбэшников? Их ведомственные интересы? Стремление Васильева и Брощана выгородить их общего знакомого Вознесенского? Ему нужна была определенность. И он, пытаясь ее найти, пустил пробный камень: достал из бокового кармана сложенный лист, принялся вслух читать сообщение агента "Лиса", где со всеми подробностями рассказывалось о предотвращенной сделке с оружием. В связи с упоминанием Васильева о ленинградском прошлом Вознесенского, особенную надежду он возлагал на последние фразы. По словам агента, его хозяин по дороге домой неоднократно повторял одно и то же: "Где я видел эти страшные глаза? И потом вслух произнес: "Точно, тот самый, ленинградский мент!"

– Это где же такой классный кидняк прокрутили? – поинтересовался Брощан.

– На границе Московской и Рязанской областей.

– Сплошное расстройство: территория другого государства. Вознесенский тоже покидает наши края. Мы опять остаемся у разбитого корыта. Что будем докладывать Березину? … Благо хоть сегодня его нет. Может, за неделю чего-нибудь наскребём. – Брощан взглянул на часы, присвистнул и заявил: – Извините, но я вынужден бежать.

У меня запланирована встреча с одним человеком. Отменить её или перенести невозможно: там, куда я иду, нет телефона… И прошу: в другой раз предупреждайте о визите.

Тарасов с неудовольствием смерил Брощана взглядом: такой оборот дела его явно не устраивал. Для себя он решил, что Брощан не без умысла прервал разговор. Ссылка на встречу – не более чем повод.

* *– *

Однако Тарасов ошибался. У Брощана, действительно, было назначено рандеву.

Распрощавшись с гостями, он спустился в гараж, через запасные ворота, не включая габаритных огней, выехал на тихую улочку. Пропустив несколько машин, резко тронулся с места и через десяток метров свернул в арку старого дома. Дворами, держа в поле зрения зеркала заднего вида, выехал на проспект, Ведущий на кольцевую дорогу. Перед тем как пересечь городскую черту, покрутился между домами в новом микрорайоне и лишь после этого взял курс к месту встречи. Зачем он страховался? Впрочем, вернее было бы спросить – почему? Да потому, что никак не мог объяснить себе поведение гэбэшников.

Обычно, при совместной работе, те брали на себя идеологические вопросы, предоставляя милиции заниматься конкретными фактами и лицами. В данной же ситуации руководство КГБ явно старалось избежать такого разделения. Еще больше вопросов вызвало поведение Васильева. Комитет – не та организация, где позволяется самостоятельно принимать значимое решение. В этой фирме любая официальная бумажка обрастала несколькими резолюциями, а план оперативных мероприятий и вовсе походил на талмуд. И вдруг со стороны Васильева такая непозволительная откровенность. Брощан чувствовал: за этим что-то кроется. Но что именно– на этот вопрос ответа не было. Он видел, что ищет ответа и Тарасов, избравший метод логического давления. Однако его оппонент всячески уходил от схватки с открытым забралом.

Свернув на проселочную дорогу, Брощан заглушил мотор, выключил свет, габаритные огни. Принялся наблюдать за проносившимися мимо машинами. Но ни одна из них не остановилась и даже не сбросила скорость.

Окончательно убедившись в отсутствии слежки, он вылез из машины, достал из оперативной кобуры пистолет и, привязав к рукоятке тугую резину, опустил оружие в правый рукав свитера. Чтобы проверить свое приспособление в действии, резко взмахнул рукой. Пистолет тут же оказался в руке. Довольный результатом, сел за руль и продолжил путь.

Вскоре гравийная дорога привела его к одиноко стоящему на самом берегу небольшой речушки коттеджу, окруженному вековыми соснами. Не успел подъехать, как в свете фар появился высокий дородный мужчина и торопливо отворил двери гаража.

В просторной гостиной, обставленной дорогой мебелью, горел камин. Было тепло. Хозяин жестом указал на два кресла возле журнального столика, заставленного вазами с экзотическими фруктами и бутылками разных форм и размеров, поинтересовался:

– Вам чего налить?

– Я пас, – буркнул Брощан.

– Ну это вы зря. Дневные стрессы необходимо снимать. Иначе они накапливаются, и даже может крыша поехать. Выпивка, возможно, – не лучший способ для этого, но сегодня по вашей милости мне придется воспользоваться горячительными эликсирами.

Мужчина расслабил узел галстука, снял дорогой пиджак, небрежно бросил на софу. Наполнил себе рюмку.

Первая их встреча произошла почти семнадцать лет назад. Но прежде чем она состоялась, Брощану пришлось изрядно попотеть в поисках неуловимого Орлика – Александра Петровича Орлова, промышляющего сбытом фальшивых бриллиантов и золотых монет. После освобождения Орлов опять пытался добывать на хлеб насущный мошенничеством. Однако засыпался же на первой сделке.

В известном смысле это предопределено. Ещё при первой встрече Брощану приглянулся молодой и неглупый прохиндей, имеющий обширные связи в преступном мире. Из него мог получиться неплохой агент. Поэтому Брощан начал пасти Орлова с первых же его минут на свободе.

Задержанный с поличным, Орлов впал в панику. Перед ним отчетливо обозначилась безрадостная перспектива снова вернуться на нары и уже в качестве рецидивиста. А этого ему хотелось меньше всего на свете. И когда Брощан пообещал оставить незамеченным пустяковое, в общем-то, прегрешение, при условии негласного сотрудничества Орлова с милицией, тот согласился не задумываясь.

С тех пор они более или менее регулярно встречались.

– Замудохался окончательно, – покончив с трапезой и вальяжно развалившись в кресле, проговорил Орлов. – От одного отобьёшься – другое за горло берет. Ни минуты передыху. Уже забыл, когда с бабой спал. Мимоходом перепихнешься, чтобы не забыть, как это делается, и опять за работу.

В своем признании Орлов не кривил душой.

Когда на просторах недавно ещё большого н могучего государства, где жили почти одинаково и тот, кто пахал, как папа Карло, и кто бил баклуши, прозвучало подобно грому среди ясного неба: "Что не запрещено, то разрешено", Орлов чуть было не задохнулся от счастья. Пока пахари и честные люди рассуждали, присматривались, в его изощренном мозгу тут же родился план, позволяющий обманывать не единицы, а сразу тысячи. Подобрав себе надёжных помощников, он их руками начал возводить те сооружения, которые впоследствии получили название пирамид. И деньги потекли рекой. "Нафаршировавшись" ими до предела, понимая, что скоро этому придет конец, Орлов незаметно отошел в сторону и создал фирму по закупке нефти.