Тает, начинает таять, — с затаённым восторгом подумал я, направляясь дальше по коридору в сторону нашего купе.

В купе доктор выпил почти тёплой минеральной воды, но читать не захотел. Захотел играть в какую-то игру, в которой мы что-то чертили на бумаге и потом угадывали, но мне это понравилось, и мой доктор даже смеялся, пока мы были заняты.

Через часа четыре доктора снова сдуло ветром в коридор поезда, но на этот раз, потолкавшись там, он вернулся обратно, принимаясь аккуратно и очень медленно собирать все свои щёточки, расчёски с очёчками по купе.

Насилу он дождался станции. Он царственно возложил на меня все обязанности касательно всех наших с ним вещей, и сам лично своей царственной персоной спустился с поезда на сухой, обсыпанный песком, перрон. Я, навернувшись с какой-то из ступенек, живо собрал все чемоданы и последовал за стройным телом супруга, облачённого в тонкие светлые брюки и тёмно-синюю рубашку-поло, к каменному парапету, в надежде поставить на него что-нибудь из вещей. Как только я это сделал, за нашими спинами тронулся поезд и, пророкотав набирающейся скоростью, схлынул в далёкую правую кулису, открыв перед нами солнце, море и весь приморский городок с ослепительно белой лестницей, ведущей в его недра.

Лектер, бросив меня, сейчас же вспорхнул и как мотылёк с крылышками перелетел по настилу через железнодорожные пути. Он нашёл там такой же каменный парапет, замер около него и вцепился в море глазами. Он о чём-то глубоко думал, когда я, навьюченный как ослик, притащился к нему вместе со всей нашей поклажей.

— Милый! — окликнул я его. — Возьми сумку?

Лектер посмотрел на меня, на сумку. Он забрал у меня и сумку, и свой чемодан, покачал головой и направился к лестнице.

Несмотря на докторское задумчивое благоговение пред водной гладью, бежать скорее к морю он не захотел.

В покрытом щёлками во всех деревянных поверхностях убранства номерке с балкончиком в сторону пристани Ганнибал лениво сидел в тонконогом креслице, всё глубже и глубже утопая в нём, сцепив руки, вытянув ноги и смотря куда-то в сторону открытого окна. Я, перешагивая через чемоданы, ходил в комнате.

— Разобрать твои вещи? — закинув в ванную полотенце, спросил я.

Ганнибал медленно перевёл на меня взгляд.

— Хочешь обедать? — предложил я, чуть улыбнувшись.

— Переодень меня, — лениво и сладко улыбаясь, попросил Ганнибал, вытягивая в мою сторону руку с кольцом.

Я подошёл, опустился на коленки у его ног и стал снимать с него обувь. Отставив лёгкие туфли в сторону, я полез расстёгивать его брюки, успешно с этим справился и попробовал их с него сдёрнуть. Лектер ласково рассмеялся. Он сел, сам снял брюки с бёдер, позволил мне стянуть их полностью и забрать себе. Сам же энергично стянул через голову рубашку-поло, сейчас же вставая. Мы с ним встретились наверху — я со штанами в руках, он с рубашкой. Я обнял его за талию, он дал себя поцеловать. Штаны я отложил на спинку кресла, он рубашку, сложенную вчетверо — туда же.

Я по старой привычке чуть не сморозил что-то из старого неловкого репертуара любовника-дурака, но Лектер меня одёрнул. Тогда я очень серьёзно и глубоко на него взглянул и так же серьёзно сказал:

— Сэр?..

Лектер снёс меня поцелуем. Мы мигом очутились в кровати. Я уже был в этом хорош: я умел говорить почти что угодно таким тоном, каким следует. И снова, второй уже раз всё те же солнечный свет, морской прибой и ласковое тепло доставили мне эстетически и практически совершенного мужа! Как оно всё взаимосвязано?

До вечера Лектер не ныл. До вечера Лектер поел бутербродов. И Лектер так и не ринулся к морю.

Ночь была полной, густой и здоровой. Ганнибал крепко спокойно спал на свежей чистой постели рядом со мной. Я слышал его дыхание и периодические похрапывания, которых я, разумеется, вовсе не слышал, а мне только это казалось, и чувствовал разливающееся по всему телу тихое удовольствие.

Когда я прижался к его плечу, он, не просыпаясь огладил пальцами край моего лица и подбородок, сладко вздыхая и продолжая спать. Я ждал утра. С Ганнибалом я каждый раз со страхом ждал утра, чтобы поскорее удостовериться в том, что всё по-прежнему в силе, как это было, когда мы засыпали вечером.

Ганнибал проснулся сердитым. Он отчего-то очень сердито чихал, и его недовольно сдвинутые бровки мешали мне умиляться его чиханиям. Умывшись, Ганнибал со знанием дела поворчал на меня за чемодан, брошенный посреди комнаты, после чего мы отправились завтракать. Полбокала вина вместо сока за завтраком привели Ганнибала в чувство, и он даже попросил у меня прощения за свою утреннюю ворчливость. Я, махнув на него кусочком сливы, попросил забыть об этом.

Я думал о том, что мы вернёмся с ним в номер, может быть, отдохнём, но после обязательно вскочим на ноги и отправимся куда-нибудь в горы, искать местные достопримечательности, указанные в гиде… но у Лектера были другие мысли по поводу наших планов.

— Уилли, — обратился он ко мне, — ты не будешь против, если я немного прогуляюсь сам?

— А почему я должен быть против? — чавкая, удивился я, потому что конечно же я был против.

Ганнибал пожал плечами с улыбкой.

— Если ты не против, то сделаем так. Спасибо, — сказал он. — К обеду я, наверное, уже вернусь… Может быть, дойду сейчас до пристани и тут же пойду обратно. Ты будешь в номере?..

— Да, наверное, — удивляясь ещё раз, проговорил я. — Где мне ещё быть?

— Ладно… Спасибо.

Ганнибал поднялся, хотел меня поцеловать, но, заметив кучу народу вокруг, передумал и, просто улыбнувшись мне, ушёл. Я вернулся в наш номер один.

К полудню на небо над городом очень некстати начали наплывать облака. С каждым часом они закрывали все большую часть неба, обдавая сверкающий мокрый берег и дальние скалы потоками холодной голубо-серой тени.

Лектер вернулся тихо, в одну из таких теней. Услышав его, я весь напрягся, читая какой-то дурацкий местный журнал и приказывая себе не шевелиться.

Ганнибал прошёл в комнату, где я сидел на диванчике, аккуратно сел рядом, и неожиданно принялся нежно прилипать носом к моей шее, медленно подтягивая всё остальное тело ко мне ближе, как большая седовласая улиточка. В это мгновение я подумал одновременно о том, как я сильно его люблю и том, как сильно я его при этом боюсь.

Что-то случилось, — решил я. — Сейчас выдаст.

— Если бы я тебе изменил, и ты узнал бы, что бы ты сделал? — спросил он, заметив, что я отвлёкся от чтения.

— Мне было бы больно, — сказал я, искоса взглянув на Ганнибала.

— И что бы ты сделал?

— Сказал бы тебе об этом, чтобы ты знал.

— И?..

— И был бы долгое время на тебя обижен.

Ганнибал приподнял подбородок с моего плеча.

— И всё?

— Да.

— Ты бы не выгнал меня, что ли?

— Конечно, нет, — встряхивая журнал, недобро усмехнулся я. — Ты же бы изменил мне, а не разлюбил.

Ганнибал опустил реснички.

— Ты изменил мне?! — спросил я, еле сдерживая смех.

— Конечно, нет! — испуганно улыбаясь и хмурясь одновременно заявил мой неудавшийся клятвопреступник.

В этот самый роковой момент, несмотря на мелькавшее местами солнце, в окнах блеснула молния и, спустя секунду, раздался грозный и клубящийся рокот обожжённого воздуха. Лектер, оставив меня в компании хрусткого журнала, срочно убежал на балкон, чтобы уставиться в небо и оценить ситуацию.

— Хочу колбасы, как вчера, — заявил он, возвращаясь. — Есть?

— Ну… Вчерашнюю съели, — растерялся я. — Можно ещё купить.

— Да.

— Мне пойти с тобой?..

— Да! Кто мне пакет нести будет?

— Так ты же одну колбасу хотел…

— О-ой, — махнул на меня Лектер рукой, куда-то убредая. — У нас зонтик есть? — крикнул он откуда-то оттуда.

— Неа.

— Хорошо! — решил он, громко меня оповестив об этом.

Чего хорошего? — подумал я и посмотрел на балконную дверь: в верхнем её окошечке к нам в комнату заглядывало набирающее синеву, тяжёлое, полное непролитым дождём небо.