— Что?.. — впал в прострацию Роб. — Ты так долго болтал и… к чему это было?

— Он омега, — улыбнулся Том. — Понимаешь?

— Не понимаю.

— А ты постарайся, — подбодрил Хиддлстон. — Он — омега, а я — альфа.

— И всё?

— Да, всё, — сказал Том. — Всё вот так вот незатейливо, а иногда жизни не хватает, чтобы такое понять.

— То есть вы просто решили быть, кем вам хочется, я не понял?..

— Мы просто сказали себе, кто мы есть, — допивая чай, поправил Том. — А не кем нас считает кто-то, кроме нас. Это до дебилизма просто; сложность всегда только в том, что каждому человеку надо понять для себя своё единственное «простое», в то время как именно поиски того, что следует понять, оказываются зверски сложными.

— Вы, стало быть, своё единственное нашли?

— Пока — да, — отозвался Том, поднимаясь, чтобы отнести в кухню свою кружку. — Но кто знает, чего нам в будущем ещё придётся поискать? Я смотрю на мелких и мне становится совершенно отчётливо видно, что в той части истории будет сто тысяч таких вот неразрешимых задачек, каждую из которых надо будет решить. Однако я полон оптимизма.

Роберт расслабился, растекшись по дивану и выдохнул: «Э-эх!..».

— А он? — резко поднимаясь и преследуя Томаса, уходящего в сторону кухни.

— А что «он»? — спросил Том. — С ним всё в порядке. Он и не переставал меня любить.

— Ты его, выходит, переставал?.. — нахмурился Роб.

— Тш-ш, — с хитрым видом прикладывая пальцы к губам, Томас зашипел на него и, пользуясь его замешательством, принялся мыть чашку в раковине.

— Не надо, просто поставь её! — очнулся Роберт.

— Уже вымыл, уже, — со смехом обернулся на него Том, оставляя чистую чашку и закрывая кран.

====== 94. Нос и уши. ======

— Хэмсворт, я вот всё думаю… — пробормотал Том, отматывая кусок нитки с катушки и отрезая его ножницами.

В это время Джеймс шумно скакал где-то за его спиной, производя одни и те же громкие звуковые рулады, а Крис, совершенно не услышав обращённой к нему речи, ушёл на кухню.

— Ла-а! Ло-о! Ла-а! Ло! — громко повторял Джеймс.

— Не кричи, пожалуйста, — обратился к нему Хиддлстон, забыв, что хотел сказать.

— Я не кричу, я пою! — возмутился Джеймс и продолжил: — Ла! Ло!

— А, извини, — понял Том. — Тогда не пой, пожалуйста.

— Но я хочу петь! У меня же есть голос, — резонно сообщил Джеймс.

— У всех есть голос, — заметил Том.

— А вот и нет, — оспорил Джеймс.

— Хорошо, не у всех, — сказал Том, с трудом вдевая нитку в иголку. — Но уже поздно, вечер. Попоёшь завтра.

— М-м! — капризно заныл Джеймс. — Мне сейчас хочется. Можно и вечером петь!

— Если не так громко, то пой, — сдался Том. — Но сперва скажи, что ты собираешься петь.

— Я — не что-то, я — так, — крутясь у дивана, проговорил Джеймс.

— Раз ты решил петь, так надо подобрать репертуар, — серьёзно произнёс Том, пришивая какую-то пуговку.

— Что такое рере… Что это такое?

— Репертуар. Ну-ка повтори: ре-пер-ту-ар. Ре…

— Ре.

— Пе…

— Ре-ре-пе-тар.

— Ну, близко…

— Что это?

— Это набор из нескольких песен.

— Зачем набор? Я хочу все подряд песни петь!

— Разумеется, — одобрил Том. — Но сначала надо текст выучить, ноты и, кстати, научиться петь.

— Зачем? Я ведь и так умею! Послушай: Ла-а!

Том опустил руки с шитьём на коленки, со вздохом посмотрев на Джеймса.

— Умеешь пуговки пришивать?

— Нет!

— А хочешь попробовать?

— Не хочу! Мне иголку трогать нельзя, я же маленький ещё! — выпалил Джеймс, поглядывая то на папку-лиса, то на детскую рубашку: его, кажется, пугала перспектива что-то шить.

Том слегка прищурился.

— Под моим руководством можно. Торжественно разрешаю сегодня трогать иголку!

— Не-ет! — недовольно завопил Джеймс.

— Она не кусается, я хочу, чтобы ты попробовал, — невозмутимо сказал Томас, поднимая шитьё с колен. — Будьте так любезны: займите место на диване.

Джеймс всё ещё стоял и боялся, как последний трус.

— Мистер? — поглядел на него Том, приподняв бровь. — Я вам за это зефирину организую мимо крисова запрета.

Джеймс понуро склонил головушку и пришёл на диван, садясь, куда велел Том.

— Я уже начал, — сообщил папа-лис, подсовывая свои длинные пальцы под руки Джеймса и вкладывая иголку с ниткой в его хватку. — Смотри: бери этой рукой пуговку, пальцем придерживай, а здесь иголку с ниткой. Надо всунуть её в эту дырочку, протолкнуть насквозь, потом перевернуть край — вот она вылезла. Тяни снова. Теперь крест-накрест в дырочку и снова в неё.

— Ай!

— К себе можно рубашку не пришивать. Чуть к ноге не приделал. Ну, это не страшно. Я сам себя, бывает, колю… Да, вот так, сюда, перевернул, вытянул, снова в ткань, снова вытянул. Понял? Теперь надо закончить.

— А как?

— Узелок такой сделаем: подцепляй кусочек, делай петельку, в неё иголку пропускай и вытягивай. Всё. Она закрепилась. Ножницы бери, вот тут режь… Готово. Починено. Рубашка вновь полноценна.

— На, — отдавая иголку Тому, торжественно проговорил Джеймс.

— Теперь ты умеешь пришивать пуговки, — возвращая иголку в катушку ниток и откладывая, сказал Томас. — Что, страшно было?

— Да нет, даже не трудно, — признался сын, равнодушно пожав плечами.

— Одну пришить — не трудно, это точно, — согласился Том. — А сошьёшь мне новый костюм на работу? А то старый надоел.

— Я не умею весь костюм… Ты чего пап? — улыбнулся Джеймс, не понимая, почему отец не втыкает в такую очевидную вещь.

— Даже я подвис, — выходя с книжкой из коридора со стороны кухни, сказал Хэмсворт, с приоткрытым ртом смотря на Тома. — Если бы я с такими подкатами за тобой ухаживал, мы бы до сих пор дальше первого свидания не продвинулись…

— Не мешайся! — отмахнулся от него Том. — Я пытаюсь провести аналогию.

— Я это редактировать не буду, если ты напишешь. Так и знай, — кусая банан, предупредил Хэмсворт. — Ты у нас слишком уже увлёкся фантазированием на тему альтернативных методов воспитания. Не надо искать аналогию, где её нет. Просто скажи мелкому, что, чтобы петь тоже надо учиться. И что со стороны свой голос не так слышится, потому что уши и рот далеко друг от друга.

И он победоносно дал Джеймсу укусить от своего банана.

— Это правда? — с бананом во рту, промямлил Джеймс. — Про рот и уфы.

— Правда, — тоже жуя банан, подтвердил Крис. — А то развели тут швейную фабрику…

— Хм! Тоже так же влезу, когда ты свои воспитательные меры предпринимать станешь, — тоном угрозы сказал Том, относя нитки на место.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Крис, уходя в спальню и почти сразу вновь утыкаясь в свою книжку. — Напугал ежа…

— Ничего смешного! — сердито фыркнул Том себе под нос, но почти сразу улыбнулся. — Вот так, кот-оцелот, — подвёл он итог, встряхнув рубашку, складывая её и смотря на Джеймса. — Пойдём вторгнемся в детскую, — мотивируя это тем, что нужно убрать рубашку в шкаф, сказал Том. — И, кстати, Хэмсворт, я что-то тебе хотел!.. А. Нет. Не важно, — сказал он сам себе, вспомнив, что хотел сказать нечто приятное для оцелота, но теперь передумал.

====== 95. Детальки. ======

— Нам нужен дом, — пробормотал сонно Хиддлстон, валяясь на кровати.

— Нам не нужен. И тебе не нужен, — более активно копошась, поглаживая лисицу и сдержанно лаская, сказал Крис. — Когда слегка не хватает места лучше, чем когда больше, чем надо.

— Белья стирать много шибко… — зевнул Том. — Вечно что-то сушится. А так бы во дворе развесил и… и…

— Всё в пыли, во дворе-то. И ты, главное, представь, как целый дом убирать долго.

— Ой, если ещё и два этажа!..

— Себя представь с пылесосом, который тащится то вверх, то вниз, а потом ещё пылесосит лестницу…

— Всё, всё, — заворочался Томас на подушке. — Унялось. Нам ни в коем случае дом не нужен, я это понял. Может быть, лет через пять.

— Когда второй выводок оформим, тогда.

— За-аткнись, — велел Том, широко улыбаясь.