====== 2. Нос к носу. ======
Женщина, потянувшаяся было к банке с гусиным паштетом на полке супермаркета, вздрогнула, услышав рядом с собой вкрадчивый мужской голос, произнёсший дословно следующее: «Привет, сучка...». Она испуганно оглянулась, видя проходящего мимо мужчину с корзинкой супермаркета и мобильным телефоном, прижатым к уху, в который он своё милейшее приветствие и направлял, выглядя при этом, как довольный щурящийся на солнышке кот.
Женщина вздохнула с облегчением, посокрушавшись про себя насчёт катастрофической распущенности молодёжи, и положила гусиный паштет в свою корзинку, уходя в отдел овощей. А мужчина, почёсывая щёку окольцованным мизинцем и слушая сонного откофевшего от чёрного кофе и работы Томаса, отправился по указателю «рыба и морепродукты».
Мужчиной был никто иной, как Крис Хэмсворт, выбравшийся из дома за покупками и позвонивший по этому поводу своему партнёру с кратким вопросом, не нужно ли ему что-нибудь купить к ужину. Вынырнув на минуту из царства цифр, договоров, подписей и тихонечко под рабочим столом виляя хвостом, Хиддлстон, с трудом вспоминая повседневный человеческий язык, попросил, если Крис собирается купить что-нибудь мясное, приобрести куриных сердечек. А кроме сердечек, пожалуйста, пакет нежирного кефира, баночку маслин, маринованных помидорок, конфет с карамельной начинкой и тот большой пакет суфле, который они не взяли позавчера. Ну или хотя бы что-то из этого.
- Ты по списку мне начитываешь? – с усмешкой спросил Хэмсворт.
- Нет, я просто только что думал о том, чего бы я хотел съесть...
- А против форели ты что-нибудь имеешь?
- Нет-нет-нет, отлично! Форель – отлично! Можешь тогда даже сердечки не брать. Кстати, насчёт ланча. Я освобожусь в половине третьего. С удовольствием пообедал бы в твоей компании чем-нибудь японским. Ты сможешь?
- Да, конечно, я поэтому и пошёл в магазин сейчас.
- Тогда к двум я позвоню.
- Ладно.
- И заеду за тобой, если ты не против.
- Хорошо.
Выслушав ещё раз список заказанного, Крис пожелал Тому хорошей работы и сосредоточился на выборе продуктов.
На кассе он вновь столкнулся с женщиной, слышавшей начало его разговора. Она демонстративно встала в другую очередь, окинув Хэмсворта недобрым взглядом. Он попытался улыбнуться, но это ситуацию не спасло и он, в недоумении пожав плечами, стал выкладывать покупки из корзины, так и не сообразив, чем, собственно, он так не понравился совершенно незнакомой с ним леди. То, что он уже встречался с ней в магазине, Крис не заметил, а что при этом говорил – и подавно. Но даже, если бы он и соотнёс эти вещи, он бы лишь с некоторым допущением смог её понять.
Не потому, что употреблённое слово было неизвестно ему в том смысле, в котором другие могли его воспринять, конечно, он прекрасно знал о его общепринятом уничижительно-слэнговом оттенке . Но за время своей жизни он успел отвыкнуть от обычного его восприятия, как правило заменяя им словосочетания «мой партнёр», «моя самка» или попросту – омега. Он справедливо называл омег суками. А сукам, меж тем, это нравилось, почти у всех поголовно вызывая ассоциативную нежность к партнёру.
И своего Тома Крис с удовольствием называл сучкой. Мало задумываясь о том, когда и где он это говорит, из-за чего Хиддлстону пару раз приходилось краснеть за него в компании людей, далёких от этого. Но пока это удавалось обратить в шутку, а после отшлёпать неразумного котяру, вразумив больше так не делать на людях, всё было в порядке. Крис с охотой обещал, что такого не повторится, но, как и у всех котов, память на обещания у него была недолгой... Ещё и словечко это будто само по себе так и норовило лечь под язык в определённый момент, а он далеко не всегда наступал в стенах тёплой норки! Но даже сердясь на партнёра за очередную неуместную оговорку, Хиддлстон ощущал подсознательный трепет от сказанного.
Ведь дома, спрятанный от холодного безразличного мира, Том ловил такие слова, улыбаясь от той самой ассоциативной нежности. У каждой пары, независимо от частоты употребления другими партнёрами, именно «сучка» почему-то становилось самым близким, самым личным словом, так же как и тихое «люблю тебя» – казалось бы общее, обезличенное – всегда принадлежало каждым влюблённым в отдельности, становясь их глубоко личной тайной.
Каждый раз Крис буквально издевался над Томом, обзывая его своей «течной сукой» (даже когда это было вопиющим враньём), «сучкой», «сучечкой», даже «сучёнком». Маленьким и милым, хотя это тоже было враньём. По крайней мере насчёт маленького. Но то, каким был Том на самом деле, и то, каким был он для Криса, могло разниться как ночь и день.
Для остального мира Том, наверняка, выглядел чем-то вроде мужчины ростом под метр девяносто, одетого почти всегда в новенький приталенный костюм с жилеткой и галстуком сдержанного цвета. А благодаря своему самообладанию и ревностной заботе о гигиене – он подчас оставался не узнанным или – пуще того – принятым за альфу, запах которого подцепил накануне. В любом случае, со стороны Томас выглядел как почти полностью самодостаточный самец, что было в корне не верно. И для Криса это было яснее ясного. Внешний вид был не более, чем мишурой, бледной картинкой, затмевавшейся дурманящим ароматом остро пахнущей, манящей особи, самки, самой нежной и желанной ласковой суки, готовой, пусть не сейчас, но пойти на жертвы ради выведения его, Криса, котят.
Ещё, разумеется, было слово самка. Попроще. Приемлемо, но немного формально. Просто как понятие противоположности – самец и самка. Ничего особенно романтичного. Хотя «самочка» звучало уже намного теплее.
И «омега». Томасу слово никогда особо не нравилось. Возможно потому, что он сам был ею, или потому, что не испытывал нежных чувств к другим омегам, видя в них пусть часто и косвенно, но соперников в борьбе за самца. Само слово звучало как доведённое до абсолюта холодное определение. И, если бы Том мог выбирать, как именно называться, он предпочёл бы любую другую букву алфавита, вместо этой, вызывающей навязший на зубы стереотип блёклых, но плодовитых пухленьких и подслеповатых самок, не волнующихся в жизни ни о чём кроме взращивания многочисленного потомства.
И даже, будучи в себе абсолютно уверен, Том подсознательно пугался мысли внезапно превратиться когда-нибудь в такое великолепно безобразное существо. Он вообще с трудом мирился с мыслью о том, что ему придётся вынашивать потомство, предпочитая занимать свои будни каждодневной работой, из-за которой времени на самокопание у него не оставалось.
Что касается Хэмсворта и его работы, то у него всё было далеко не так ровно и определённо, как у Тома. За свой век он успел сменить множество рабочих мест, ни к одному из них так и не прикипев душой. Было дело, он просиживал ночи в серверной, потягивая что-нибудь из неизменной синей кружки, или чистил бассейны в дельфинарии, был охранником ночного клуба, писал статьи в журнале... В последний раз он писал статьи. Периодически кропал статейки для компьютерного журнала и вёл неприметную колонку. Но случилось так, что со временем несколько страниц издания перестали укладываться в бюджет и выгодно окупаться. Хэмсворт и ещё пара сотрудников безжалостно пошли под нож и, в итоге, Крис вынужден был получить расчёт и пожелание удачи на жизненном пути. Работал он большую часть дня дома, так что ему даже не понадобилось приезжать в офис – деньги перевели на счёт, уведомив о ситуации по электронной почте. Забытую в офисе синюю кружку Крис предпочёл оставить коллективу на память.
За всё это Крис чувствовал себя виноватым. За то, что к моменту знакомства со своей шикарной самкой, он не удосужился устроиться в жизни. Вернее, как ему казалось, он устроился. Но казалось так только до момента знакомства со своей шикарной самкой.
У Криса была небольшая квартира, недорогая машина, даже небольшие накопления на счёте, которые он считал внушительными, пока не понял, что Том легко может просадить подобную сумму в течение одного уикенда.
