— Надо бы, но нет.
— Надо?
Крис заикнулся было, чтобы ответить, но промолчал.
— Мы вернём рифму, — сказал он.
— Назови меня…
— Сучка.
Томас закрыл глаза, утыкаясь в край кофейной кружки лбом.
— Люблю тебя, кот, — шепнул он. — До встречи вечером.
— Пока.
Хиддлстон взглянул на поверхность экрана. Неподалёку тихо-текуче журчал фонтан.
Было во всём этом лёгкое ощущение серого налёта, ощущение отсутствия первозданной свежести. Что-то медленно, ноюще, с запоздалым уколом обезболивающего срасталось внутри, какая-то невидимая хрупкая косточка. Тело изнывало от неловкого окостенения, просило новизны, избавления… но определённо было живо, раз всё это чувствовало.
Хотелось верить. Во всё, во что угодно.
Однажды квадрат больничного окна расширится до всей вселенной. Это неизбежно. Ведь как он говорит это: сучка. Как сладко он опять это говорит!
====== 93. Подруженька. ======
— Ну что, рассказать тебе то, что ты так жаждешь от меня узнать? — спросил, усмехаясь Хиддлстон.
— Я тебя из дома не выпущу, пока не расскажешь, — наполняя свой бокал, веско ответил Роберт Дауни. — Но сперва объясни-ка мне вот это, — он взял со стола книгу, перехватывая поудобнее, и кинул её Тому на диван. — Я когда увидел, решил, что у меня галлюцинации, а когда перевернул, то подумал, что кто-то украл твою личность.
— Ну что сказать… — улыбаясь, проговорил Том. — Личность мою никто не трогал, кроме тех случаев, о которых ты знаешь. Да, это моих рук дело. Разве так удивительно?
Роберт хмыкнул, огибая стол, подходя к дивану и усаживаясь рядом с Томом.
— Удивительно то, что я купил это, начал читать… и очнулся только на второй истории, — сказал он. — Вот уж не предполагал, что когда-нибудь такое увижу. Я бы ещё понял, если бы книга называлась как-то вроде «Тайм-менеджмент для деловых лисиц», но, извини, сборник сказок? Ганс Христиан Хиддлстон. Так тебя теперь называть?
— Называй, как хочешь, — благосклонно позволил Ганс Христиан. — Я давно уже разучился влиять на то, как ты меня называешь.
— Нет, ты мне всё-таки объясни: как так получилось, что сердитый лис в костюме ударился в описание приключений драконов с принцессами?
— Сердитый лис в костюме — это ты, — заметил Том. — А я просто в костюме.
— Допустим, что так. Но всё-таки?
Томас вздохнул.
— У меня трое детей. Тебе нужны ещё какие-то объяснения?.. Я долгое время не мог понять, что такое дети и как с ними следует общаться. Они как маленькие инопланетяне, прибывшие с исследовательской миссией, и, в случае чего, способные начать вооружённый конфликт. Мне нужно было понять, как найти с ними общий язык, потому что иначе мы не смогли бы сосуществовать.
— Ух ты, какие глубокие мотивы, — оценил Роб. — И что же, это твой детско-всеобщий учебник?
— В каком-то смысле да, — Том отпил чая из чашки, которую держал в руках. — Мне постоянно, в режиме нон-стоп приходится что-то объяснять, рассказывать, растолковывать. Ты берёшь в руки банан, начинаешь его чистить и тут прилетает: папа, почему ты чистишь банан так, а не иначе? А как правильно его чистить? А где у банана верх, где низ, почему он жёлтый, почему он длинный, почему яблоко круглое, почему апельсин кислый… И это ещё ерунда… Так что, по правде говоря, я не собирался писать никаких сказок, но когда ребёнок выстреливает своим «почему у меня есть пупок», ты глубоко вздыхаешь и думаешь: отмахнуться или прямо сейчас с места в карьер рассказать ему всё на свете? — Том помолчал. — Бывает, что я и отмахиваюсь, но, если есть хоть мизерная возможность задержаться в этом моменте и поговорить, я стараюсь говорить. Отсюда растут ноги у всех этих историй. Ты сам погляди: почему деревья растут вверх, почему птицы летают, почему люди друг друга любят или не любят, почему лужи мокрые, кто такие драконы, почему часы идут в одну сторону и так далее.
— Ты философ среди пятилеток, — с уважением в голосе произнёс Роберт, кивая. — Я так сильно в своё время не заморачивался.
— А я наоборот, — потирая чайную чашку, вздохнул Том. — Ожил.
— А был мёртв?
— Мгм, — согласился Том.
— Понятно, — искоса поглядывая на него, констатировал Дауни. — В другой раз, как начнёшь философствовать — зови меня. Я бы это послушал.
— Это обычно случается, когда мы куда-то опаздываем и я очень нервно пытаюсь завязать Алисе шнурки......и вдруг получается лекция на тему лёгкой промышленности, — копаясь в воспоминаниях, сказал Том.
— Значит, я рад за тебя, — проговорил Роб. — Что ты обрёл себя.
— Точно, — с довольным видом отпив чаю, сообщил Том.
— Ладно, про книжку я понял.
— Книжки, — поправил Том. — Их вообще три. Две со историями и ещё сборник размышлений на тему — но ту мы чисто сами для себя напечатали, так, пару штук.
— Мы — это ты и…
— Крис. Это вообще была его идея — он мой главный редактор, он и тот, кто велел мне начать записывать мои бредни.
— Вот тут мы плавно подходим ко второй волнующей меня теме, — постановил Роберт. — Скажи мне, не сочти за труд, какого чёрта?
— В смысле? — не понял Том.
— Всё ты понимаешь, — криво улыбнулся Дауни. — Когда мы с тобой в прошлый раз что-то пили у меня дома, ты ломал руки в красивых жестах отчаяния, беспрестанно сетуя на неразрешимость ситуации, в которой тебя не хотят.
— Что… я делал? — удивлённо переспросил Том. — Я ничего не ломал…
— Ну. Может, не ломал. Но всё остальное имело место быть, — напомнил Роб. — В итоге, как я понял, вы передумали что-то менять, он остался деревенщиной… тысяча извинений! Остался альфой и вы снова Бонни и Клайд.
— Нет, — отмахнулся Том. — Всё было не так! Там столько всего было, что…
— Но он альфа.
— Нет.
— Как нет? — нахмурил брови Роберт. — Я сам чуял!
— Ну да, — согласился Том. — Но не так всё просто.
— Чтоб у вас с ним — да было просто? Не смеши мой галстук.
— У меня не хватит остроумия на твой галстук, — признался Томас.
— Ну ладно, — опираясь локтем на спинку дивана, подсел поближе Роб. — Давай, как подружке: как у вас всё было? Прям всё-всё. Я, стерва, любопытная.
— Действительно хочешь знать? — колеблясь, спросил Том.
— Больше всего на свете.
— Ох… Когда он захотел стать омегой, я согласился и он перешёл на таблеточную диету…
— Угу, помню такое.
— …после чего я одурел, решил, что у нас нет будущего и ушёл, потом вернулся обратно.
— А он?
— Он сердился, но домой пустил из-за детей… и за моё отчаянное красноречие.
— И ты?
— Я вернулся, и он тогда взял и бросил свою затею с таблетками.
— А она?
— Кто?..
— Затея.
— Затея… закончилась, — пожал плечами Том. — Он психанул и в первую же ночь спустил все колёса в канализацию. И косу свою обкромсал чуть ли не под корень.
— А ты?
— А я молчал, чтоб обратно не выгнали.
— Не выгнали, стало быть?
— Нет, как видишь. Его ещё долго ломало потом: он то извинялся, то пытался быть альфой, то вспыхивал ко мне лютой ненавистью, то снова извинялся, яблоки жрал…
— Яблоки?
— Ну да. Разбудил меня ночью и протягивает яблоко, говорит: хочешь? Так с ним в кровати сидели и ели яблоки.
— А после яблок?
— Спать легли. Он тогда ещё сильно тронутый был и злился на меня.
— Мм. Короче говоря, если отбросить все твои лирические усложнения сюжета, его вылечило время и вы воссоединились.
— Н-нет, — отрицательно качнул головой Том. — Не совсем так.
— Тогда продолжай.
— В общем, когда он отошёл от лекарств, идея его не оставила, — сказал Хиддлстон. — Но он просто заткнулся и не мог придумать никакого выхода.
— Но вы его всё-таки нашли, надо полагать?
— О-о, это была кровавейшая из кровавейших битв… — усмехнулся Том, потирая бровь. — И она растянулась на годы. Это я раньше считал, что любую проблему два умных человека могут решить, стоит им один раз поговорить, а если не решили — стало быть, она вообще не решаема… Сейчас я не так категоричен в этом мнении. Да и теперь я не совсем уверен в том, что некоторые проблемы нужно решать… И что их можно решать до конца… Но это снова философия. На этот раз тридцати-шести-леток. В общем, ты хотел, думаю, услышать только вот что: он сидел со мной рядом, заливал молоком хлопья и между делом брякнул, что он омега… Всё.
