— Я те щаззз пстираю, — заплетающимся языком произнесла она и похлопала его по широкой груди, заодно пощупала его мышцы со звуками «о-о-о-а-а-а!».

Серый от этих междометий почему-то подбоченился и заявил:

— А пшли в толчок. Паш, будь другом, я тя в кои-то ве… ик! веки пршу-у-у… Что это тут у нас? Петрушка на подбородке? Ты чё сёдня не брился, а, пьянчуга недотраханная?

— Ты чё, мудила, ваще? Не порочь моё доброе имя, — Пашка отмахнулся от Серёги, который, рискуя всё же наконец-то уронить подружку, решил убрать листик петрушки языком. Руки у него были заняты — он намертво вцепился в девушку. «Если грохнутся, то сразу оба», — оценил Пашка. — Моё имя и так уже все, кто мог, опорочил, — мотнул головой Пашка.

— Тогда те нечего терять, зайчик… ик! мой, — уверенно сказала захмелевшая красавица. — Па-а-ашенька, побудь на стрёме, пока я ему рубашечку стираю. Не могу я на это сма-а-атреть. Как я моих олухов… то есть мальчиков, отпущу в таком виде? — похлопала она ресницами.

— В каком виде? У меня рекспенктаб… тьфу, презентабельный вид. Блин, я тоже, что ли, пьяный? Не, я не пью. Ну вот ва-а-аще! — побожился Пашка и постучал себя в грудь. — Верите? — взгляд был настолько убедительно-фанатично правдивым, что поверили бы даже монахи, а запах пива списали бы на питейное заведение. Правда, мыслями, что в таком заведении делать монахам, Пашка решил себе голову не морочить. Он отбуксировал Серёгу, который держал на руках визжащую и хохочущую чувиху, в то самое место, в которое они оба так скромно попросились.

Найдя искомое, Пашка на минуту тормознул, решая, в какую «залу» их впихнуть: на двери которой табличка с изображением кружочка и треугольника или где нарисован кружочек, а под ним прямоугольник? Прямоугольник Пашке почему-то приглянулся больше, тем более что из помещения с дверью, помеченной треугольником, выползла какая-то девица. Пашка решил, что прямоугольник он уже точно где-то видел и вроде бы там всегда было более чем безопасно. По крайней мере, девки на него там не вешались, когда ему хотелось уединиться в кабинке. Писсуары он не любил, потому что кроме девиц на свете ещё были парни, и некоторые из них почему-то начинали знакомство с оценки того, что имелось у Пашки в штанах: что спереди, что сзади. А это была его неприкосновенная собственность, которую он берёг. Мацали Пашкину задницу лишь через джинсы и лишь очень близкие люди.

Вот он и запихнул друзей со словами «просю!» туда, где находились ещё писсуары, предварительно просунув голову в «тронный зал» и проверив, нет ли там посторонних кавалеров, а то и дам. И такое бывало в его практике, что люди, замучившись ждать, ныряли туда, где свободно. Он стоял на пороге, наблюдая, как Серый с поплывшим взглядом стянул рубашку, Снежка тут же сунула её под кран, налила на пятно жидкое мыло и принялась жамкать под горячей водой, отчего её руки покраснели. Серый заботливо предупредил: «Обожжёшься».

Она беззаботно улыбнулась и повела плечиком, пожирая при этом глазами его торс. Потом перекинула взгляд на Пашку, словно ища на нём пятна тоже, чтобы заодно и его разоблачить и полюбоваться на второго друга тоже.

— На пляж летом вместе сходим, — ответил Пашка. Хоть он и был несколько пьян, но жадный взгляд захмелевшей девицы от него не укрылся. — А то тебя Женька потом по асфальту раскатает.

— Это я ревнивый? — возмутился тут же Серый. — Это твой нижний ревнивый хуже шекспировского Отелло. И ты ему это позволяешь? Ты Верхний или кто? Запрети, и всё! Чё ты с этим пиздюком цацкаешься?

В глазах Павла сверкнули молнии. Он закрыл дверь на вертушок, подошёл к Серёге и вдруг обнял его сзади, прижав к корпусу руки Серёги так, что тот не мог ими действовать. Короленко от удивления замер, уставившись на Пашкины руки, находившиеся на уровне его ремня.

— Ты можешь вообще не ревновать Женьку ко мне? Хорошо подумай и ответь сейчас честно.

— Ммм… ну… не знаю, наверное, не могу, — немного смутился Серёга.

Снежка зомбировала взглядом двоих парней, машинально продолжая жамкать рубашку, которая уже наполовину была мокрой.

— А можешь не ревновать Снежку ко мне, когда она меня целует в щёку или я к ней прикасаюсь? Всего лишь по-дружески, заметь.

— Знаю я твои «по-дружески», — вспылил Серый, но объятий Пашки не расцепил.

— Ты уже ответил на этот вопрос. Ты можешь не ревновать меня к Женьке, Маринке? Знаешь же, что они мне дороги.

— Ты не спишь с Маринкой, — насторожился Серый, а его утверждение было больше похоже на вопрос.

— Ну и что. Не ревнуешь её как подругу ко мне, а меня к ней? Как своего Топа к Женьке? — Пашка ухватил Серёгу за волосы на затылке, дёрнул, запрокидывая ему голову. Тот зашипел, встретившись с жёстким решительным взглядом Никольского в зеркале. Павел одной рукой сильно прижимал его к себе, второй крепко держал за волосы так, что было больно. Его горячее дыхание мазало по скуле. Серый почувствовал, как снова тяжелеет в паху. И если Снежкины ёрзания он ещё терпел, то сейчас мочи уже не стало. Снежана раскрыла рот, уставившись на ширинку Серёги, затем перевела взгляд на Павла. ТАКИМ этого весёлого, часто мягкого с друзьями, а порой сочувствующего балагура Пашку она ещё не видела.

— Запретить можно о чём-то не говорить, но чувствовать не запретишь. Неудовлетворённость и опасения когда-нибудь выльются. Я предпочту знать, что он ревнует, знать, к кому и по какому поводу. И не наказывать его за это, а дать ему уверенность, что он нужен, что любим.

— Он использует ревность, как способ манипуляции, чтобы отваживать от тебя тех, кто ему не нравится, — произнёс Серёга, всё так же глядя на Пашку через зеркало и не смея пошевелиться, — слишком решительно сейчас Павел смотрел на него. Прежнее веселье Никольского как рукой сняло.

— Ты думаешь, что я такой наивный? — усмехнулся Пашка. — Не научился отличать настоящие чувства от мнимых? Вокруг меня в последние годы много «артистов» крутилось, — прошипел Пашка, ещё сильнее потянув за каштановые короткие волосы Серёги, уложенные в стильную причёску, словно стараясь сделать ему больно за то, что делали больно ему все эти так называемые «артисты». Короленко втянул воздух через зубы. — Не тебе мне указывать, что запрещать своему нижнему, а что нет, — холодно отрезал Никольский.

— Сейчас меня трахнешь или Снежку выставим? — Серый в долгу никогда не оставался.

Пашка мгновенно отпустил его вихры и с силой оттолкнул от себя. Серёга чуть не врезался в зеркало, вовремя выставив вперёд руки. Снежка чудом успела отскочить и ошалело заморгала.

— Охуел?! — возмутился Король, но звучало не очень воинственно. Похмелье ещё давало себя знать, а стояк никуда не делся.

— А я вот… рубашечку достирала, — пролепетала Снежана.

— Ты её уже целиком намочила. Топать тебе, Серёга, в майке и куртке, — хлопнул Никольский по плечу Короленко. Лицо приняло прежнее шутливое выражение, будто и не было ничего, никакого маленького инцидента. — Ребята, мне уже домой пора, — Пашка посмотрел на часы на телефоне. — Девочка моя, рад был тебя повидать. Ещё встретимся, — он ласково обнял и поцеловал в щёку подругу. Она тут же зацеловала всё его лицо, заботливо проверив, не осталось ли следов от помады. — Будете у нас — звони, может, и Женька выберется на встречу.

— Обязательно, зайчик. Береги нашего котёночка, приветик ему, — защебетала она.

Пашка отворил дверь. Снаружи стоял парень и зажимался.

— В женский сходи, тут пока занято, — посоветовал Пашка.

Парень явно удивился, но промолчал.

— Что это было? — Снежка осоловело потрясла перед Серым его полностью мокрой рубашкой и тут же машинально выкрутила её так, что всю измяла.

— Сессию он мне пообещал, вот что, — Серый не смог сдержать торжествующую улыбку.

— С чего ты взял?

— По-твоему, он просто так, что ли, назвал себя моим Топом?

— У него и так саб есть, куда ещё тебя, балбеса? Женька вены себе перережет, если ещё и ты у них решишь поселиться. Заодно и тебе. Нет, сначала тебе, а потом уж подумает, стоит ли самому убиваться, — уверенно заявила девушка.