— Я от тебя не отказываюсь, но хочу, чтобы ты всё мне рассказывал: что с тобой происходит, что ты чувствуешь. Ты же всегда так делал. Когда люди любят, они доверяют друг другу. Не надо мутить за спиной, как моя жена, твоя девушка, Серёгина супруга. Это может плохо закончиться. Обещай мне.
— Да, обещаю. Я буду с тобой честным, — пылко ответил парень, потерев горевшую щёку.
— Спасибо, котёнок, — Пашка прижал мальчишку к себе.
— Ты меня простил? — Женька, мелко подрагивая, обхватил Павла за торс и прижался к его груди той самой щекой, которая горела. Он услышал биение сердца своего Доминанта. Это умиротворяло.
Как он будет жить, если не будет слышать каждый день эти гулкие удары, просыпаясь на груди мужчины? Одинокая холодная постель у себя дома, вдали от Павла? Нет, так не должно быть. Его место здесь и только здесь — рядом с Павлом.
— Прощу. Обязательно, — отозвался мужчина. — Но сначала накажу, чтобы больше от меня ничего не скрывал. По-настоящему накажу, Жень. Очень строго. Так, чтобы тебе не захотелось повторить, — Павел отстранил парня. — Я же знаю, что лёгкая и даже средняя боль тебе нравится.
— Да. Я заслужил, Сэр, — Женька опустил голову.
— Иди теперь к турнику и вытяни вверх руки. Я тебя зафиксирую, — почти ласково сказал Павел, но что он не откажется от своих намерений наказать строго, это сомнений у Женьки не вызывало.
========== Глава 13 ==========
Он встал под турником, который был закреплён между стенами арки комнаты, вытянул руки вверх, чтобы его зафиксировали, а у Пашки сразу в паху потяжелело от одного осознания, что мальчишка ему подчинился, даже зная, что будет высечен жёстко. Он доверился ему. В глазах не было страха, только какая-то решимость.
Павел надел ему на запястья кожаные манжеты, зацепил карабины за верёвки, крепящиеся к стальной трубе, взял в обе руки по девайсу: в одну более мягкий флоггер, в другую плеть-многохвостку пожёстче. Он разогревал тело, постепенно увеличивая силу и частоту ударов, поднимая болевой порог. Женька ощущал на себе попеременно то словно ласкающие прикосновения, то жгучие пощипывания. Контраст возбуждал. Боль нарастала, а потом словно притуплялась. Павел сделал небольшой перерыв, после снова начал наращивать темп. Воздействие становилось всё ощутимее. Женька начал постанывать и морщиться.
— Кричи, если захочется, не сдерживайся, я не буду засовывать тебе кляп. Хочу слышать твой голос. И помни о стоп-слове, сегодня оно может тебе понадобиться, — сказал Павел и снова хлестнул по спине.
Сердце Женьки бешено колотилось, дух захватывало от мыслей: что же последует потом. Пока боль была терпимой и иногда даже приятной. Возбуждение разливалось по всему телу. Он закрыл глаза, слушал хлопки флоггеров. Потом по ощущениям понял, что Павел взял короткую однохвостку. Воздействие стало сильнее, задницу и спину словно резало. Мальчишка непроизвольно начал выгибаться, всё сильнее напрягая мышцы. С каждым новым всё более жёстким ударом вскрикивал громче. Женька боялся строгих девайсов ещё со времён игр с Серёгой. Павел приучал его постепенно. Больше гладил ими, чтобы парень привык к их виду и переборол свой страх.
Но сейчас с ним не играли — его наказывали. Женька ловил себя на мысли, что, несмотря на уже довольно ощутимую боль, его это возбуждает: само осознание, что он беспомощен, уязвим, обнажён и подвергается порке.
Удар. Ещё. Затем серия ударов. И снова перерыв. Только его учащённое дыхание слышится в тишине. Женька пытался выровнять дыхание и расслабить мышцы, как только ему давали передышку, а потом снова выл и вскидывал голову, видя перед собой бежевые обои на стене.
Он потерял счёт времени, растворившись в ощущениях.
Вдруг парень услышал звук открываемой дверцы шкафа, повернул голову и увидел, что именно Павел извлекает оттуда. Ту самую чёрную коробку, которую он недавно нашёл. Павел открыл её. Глаза Женьки расширились, и он, не помня себя, заорал:
— Нет, только не эту хрень! Я не хочу, чтобы была кровь, я боюсь!
Но длинная чёрная змея, свёрнутая кольцом, уже оказалась в руках Верхнего.
— Откуда здесь кнут? Зачем?
— Это длинная плеть, — поправил Павел. — Для кнута в комнате места маловато.
— Она так похожа на кнут, который был у Серёжки. Уберите! Ну пожалуйста, Сэр, — Женька с ужасом смотрел на девайс длиной около девяноста сантиметров, который Верхний сейчас держал перед самым его носом. Плеть заканчивалась кожаной кисточкой, образованной хвостами ремней, использованных при плетении. Сама она была выполнена из натуральной кожи. Павел прекрасно понимал, что не стоит экономить на здоровье нижнего и девайс должен быть качественным.
— Эта плеть не должна повредить кожу, материал хороший. Видимо, кнут был из искусственного материала или с шероховатостями, которые и оставили на тебе отметины.
— Я всё равно боюсь! — запаниковал Женька.
— Я ведь тебя спрашивал, но ты молчал. Никогда больше ничего от меня не скрывай. Ты хорошо меня слышишь? — Павел смотрел сабмиссиву прямо в глаза, провёл рукой по его волосам, сжав светлую вьющуюся прядь и невольно залюбовавшись Женькиной шевелюрой.
— Да, — он слышал, но кровь настолько сильно пульсировала в висках, что звуки голоса любимого мужчины казались приглушёнными.
— Просто расслабься сейчас и доверься. Всё будет хорошо, я обещаю, — спокойно сказал Павел.
Плеть исчезла из поля зрения. Женька по шагам понял, что Пашка отошёл на некоторое расстояние, чтобы было где размахнуться. Расслабиться, когда страх сковывает все внутренности и начинает мутить? Когда мышцы сведены так, что кажется, будто окаменели?
— Сколько ударов? — прохрипел парень.
— Сколько выдержишь, — голос позади. Уверенный и бесстрастный.
Отчаяние, спровоцированное неприятными воспоминаниями, захлестнуло настолько сильно, что захотелось орать в голос, даже ещё не ощутив на себе прикосновение этого орудия пыток.
— Вы можете себя поранить, Сэр! — последняя попытка.
— Неужели ты думаешь, что я буду подвергать тебя опасности? Я предварительно учился обращаться с длинной плетью, а то бы могло быть, как с Серёгой, — усмехнулся Пашка. — Он себе плечо рассёк. Правда, кнутом.
Попытка избежать наказания этой ужасной хреновиной провалилась с треском. Успокаивало лишь одно — его Верхний был разумным человеком и старался всё заранее предусмотреть. В том числе никогда не испытывал на нём те девайсы, с которыми не умел обращаться вообще.
Женька услышал свист и щелчок в воздухе. Он передёрнулся от этого звука, сжал зубы, весь напрягся, глаза расширились. Ожидание удара было невыносимо. Новый щелчок раздался над самым ухом, сердце ухнуло куда-то вниз. Женька боковым зрением увидел, как чёрная «змея» мелькнула рядом с его лицом и тут же исчезла.
«Издевается? Запугивает? Примеряется? Мстит за то, что я от него скрывал свои мысли и желания?»
Первый удар был терпимым и точечным, нанесённый кисточкой, но Женька закричал от неожиданности и испуга.
Ещё несколько таких ударов пришлись на разные места его спины, ягодиц и бёдер. Иногда даже приятные, хоть и несколько жалящие. Мальчишка начал успокаиваться и расслабляться, но, видимо, рано.
— А теперь я буду бить телом плети. Будет больнее, — предупредил Никольский. — Считай. Не молчи, котёнок. Давай. Чтобы я слышал твой голос, — Павлу важно было, чтобы его саб не отключился. От продолжительного сильного воздействия мог случиться шок, из которого было бы труднее вывести. Этого нельзя было допускать. Поэтому Павел не стал вставлять Женьке кляп, хотя предвидел, что тот будет кричать. К тому же, когда человек кричит, ему легче переносить боль.
— Один, Сэр, — хрипло выдал Женька и прогнулся.
— Насколько больно? Я хочу знать. Если можешь, отвечай мне после каждого удара и помни о стоп-слове.
Захотелось уже сейчас проорать «красный», и не потому, что не было уже возможности терпеть, а больше от испуга, что вдруг снова… будет кровь. А если будет, то… Это же на самом деле не так страшно?