— Всё-таки подсел, — злорадно усмехнулся Король. — Чё делать будешь, Ангел? — он снова вспомнил Пашкино прозвище.

— А ничё. Жить, как раньше жил. Ходить по этой бренной земле. Крылья всё равно уже обрубили, — пожал плечами Пашка.

— С бабами тебе надо поменьше возиться. От них одни истерики, — с участием посоветовал Короленко. — Совсем ты какой-то стал… странный. Или равнодушный. Так не интересно.

— Конечно, тебе же мучить людей интересно, садист ты, Серый, — Пашка перевернулся на бок, щёлкнул Серёгу по носу и улыбнулся как-то по-тёплому, словно старому закадычному другу. Теперь он рассматривал Короля с интересом, пробегая взглядом по его скулам с однодневной щетиной, которая ему шла, густым бровям, глубоко посаженным глазам, поджатым губам. Мужчина, видимо, немного смутился, заметив, как Паша откровенно на него пялится, но вида не подал, скрывая смущение за пустым, ничего не значащим трёпом.

Пашка лежал и думал, что Серый, хоть и взрослый мужик, с виду даже суровый, но иногда очень обаятельный. С ним можно перетереть за жизнь. Интересно узнать, что этот коварный Король замышляет: какой Эверест собирается покорять на этот раз. Иногда хочется его послать, наслушавшись его циничных рассуждений о жизни и отношениях, и в то же время Пашка чувствовал его глубокую глухую боль. Вдруг хотелось прижать к себе, успокоить, сказать, как маленькому мальчику: «Всё будет хорошо, Серёга. Жизнь в тридцать лет ещё только начинается».

Пашка провёл пальцем по скуле мужчины. Совсем легонько. Он неотрывно пристально смотрел в серые глаза. Король на полуслове замолчал, вдруг взял руку Павла и провёл языком по его ладони, вызвав в теле мурашки. Пашку этот жест почему-то умилил. Он не отдёрнул руку, зная, что в любой момент остановит. Зачем Королю знать, что Пашка о нём беспокоится? Обойдётся. Пусть не зарывается.

Мужчина погрузил Пашкин палец в рот и эротично, причмокивая, обсосал его. Тёплое, приятное погружение. Это возбуждало, но Никольский ничего не предпринимал. Просто смотрел на Серёгу. Тот задрал рукав джемпера Пашки и коснулся губами запястья. Невинные, почти целомудренные ласки. Но почему-то они завели обоих. Только оба сознавали, что сейчас нельзя. Хотя… Серёга был бы не против перейти к более откровенным действиям. Постоянного любовника у него не было. Пашка же, даже если балансировал на самой грани, то вовремя прерывал начатое, пока кто-нибудь не сорвался. И этот кто-то снова будет не он.

Павел позволял себе чувства только тогда, когда был уверен, что объект попался в сети и увяз там окончательно. Вот тогда можно было отпустить поводья и отдать самое дорогое, что у него было — свою душу. Хотя иногда, когда душа уже выла от боли, он просто занимался сексом, никому ничего не обещая и полностью себя освобождая от всего. Эти люди не думали, когда специально или невольно наносили ему сильные удары. Так почему он должен заботиться об их чувствах, когда уже сам переставал что-либо чувствовать? Так было много лет назад. Такая же пустота время от времени наваливалась и сейчас.

Накрывало всегда довольно быстро, часто неожиданно для него самого. Достаточно было всего лишь увидеть что-то, напоминающее близких когда-то ему людей. Он знал причину своих приступов, пытался их контролировать, но не всегда сразу мог. Дыхание снова сбивалось, в груди сдавливало. Он словно куда-то проваливался и только помнил свою раздирающую все внутренности боль, когда даже руки холодели и почти отнимались. И он прекрасно помнил, что причина его боли — некогда бывшие ему дорогие люди.

Потом Пашка брал себя в руки. Он научился справляться с приступами уже относительно быстро. Просто закрывался и отрубал все чувства. Ко всем. Остаточной меланхолии он не придавал значения. Она уйдёт. Дня через два. Он снова справится. Иначе быть не может. И снова будет вполне спокойным и счастливым.

Серый опёрся на локти, навис над Пашкой. Лёгкие поцелуи пришлись на шею, обнажённые ключицы. Пашка повернул голову, наполовину прикрыл глаза, тихо вздохнул. Короленко запустил руку под джемпер, приподнимая его и обнажая пресс. Он не торопился, не нападал и не делал резких движений. Пашка видел Серёгу таким впервые и не мог пока позволить себе прервать его. Очень хотелось видеть его затуманенный взгляд, гадать, сорвётся он или сумеет сдержаться. Видеть, как пальцы оглаживают живот возле пряжки ремня. Пашка постоянно непроизвольно втягивал живот, напрягая мышцы. Потом рука мужчины оказалась на соске. Пальцы легонько покручивали горошину. Пашка ощутил, как сосок затвердевает, по телу разливается тёплая волна, а в паху тяжелеет.

Серый лёг на него, не попытавшись стащить с Никольского одежду, лишь задрал джемпер и майку. Паша почувствовал на своём бедре стояк Серёги. Мужчина начал медленно тереться обнажённым животом о живот Павла и стояком о его бедро. Никольский неотрывно смотрел в его глаза. Король их вскоре закрыл. Мужчина всё больше ускорялся. Пашка положил руку ему на поясницу, изучая пальцами прогиб тела, а Король уже дрожал. Движения стали резкими. Пашка лишь сместил его вбок и накрыл рукой свою ширинку, чтобы Серёга по ней не проезжался. Тот застонал, дёрнулся несколько раз и остановился, тяжело дыша. Он не хотел смотреть сейчас Пашке в глаза. Устало уронил голову ему на грудь.

— Так ты не изменил… Даже не кончил? — Серёга на секунду приподнялся, заглянул в глаза Павла. Увидел его спокойное выражение лица без тени сарказма или неудовольствия. — Всё путём, — успокоил сам себя он. — А мне некому хранить верность. Кому я нахуй нужен? — пробубнил он уже в плечо друга.

Паша ничего не ответил. Он гладил Серого по взмокшей спине, а тот лежал и слушал частые удары сердца Никольского.

Пашке сейчас казалось, что он разучился любить той эмоциональной любовью, присущей почти каждому, или просто не хотел больше позволять себе этого, но он ещё умел любить людей именно как людей. Он сочувствовал другу, на данный момент времени одинокому, и желал ему найти того, кто сможет его принимать вот такого, со всеми его садистскими наклонностями. Иногда Серёга мог быть очень нежным. Это Пашка знал из рассказов Женьки. Это он наблюдал сейчас.

Серый заснул. Пашка выбрался из-под него, осторожно переложив того на бок и накрыв покрывалом, на котором они лежали. Часть покрывала Серёга подмял под себя, и Пашке пришлось завернуть друга словно в кокон. Он поцеловал спящего молодого мужчину в висок, подумав, что как он ни хорохорится, часто ведёт себя совсем как ребёнок. Улыбается иногда так жизнерадостно, строит нескончаемые авантюрные планы, излучает позитив, а в минуты расслабления любит жаловаться на жизнь. Пашка относился к нему и Женьке, как к детям, незаметно направляя их. Серёга был слишком своевольным, и управлять им напрямую не следовало, это Паша хорошо понимал. Выслушать, посочувствовать, поддержать, похвалить — и брать его тёпленьким, ловя на слове, пока тот не передумал, не будучи, впрочем, стопроцентно уверенным, что он сделает именно так, как скажет Никольский. Пашка ничего от него не ждал, может, поэтому начал относиться к нему довольно спокойно. Жеке Серый пока не угрожал. Даже постарался сделать так, чтобы Пашка не изменил, при этом Серёга умудрился спустить себе в штаны. Пашка не смог сдержать улыбку. Эрекция пошла на спад, но секса хотелось.

Никольский поправил одежду, захватил куртку, вышел в коридор, тихо прикрыл дверь и вызвал такси. Пора было возвращаться. Скоро Женька придёт с работы. Не известно ещё, как он отреагирует на произошедшее накануне вечером. Женька напоминал бомбу с замедленным действием. Никогда не знаешь, когда рванёт и каков будет радиус поражения.

А всё же хорошо поздно вечером на улице. Воздух свеж после дождя, на душе какое-то умиротворение и просто хочется жить и ни о чём не думать.

========== Глава 12 ==========

— Паша, наверное, я должен тебе признаться во всём честно… Меня это жутко мучает…