Пашка снова развернул парня к себе задом, обмакнул палец в стоявшее на столе подсолнечное масло, мазнул вход мальчишки и протаранил его, вставив член в нерастянутый анал сразу до снования. Женька зашёлся на крик, а у Пашки от возбуждения чуть ноги не подкосились. Вот этот крик, которого он всегда ждал. Крик его жертвы, от которой его самого ведёт и ради которой он готов всем головы поотрывать, крик его будущего нижнего, которого он будет ебать так, как ему захочется, наслаждаться его телом, ласкать и мучить одновременно, осознавая, что тот этого хочет, что просто не может без этого. Именно тогда Пашка понял, что волею судьбы он нашёл в своей жизни человека, которого уже не отпустит, постарается удержать всеми способами.
Он брал его страстно, оставляя жадные засосы на нежной коже шеи и укусы на плечах, сжимал его твёрдый член, не давая кончить раньше себя. Слушал его откровенно похабные стоны. Жека наконец-то себя отпустил и дал эмоциям волю. Он метался под Павлом. Тот успел развязать ему руки, стащить с него футболку, и Женька цеплялся пальцами за клеёнку, царапая и сминая её. Жёсткость столешницы он уже не чувствовал. Боль внутри сливалась с жгучим удовольствием. И он кричал. Громко. Позабыв обо всём на свете. Стонал, пытался поймать находившиеся совсем рядом губы Павла, который временами наваливался на него всем телом. Когда мужчина совершал последние самые резкие и сильные толчки, Жеке наконец-то удалось это сделать. Павел со стоном страстно впился в губы любовника, по-хозяйски орудуя во рту парня языком, а когда кончал, больно укусил, не желая себя сдерживать. Женька закричал от раздирающего внутри кайфа, лишь краем сознания отметив саднящую боль в губе.
— Дай мне кончить тоже, — взмолился он.
Пашка сосредоточился на его члене. Женька прогнул мокрую и блестящую от пота спину, запрокинул голову, закрыл глаза и кончил с криком то ли «да-да-а!», то ли просто «а-а-а!». Его били конвульсии, а Пашка смотрел на него и восхищался его открытостью, сексуальностью и такой ещё юной красотой.
Женька, отойдя от порки и секса, пытался потом анализировать, что он чувствовал и почему его это так возбудило, но терялся в своих эмоциях. Пашка понял сразу, что перед ним маз, хотя мальчишка долго отрицал, что ему нравится боль, и даже утверждал, что боится её, но упорно делал всё, чтобы «поиграть» в наказание. Он и намекал Павлу, дико при этом смущаясь, и выставлял это как эксперименты, тыча в какой-нибудь девайс, увиденный в инет-магазине, или какой-нибудь БДСМный ролик.
Правда после экшнов с Серым посматривал на настоящие ударные девайсы с опаской, хотя сам же просил поиграть в него. Зато всякие ложки, хлястики от сумок, массажные расчёски, кухонные лопатки смешили его, и он игрался как дитя, хотя таковым он ещё и являлся. Под эти предметы он подставлялся охотно, хохотал, а потом уже забывался и начинал стонать от удовольствия. Павел поставил себе цель избавить своего парня от страха. Хотелось, чтобы он доверился ему полностью, и чтобы эти же самые предметы, которые когда-то обрушивал на него Серый и не всегда щадил мальчишку, больше не вызывали такой неприязни.
Мужчина раскрывал рядом с этим мальчишкой свои дремлющие, но уже давно живущие в нём инстинкты дикого зверя. Не только Павел приручал своего котёнка, но и Женька приучал к себе слишком независимого и свободолюбивого «зверя», зная, что он любит и как можно добиться от него ласки или взбучки. Никольский видел все выкрутасы юного пройдохи и частенько позволял ему его безобидные «штучки», закрывая на это глаза, балуя, защищая, наставляя, контролируя, беря за него на себя ответственность. Он хотел за него отвечать. Он хотел им управлять, подчинять и видеть в глазах восхищение и покорность.
Но Женька не был бы Женькой, если бы он был покладистым. Он частенько ворчал, капризничал, отлынивал от домашних дел и небольших наказаний, сопротивлялся и напрашивался на более жёсткие «штрафные санкции». И только получив хорошую трёпку, он успокаивался, мурлыкал как кот, выглядел довольным, расслабленным.
Сейчас парнишка стоял на пороге комнаты своего Верхнего и просто молча смотрел на его руки, которые летали по клавиатуре. Мальчишка улыбнулся, подумав, что Пашины руки почему-то всегда успокаивали, и неважно, гладили они его или шлёпали. Женька неизменно ощущал всегда одно — он любим. И он ненасытно постоянно требовал подтверждений этой любви.
========== Глава 11 ==========
18-е сентября
Они лежали на двуспальной кровати в номере, снятом Королём, и самозабвенно пялились в потолок. Коньяк подействовал на Пашку расслабляюще. Серёга раскинулся на половину постели, изображая звезду. Он был в майке и фирменных джинсах. Одна рука лежала на груди у Никольского, который игнорировал сей факт. Они уже успели за день перетереть все темы, обсудить все новости. У Пашки выдался выходной, и Короленко не преминул этим воспользоваться, вытащив Никольского из его берлоги.
Весь день шёл дождь, навевая сон. Тело реагировало на погоду. Хотелось посидеть в уютном местечке. Пашка предпочёл бы свою квартиру, но Серёга приезжал редко. Может быть, он бывал бы тут чаще, но дел у него в этом городе особых не было. Он приехал специально ради Жеки и Пашки. С утра успел повидаться с Маринкой. Остался доволен встречей. Правда, так и не понял, искренне ли она ему рада или всего лишь прикалывается, выбрав в качестве очередного объекта для своих наблюдений его. Ему было похер. Пусть наблюдает, делает свои выводы. Вслух она ему ничего такого, что сильно бы его задело, не сказала, а её тонкие намёки и подтрунивания… Так женщина же. Что с неё взять. Серый по-прежнему относился к женщинам пренебрежением, чего не скрывал. Маринка отвечала ему тем же, но всё же пришла. Они вспомнили их недавнее прошлое, посидев в уютной пиццерии. Она умяла пиццу с грибами, естественно, за его счёт. Он всегда платил — имел возможность. И если Пашка отказывался, чтобы Серый платил за него и делал ему подарки, то Снежана и Маринка охотно брали от него мелкие презенты. Снежка приняла даже золотой браслет. Правда, он был ей большим, но она заявила, что отдаст в ювелирную мастерскую, чтобы убрали несколько звеньев. Браслет не был чисто женским, а привёз его Серый в подарок Пашке прошлой зимой, когда ещё был с Жекой, что не помешало ему приударить как за Маринкой, так и за Пашкой. Где-нибудь могло обломиться, но не обломилось.
Павел от браслета отказался и домой Серого не пригласил. Они посидели в кафе, а потом Короленко, ворча на испортившуюся погоду, рыскал в одиночестве по городу, пытаясь оценить его красоты. Попал в гости к Никольскому Король, только когда привёз Жеку с высокой температурой. И Пашка, не желавший пускать в реал людей, с кем переписывался в сети, дал адрес и распахнул дверь, когда Серый, поддерживая обессилившего Женьку, ввалился в квартиру, проворчав с порога, как он до чёртиков устал, всю ночь выхаживая Жеку, а мать парнишки умудрилась устроить разборки, потребовав, чтобы мужчина убирался из квартиры её сына.
Надо сказать, к чести Серёги, он не свалил. После эмоциональных разборок победителем вышел он, а Мария Олеговна, заявив, что ноги её тут не будет, пока этот извращенец, совративший её сына, отсюда не уйдёт, благополучно отчалила, оставив Женьку на попечение того самого «извращенца» Серёги.
Жеке было так плохо физически, что он решил, что помрёт. Скорая вколола ему какой-то укол и предложила госпитализировать. Полунин наотрез отказался. Серый звонил Пашке и орал в трубку: «Что с ним делать, я не знаю? Его рвёт, и выглядит как инопланетянин — весь позеленел». Даже в критической ситуации мужчины не растерялись. Серый нашёл в себе силы хоть немного шутить, а также ухаживать за парнем, а Пашка пообещал утром узнать на работе, смогут ли помочь положить Женьку в хорошую больницу в их городе, а пока проинструктировал, чтобы Серёга давал Женьке побольше пить: то сладкую воду, то солёную.
