Крейг откинулся на спинку стула и вытянул перед собой длинные ноги.

— Он уже знает, что ты за ним охотишься. Поэтому тебе до сих пор не удалось его поймать. Он старательно прячется.

— Чертов трус, — с горечью в голосе произнес Зейн.

— В этом доме возразить тебе некому, — кивнул старик. — И вам обоим следует знать, что вчера Дайсон был на пути в замок Монкрифф, где он собирается поговорить с графом.

— С графом? — воскликнул Луи. В его сердце снова зародилась надежда. — Мы находимся на землях Монкриффа?

Омеге было очень сложно представить себе, что где-то поблизости находится роскошный замок с ухоженными садами, слугами и обширной коллекцией книг и итальянских полотен. Он подумал, что, если бы ему удалось добраться до замка, граф вспомнил бы отца Луи и воссоединил бы мальчика с дядей.

— Нет, малыш, — решительно произнес Гарри. — Граф из рода Стайлсов, а мы находимся на землях Маккензи

— И слава богу, — вмешался отец Бет. — Этот проклятый Стайлс — настоящий ублюдок и предатель Шотландии. Его отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, во что превратился его сын. Попомните мои слова, этот вероломный альфа получит по заслугам.

— Но что он сделал, чтобы заслужить такую ужасную репутацию? — спросил Луи. В него вонзилось сразу несколько возмущенных взглядов, и он поспешил добавить: — Мой отец когда-то с ним встречался и считал его благородным человеком. Он верил в то, что граф желает мира с Англией.

Отец Бет презрительно фыркнул:

— Он даст Дайсону все, что тот попросит. Все, чего хочет граф — это еще больше земель и богатств. Вполне возможно, он предоставит Дайсону и всех своих людей, чтобы те помогли ему выследить Мясника и доставить его голову на копье в лондонскую тюрьму.

Зейн мерил шагами пространство перед очагом.

— Единственной головой, которую я в ближайшее время увижу на копье, будет голова самого Дайсона, — заявил он.

Бет быстро встала из-за стола.

— Что ж, мужчины, мне не хочется нарушать вашу веселую встречу, но уже утро. Скоро замычат коровы и проснутся дети.

Крейг встал.

— Какой у вас план? — спросил он у Зейна и Гарри. — Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется.

Гарри тоже встал.

— Мы уедем сегодня, но будем благодарны, если вы поможете нам свежими продуктами. А омеге не помешал бы укромный уголок, где он сможет поспать. У него была трудная ночь. И еще я думаю, что ему хочется помыться.

— Вы можете занять заднюю комнату, — предложила Бет. — Ребятня скоро встанет, и я поручу им вытащить лохань и подогреть воды для купания.

Луи с облегчением вздохнул.

— Спасибо, Бет.

Гарри подошел к Зейну и тихо поинтересовался:

— Где остальные?

— Собирают лагерь, — ответил Зейн. — Думаю, они скоро присоединятся к нам.

Гарри оглянулся на Луи и заговорил еще тише. Мальчик изо всех сил напряг слух.

— Скажи Эду, чтобы он расположился за окном омеги, — прошептал кудрявый. — Дверь тоже необходимо охранять.

— Я обо всем позабочусь.

— И отправь Найла с сообщением для моего брата, — понизив голос, продолжал Гарри. — Я хочу, чтобы он знал, куда мы направляемся.

У Мясника есть брат?!

Гарри окинул мальчик мимолетным взглядом, его лицо было холодным и бесстрастным. Положив ладонь на рукоять меча, он вышел из комнаты.

***

— Как ты собираешься встретиться с Рикардо, когда мы доберемся до замка? — спросил Луи.

Он с Гарри ехали по тенистому лесу, звеневшему от пения зябликов, овсянок и славок; в кронах деревьев слышалось трепетание их крыльев. Легкий ветерок вздыхал среди платанов, ласково струясь по их мощным стволам. Луи понимал, что наслаждается красотой и покоем леса гораздо больше, чем нужно было. Ведь они ехали по дороге, которая вела их на войну, объявленную Гарри его жениху, и эта война обещала быть жестокой и кровавой.

— Ни для кого не секрет, что граф Монкрифф не поддерживает восстание, — продолжал Луи.

— Да, — кивнул Гарри, — но твой жених не найдет там защиты, ибо замок кишит якобитами, которые с удовольствием преподнесут нам его на серебряном блюде. Вообще-то я не удивлюсь, если к моменту нашего приезда он уже будет мертв. Но меня это чрезвычайно расстроило бы, мягко говоря.

— Потому что ты хочешь убить его сам?

— Да.

Луи поежился.

— Что ж, я очень огорчен тем, что ты мне сообщил. Когда отец был весной в замке Монкрифф, у него сложилось впечатление о графе и членах его клана как о цивилизованных людях. Он был уверен, что они желают мира.

— Желать-то они желают, но к каким методам они прибегают для достижения этой цели — вот в чем вопрос. Некоторые добиваются этого в сражениях. Другие просто болтают языками и продают свои подписи. Но этот разговор меня утомил.

— Твои шрамы болят? — спросил Луи

Альфа ответил не сразу.

— Да. Иногда какой-нибудь из них начинает ныть без видимой причины, и тогда я переношусь в то мгновение, когда получил эту рану. Я знаю их все наизусть: где я был, когда мне ее нанесли, за какую армию сражался, кто был нашим противником. Я помню даже глаза человека, нанесшего удар, а также то, убил я его или нет, защищая собственную жизнь.

— Какой твой самый большой шрам? — спросил омега. — Как ты получил его?

Альфа долго молчал, но все же ответил:

— Шрам в форме полу месяца. Я сорвался с горы, когда был совсем ребенком. Катился и подпрыгивал на склоне, как камень.

Луи стремительно обернулся в седле.

— Как ужасно!

— Да, я скатился прямо по каменистому склону ущелья. В придачу к порезу я сломал кисть. Мне пришлось вправлять ее себе самостоятельно.

Рассказ об этом происшествии заставил мальчика поморщиться.

— Сколько тебе было лет?

— Десять.

— Боже мой! Но почему ты был на той горе один? Разве не было рядом взрослых, которые должны были за тобой присматривать и позже оказать помощь и выхаживать тебя?

— Нет, я был один.

— Но почему? Разве у тебя не было семьи?

— Была, но мой отец был приверженцем строгой дисциплины. «Из колыбели — в бой», — говорил он. Отец сам отвел меня в горы и оставил там, предоставив самостоятельно искать дорогу домой.

Луи не понимал, это было выше его сил.

— Как мог отец так поступить?! А если бы ты погиб?!

— Он хотел меня закалить, и это сработало.

— Заметно. — Мальчик снова сел прямо и попытался представить себе Мясника десятилетним мальчиком, вынужденным с поломанной рукой, в полном одиночестве пробираться по горам. — И сколько же времени ты провел в горах один?

— Три недели. Я поэтому и взобрался на гору. Мне было необходимо понять, где нахожусь. Но я услышал вой волка и забыл об осторожности.

— Тебе, наверное, было очень страшно.

— Да, но любой шотландец знает, как побороть страх. Мы его убиваем, а потом гордимся своей победой.

— Мой отец когда-то сказал, что смелость — это не отсутствие страха, — произнес омега. — Это то, как ты себя ведешь, когда тебе страшно.

— Да, твой отец был мудрым человеком, малыш. Мудрым и смелым.

— Что еще случилось с тобой за те три недели, которые ты в одиночестве провел в горах?

— Почти ничего. Я бродил по лесу, искал еду, выслеживал мелких животных, иногда только чтобы получить удовольствие от их общества. Я помню одну белку, которая помогла мне скоротать несколько дней. У меня ничего не было, кроме ножа, но я очень скоро сообразил, как сделать копье и ловить с его помощью рыбу. Потом мне удалось сделать лук и стрелы. Я знал, что нахожусь к северу от дома. Это единственное, что сообщил мне отец, прежде чем ускакать прочь, оставив меня одного. Так что я ориентировался по солнцу.

Луи поднял голову и посмотрел на небо, просвечивавшее через узорчатый шатер листьев.

— Окажись я в подобной ситуации, я понятия не имел бы, куда идти.

— Имел бы, сладкий. Необходимо помнить, что солнце встает на востоке. Из этого следует все остальное. — Гарри плотнее прижался к омеге.

— Временами ты напоминаешь мне мою мать. Она была прекрасной, и еще она была упрямой идеалисткой. Она не одобряла насилие и без устали трудилась над тем, чтобы убедить моего отца, что права она, а он ошибается.