– Нет.

– Ну, блин, ты всегда разговариваешь, как робот? Да. Нет. Нет.

Иззи растопыривает руки и издает механические звуки, как Далек в «Докторе Кто» – нам показывали этот фильм в моей старой школе на уроке драмы.

Они снова хохочут и утыкаются в свои телефоны. Мне очень хотелось бы объяснить им, что я всегда говорю так, медленно и сосредоточенно, когда нервничаю, чтобы заглушить шум. Белый шум, пронизанный твоим голосом. Даже сейчас, особенно сейчас, когда ты внутри, в моей голове. Ты-то без всяких усилий вела себя как нормальные люди, а для меня это тяжесть неподъемная. Я всегда поражалась тому, как тебя любят на работе. Никакой жесткости или раздражения, всегда ласковая улыбка, успокаивающий голос. Ты держала их всех в своих руках и властвовала, разделяя. Отводила в сторонку женщин, которые, ты видела, могут поддаться тебе, говорила им прямо в ухо. Окутывала любовью. Чувством защищенности. Вот так они чувствовали себя рядом с тобой, вот почему доверяли тебе своих детей.

– Я лучше пойду домой. Мне что-то нездоровится.

– Вот и прекрасно, – кивает Фиби. – Только не вздумай жаловаться на меня папе.

Иззи смотрит на меня, коварно улыбается:

– До встречи в школе, – говорит она.

Я слышу, как она добавляет за моей спиной:

– Будет забавно. Повеселимся от души.

Девочка в спортивном костюме уже ушла.

Я останавливаюсь, смотрю на многоэтажки, которые так высоко уходят в небо, что аж голова запрокидывается. В Девоне не было многоэтажек, только отдельные дома и поля. Акры частных владений.

Когда я возвращаюсь, Майк спрашивает, где Фиби. Я рассказываю про Иззи, Майк улыбается, как будто оправдывается.

– Они дружат всю жизнь, – говорит он. – Как- никак целое лето не виделись. Может, потолкуем у меня в кабинете, обсудим кое-что перед завтрашней школой. Ты не против?

Говорю «да», что-то очень часто я говорю это слово, это хорошее слово, за ним я могу спрятаться. Кабинет у Майка большой, с эркерами, которые выходят в сад. Стол красного дерева, фотография в рамке, настольная лампа под старину, с зеленым абажуром, горы бумаг. У него есть домашняя библиотека, на стенах полки с рядами книг, свободная часть стен выкрашена в лиловый цвет. Все основательно. Безопасно. Он замечает, что я смотрю на книги, смеется. Знаю, знаю, говорит он, их слишком много, но, между нами, я не считаю, что книг бывает слишком много.

Я киваю в знак согласия.

– У тебя в школе была хорошая библиотека? – спрашивает он.

Мне не нравится этот вопрос. Мне не нравится вспоминать прошлую жизнь, как там все было раньше. Но отвечаю и делаю вид, что с охотой.

– Не очень. Но в соседнем городке была хорошая, иногда я ходила туда.

– Чтение – это психотерапия. Дай мне знать, если захочешь почитать что-нибудь, выбрать есть из чего, сама видишь.

Он подмигивает мне, но так, что у меня не возникает неловкости, показывает рукой на кресло – дескать, сядь. Расслабься. Я сажусь и замечаю, что дверь в кабинет закрыта. Наверное, Майк закрыл, пока я рассматривала книги. Он спрашивает:

– Удобное кресло, правда?

Я киваю, стараюсь выглядеть как можно спокойней, как можно естественней. Очень стараюсь. Спинка откидывается, говорит Майк, нужно только повернуть рычажок сбоку, разложи его, если тебе хочется. Мне не хочется, и я не раскладываю. Что за мысль – остаться наедине с чужим человеком, лежа в раскладывающемся кресле. Нет уж. Мне не нравится эта идея.

– Мы уже говорили об этом в клинике накануне твоей выписки. Нам очень важно заняться этим перед тем, как школа целиком тебя поглотит на ближайшие недели.

Моя нога начинает дергаться. Он смотрит на нее.

– Мне кажется, ты напряжена.

– Немножко.

– Я прошу тебя об одном – будь открыта, Милли. Относись к нашим сеансам как к передышке. Это время, когда ты можешь перевести дух. До начала суда у нас почти три месяца. Мы, конечно, будем готовиться к суду, но также продолжим заниматься управляемой релаксацией, которую вы начали практиковать с психологом клиники.

– Это обязательно?

– Да, тебе это, в конечном счете, очень поможет.

Как мне сказать ему, что не поможет, если прорвется то, чего я боюсь.

– Это в природе человека – избегать вещей, которые пугают нас, Милли. Эти вещи заставляют нас терять самоконтроль, но очень важно идти им навстречу. Давай начнем разбираться с ними. Я хочу, чтобы ты подумала, где ты чувствуешь себя безопасно, я попрошу тебя рассказать об этом месте в следующий раз. Сначала это покажется трудным, но я очень прошу тебя постараться. Это может быть что угодно – классная комната в твоей прежней школе или автобус, на котором ты часто ездила.

Она сама меня отвозила в школу. Каждый день.

– Или, может, городок по соседству. Кафе или библиотека, о которой ты вспоминала. Любое место, с которым у тебя связаны приятные чувства. Ты понимаешь меня?

– Я постараюсь.

– Вот и хорошо. А теперь, как насчет завтрашнего дня? Что ты чувствуешь? Это не просто – быть новенькой в классе.

– Я жду начала занятий. Когда чем-то занят, легче.

– Главное – правильный настрой. В Ветербридже большая нагрузка, но я уверен, ты справишься. Хочешь еще что-нибудь обсудить, задать вопросы? Что тебя еще беспокоит?

Все.

– Нет, спасибо большое.

– Тогда давай на этом остановимся. Но если что-то назреет, не дожидайся сеанса, мои двери всегда открыты.

Я иду к себе в комнату, меня не покидает страх от того, что Майк хочет продолжать этот гипноз. Он думает, что если назвал его «управляемой релаксацией», то я не догадаюсь, о чем речь. Но я все прекрасно поняла. Я подслушала, как психолог в клинике говорил своему коллеге, что гипнотическая техника, которую он применял ко мне, прекрасно подходит для того, чтобы раскрыть меня. Лучше не раскрывайте, хотелось мне сказать ему.

Из-за двери Фиби, когда я прохожу мимо, слышна музыка, значит, она вернулась. Набравшись смелости, я стучусь в дверь, хочу расспросить ее, чего ждать завтра в школе.

– Кто там? – кричит она.

– Это я, Милли.

– Я занята, готовлюсь к школе, – отвечает она. – Советую тебе заняться тем же.

Я шепотом обращаюсь к дверной деревяшке – Мне страшно – и иду к себе, раскладываю новую форму. Синяя юбка, белая блузка, галстук в синеголубую полоску. Изо всех сил стараюсь не думать о тебе, это все, что я могу. Наши ежедневные поездки в школу и из школы, ты работала в первую смену, чтобы я не ездила автобусом. Песня, которую ты напевала, когда мучила меня. Мои губы становились влажными от боли. У нас особые секреты, говорила ты, когда начинался припев, это только между нами.

Ровно в девять вечера приходит Саския пожелать спокойной ночи. Не переживай насчет завтра, говорит она, Ветербридж – очень хорошая школа. Она закрывает дверь, и я слышу, как она стучится в комнату Фиби. Постучав, открывает дверь. Слышно, как Фиби спрашивает:

– Чего тебе?

– Просто узнать, все ли готово на завтра.

– Тебе-то что, – отвечает Фиби, и дверь закрывается.

Первые два дня в школе, четверг и пятница на прошлой неделе, прошли гладко, без приключений, под защитой вводного курса. Мне объяснили устав школы, рассказали, чего от меня ждут, познакомили с моим куратором мисс Кемп. Обычно в одиннадцатом классе не полагается куратор, но я единственный новичок в учебном году, а она преподает искусство, и меня прикрепили к ней. Директор моей прежней школы передала письмо через социальную службу, рассказала в нем о художественном таланте, которым, по ее мнению, я обладаю. Мисс Кемп очень обрадовалась, сказала, что ей не терпится посмотреть, на что я способна. На первый взгляд она кажется славной, доброй, но никогда нельзя знать наверняка. До конца. Больше всего мне запомнился ее запах – смесь табака с чем-то еще, чего я не могла определить. Но знакомым.

Выходные прошли тихо. Майк по субботам ведет прием возле Ноттинг-хилл Гейт[2]. Это, собственно, и приносит основные деньги. Саския все время отлучалась по своим делам, то на йогу, то еще куда-то. Фиби ушла к Иззи. Я была предоставлена сама себе. В субботу вечером Майк с Саскией повели меня в кинотеатр Электрик Синема на Портобелло-роуд[3], и хотя это было совсем не похоже на те вечера, когда мы с тобой смотрели фильмы у нас дома, я не могла отделаться от мыслей о тебе.