— По-моему после того, что произошло сегодня, более неприличного уже не может быть, — хмыкнула я.
— И тем не менее, позвольте спросить, когда у вас обычно начинаются женские недомогания: в начале или в конце месяца? — произнёс он, с любопытством посмотрев на меня.
— Вам-то это зачем? — уставилась я на него.
— Поясню позже, но прошу, сперва ответить, — настаивал Рене.
— В конце месяца, — ответила я.
— К числу пятнадцать претензий не имеете? — продолжился допрос.
— Нет, — я не понимала смысла вопросов.
— А вы, мой друг, вам этот день подходит? — аббат обратился к Оливье.
— Вполне, — граф кивнул.
— Подходит для чего?! — спросила я.
— Для отдыха от вашей компании, прекрасная нимфа. Вы у меня довольно шумная, эмоциональная чаровница… Поэтому раз в месяц, не более, хотя, в сентябре это будет два раза… Так вот, раз в месяц один день я буду полностью отдыхать от вас, занимаясь охотой, составлением списка вин, чтением. А вы это время проведёте в компании Рене, — пояснил мне граф.
— Что?! Вы составляете расписания посещений моей спальни?! — вскричала я.
Данное действо показалось мне куда более унизительным, нежели всё произошедшее ранее.
— Ну, почему же сразу спальня? Хотя, не спорю, это довольно важный пункт — наша близость. Но помимо интима есть же обыкновенное общение, — аббат попытался взять меня за руку, но я грубо одёрнула её.
— И вы так спокойно толкаете меня в пучину разврата?! — на глазах у меня выступили слёзы, когда я посмотрела в сторону Оливье.
— Мадам, о разврате здесь и речи не идёт, учитывая данное положение дел. Вам всё равно придётся часто общаться с Рене, хотя бы из-за ребёнка. Вы должны привыкать к его компании, быть не такой раздражительной и озлобленной с ним, — попытался успокоить меня Оливье.
Я поджала губы, чувствуя безвыходность ситуации, но потом заметила:
— Но навряд ли внимание вашего друга мы сможем объяснить остальным домочадцам — они явно не разделят ваши свободные нравы, — фыркнула я.
— Ну, тут проблем не будет. Для всех прочих вы с Рене будете изучать Библию и богословие. Он будет заботиться о вашем моральном здоровье, — быстро ответил Оливье.
— Совершенно верно, — согласился Рене, — Мы можем и в самом деле немного прочесть Библию перед нашим близким общением…
— Я, право, не знаю, — пробормотала я, понимая, что мои возражения не учитываются, а доводы подошли к концу.
— Значит, решено: пятнадцатое число — наш день. День любви, наслаждения и подарков, — аббат улыбнулся мне и поцеловал руку.
Я сдержалась от острот, и манерно зевнула, прикрыв рот ладошкой.
— Ну всё, хватит о грандиозных планах, пора спать, — скомандовал граф.
Я забралась под одеяло, ибо глаза мои уже слипались, и вскоре я ушла в мир грёз.
На утро у меня было ужасное настроение и состояние. Голова кружилась, мутило так сильно, что целый день я пила отвары месье Жаме, с трудом пытаясь проглотить хоть немного еды. В целом я провела день в полусонном состоянии, в своей спальне. Меня старались не беспокоить. Лишь Мод молчаливо сновала туда-сюда с отварами и подносами с едой. Более никто ко мне не заходил.
Под вечер я почувствовала себя намного лучше, поэтому было принято решение прогуляться по двору. Оливье, услышав об этом, решил составить мне компанию. Отныне на все прогулки меня всегда сопровождал кто-либо. В этот раз я не стала возмущаться, так как голова немного кружилась.
— Месье Жаме говорит, что в таком состоянии вы пробудете с месяц, а затем всё наладится, — попытался приободрить меня граф.
Я молча кивнула, хотя с трудом верилось, что далее будет легче. Во дворе уже прогуливался Рене, держа в руках пухленький молитвенник.
— Ну, следовало мне догадаться, что ваш друг тоже составит нам компанию, — пробормотала я.
— Мадам графиня, добрый вечер, — галантно поклонился он, — Вы верно сделали, что вышли на прогулку — свежий воздух полезен дамам в вашем положении.
Мы направились по извилистой каменной дорожке в сад. Весна уходила, и наступала тёплая летняя пора. Всё цвело, благоухало и наливалось. Холодный ветер был уже редок, но я всё равно набросила накидку. Месье Жаме призывал меня не рисковать, подмечая хрупкое состояние здоровья.
— Дорогая, вы сегодня мало ели, и так бледны, что, думаю, немного фруктов вам придутся кстати. Я принесу вам что-нибудь в качестве легкого перекуса, пока Рене развлечёт вас главами Святого Писания, — решил Оливье, внимательно посмотрев на моё лицо, принявшее оттенок белённого полотна.
Будучи в интересном положении, мне было прописано обильно и часто питаться. Однако аппетит, как правило, особо появлялся у меня во время прогулок. Поэтому каждый раз гуляя со мной в саду, по лесу или в ином месте, сопровождающие прихватывали корзинку, дабы я могла восполнять свои силы. Обычно содержимым её были фрукты, очищенные орехи и выпечка.
Единственные, от кого надо было охранять эту приятную поклажу, так это от Рауля и Ксавье; мальчики сразу появлялись возле меня, как только приносили корзинку.
— Я слышал, что вы собираетесь заказывать новый гардероб, — решил прервать неловкое молчание аббат.
— Да, ведь это необходимо. Мои старые наряды вскоре будут малы, да и от прежних корсетов месье Жаме советовал избавиться. Ткани, что заказал Оливье привезут в конце недели, — я с радостью готова была разговаривать с Рене на любые темы, кроме бесед о наших близких взаимоотношениях.
— Тогда позвольте и мне внести лепту в ваш новый образ? Я закажу вам тонкие красивые кружева, батист, белый шёлк, дабы вы пошили себе из него красивое бельё для сна, — он мне лучезарно улыбнулся.
— О, что насчёт лепты, то вы уже её внесли в изменение моей фигуры, — фыркнула я, несколько холодно добавив: — К тому же будет весьма странно выглядеть, что духовное лицо преподносит мне отрезы материи для панталон.
— Ну, перед лицами прочих это будет приобретение Оливье, — не сдавался Рене, — я же просто оплачу счета.
— Почему вы так рьяно пытаетесь расположить меня к себе?
— Мадам, нам с вами воспитывать общего сына, поэтому я стремлюсь к нашим гармоничным отношениям, а не к склокам, — похлопал он меня по руке.
— То есть, если бы не было ребёнка, то я вам была бы не интересна? — несколько обиженно проговорила я.
— Отчего же? При нашей первой встрече, не смотря на вашу болезненную худобу, жар и еле связную речь, вы вызвали во мне неподдельный интерес. Я долго пытался выпытать у Оливье кто вы и откуда. Я ведь сразу понял, почему его страсть к де Шеврез стала тухнуть, и сходить постепенно на «нет» — новое увлечение, — парировал аббат.
— Не говорите при мне об этой ужасной женщине, — прошипела я.
— Как скажете, дорогая. Но, позволю себе заметить, что Мари не столько ужасна, сколь эгоистична и легкомысленна. Хотя в Париже большая часть светских дам подобны ей, — пожал он плечами.
В это время к нам подошел Оливье. Я посмотрела на корзинку и немного нахмурилась:
— Мне казалось, она была намного меньше в размерах, — указала я.
— Дорогая нимфа, на кухне испекли ваш любимый пирог с яблоками и я решил его захватить вместе с этими прекрасными, сочными плодами, — усмехнулся граф.
— Я не уверена, что смогу всё это съесть. Пару персиков и виноград — это ещё можно потребить, но явно не эту гору, — покачала я головой.
— Мы никуда не торопимся. До сна времени достаточно, к тому же, не исключено что на нашем пути повстречаются и иные ценители этой незамысловатой кулинарии, — ответил мне супруг.
— Кстати, я предложил Анне в дар от меня прекрасные кружева и батист для новых сорочек, — начал аббат.
— Прекрасная идея! Батист потоньше и попрозрачнее… дабы услаждать наш взор, — согласился граф.
На языке вновь завертелась остроумная колкость, так и напрашивающаяся в ответ на данные слова, но совершенно неожиданно неподалёку раздался странный звук. Прислушавшись, мы поняли, что источник этого загадочного шума приближается. Ещё немного, и можно было разобрать звонкие детские голоса, топот, крики слуг, чей-то рёв, громкий визг свиньи. Вся эта какофония стремительно приближалась к нам, отрезая путь назад.