Юра закрыл глаза и, раскачиваясь, повторял: «Ка-мер-тон, ка-мер-тон!»

Ударился головой о балку рояля. Потёр ушибленное место. Задел локтем этажерку с нотами, и вдруг что-то, звякнув, упало на пол. Камертон!! Юра кинулся к нему, накрыл руками, грудью. Он ни о чём не думал в первую минуту, только радовался, что камертон у него. Потом он успокоился, взял камертон. Ударил им о балку рояля и поставил ножку камертона на крышку домика.

И, как будто ликуя, камертон высоким чистым звуком запел: д-ооо. Нет! Он пел не «до»! Он пел: да-аа, я-ааа.

Камертон радовался, что он у Юры и что Юра его так любит.

Долго под роялем пел камертон.

В прихожей громко, настойчиво зазвонили. Мальчик схватил тряпочку, которой покрывал поклажу на своём грузовике. Завернул в неё камертон. Отворил дверцу поросячьего домика. Сунул камертон и притворил дверцу. Скорчившись, сел в углу, прислонился к холодной ножке рояля и замер. Ему казалось, что сейчас войдёт настройщик и крикнет:

— Отдай камертон!

С бьющимся сердцем он прислушивался, как в прихожей папа снимал галоши, как что-то тихо ему говорила бабушка. Послышались быстрые шаги. Выглядывая из-под рояля, Юра увидел, как приблизились две большие ноги.

— Где мой музыкант? — услыхал он голос и увидел папино лицо и прядь волос, упавшую на высокий лоб.

Папины глаза смеялись. В руке папа держал мандарин.

— A-а, вот где ты притаился! — улыбаясь, сказал папа. — Иди ко мне!

Юра вылез, опираясь на обмякшие, ослабевшие руки.

— Спасибо, — вяло сказал он, совсем не радуясь мандарину.

Папа поднял его, посадил на плечо и быстро зашагал. Юра сидел, обняв папину голову. Потом он соскользнул в папины руки и, устроившись поудобнее, потёрся щекой о папину щёку.

«Сказать? Нет!» Ему стало неловко, будто он сделал что-то нехорошее.

— Ну, иди поиграй!

Юра начал играть «Русскую песню».

— Рояль-то звучит хорошо, а ты играешь плохо. Без души.

Пришла мама. Она сказала:

— Юра, надо позаниматься.

Урок получился длинный-предлинный. Мальчик с нетерпением ждал ужина — спать, и потом наступит новый день…

«Завтра ещё поиграю и скажу», — успокаивал себя Юра.

Перед ужином не утерпел, залез под рояль, отворил дверцу домика. Камертон! Вот он — камертон…

За ужином Юре даже есть не хотелось.

— Что с тобой? — спросила мать. — Ты нездоров?

— Здоров. — И Юра уткнулся носом в тарелку.

Утром он с нетерпением выждал, когда все уйдут.

Сперва ушли родители, а потом и бабушка.

Юра нырнул под рояль. Нетерпеливо рванул дверцу домика. Схватил тряпочку. Развернул. И снова камертон запел своим чистым, золотым голосом. Юра вылез, сел за рояль и занялся новой интересной игрой. Когда камертон звучал, мальчик ударял по клавише. Рояль и камертон пели вместе.

Юра поставил камертон на крышку рояля и, держа его правой рукой, любовался.

Такой маленький и так поёт!

От удовольствия Юра закрыл глаза, долго вслушивался в голос камертона. Он вспомнил, как лежал в траве летом. Солнышко грело… Ветер шелестел листочками берёзы… Кузнечики звенели в траве…

— Ка-мер-тон! — вслух сказал он, открывая глаза, и прижал холодную железину к щеке.

Вернулась домой бабушка. Юра быстро спрятал камертон.

Вечером он хотел было сразу всё рассказать отцу, но не решился. Отец спросил:

— Тебя кто-нибудь обидел?

— Н-е-е-е-т… Папа, знаешь что…

— Что?

— Ничего…

Время тянулось. Вечер казался необыкновенно длинным. Наконец Юру послали спать.

Когда отец наклонился над подушкой, чтобы поцеловать его перед сном, мальчик не выдержал.

— Папа! — он схватил отца за руку.

— Что, сынок? — лицо у отца было такое ласковое, что Юра решился.

— Папа, у меня секрет.

— Какой? — тихо спросил отец.

Комкая слова, торопясь, Юра стал рассказывать, как он радовался и как мучился и как дальше не мог терпеть.

— Что же ты думаешь делать? — в голосе отца слышался упрёк.

Юра молчал.

— Ты нашёл вещь, утаил, а она нужна человеку для работы.

Юра тяжело вздохнул.

— Отдам! — глухо в подушку пробормотал он и заплакал.

Отец положил тяжёлую руку на его вздрагивающее тонкое плечо.

— Вот что, завтра воскресенье. Встанем с тобой утром, поедем, отдадим камертон, и ты извинишься.

Воскресенье — самый хороший день, потому что отец и мать дома.

Но в это воскресенье Юра проснулся невесёлый.

Он долго лежал, спрятав голову под подушку. Потом отбросил одеяло и сел. Посидел, раздумывая, и спрыгнул с дивана. Неслышно пробежал комнату и заглянул в дверь спальни.

Отец и мать крепко спали. Мальчик торопливо оделся, залез под рояль, вынул из домика камертон и спрятал его в карман. Входная дверь была рядом с бабушкиной комнатой. Противная цепочка звякнула. Бабушка, уже причёсанная и одетая, появилась перед ним.

— Я думал, бабусенька, ты спишь… — в замешательстве пробормотал Юра.

— А я думала, что ты спишь, — ответила бабушка, подозрительно и недовольно его оглядывая. — Куда это ты собрался? Кто тебе разрешил?

— Бабушка, милая, я хотел, пока папа проснётся, всё сделать сам…

— Что ты хотел сделать? — сурово спросила бабушка.

— Папа вчера вечером сказал: надо камертон отвезти настройщику… Понимаешь? Его надо отдать… Настройщик и другим рояли настраивает…

— Ты со своей музыкой и в воскресенье поспать не дашь! Куда же это надо ехать? — И хотя бабушка говорила строго, но Юра заметил, что серые глаза её потеплели, и губы, казалось, вот-вот улыбнутся. И он смелее сказал:

— Бабусенька, настройщик дал мне свой адрес: Новый проспект, дом номер сто пять, квартира шестьдесят четыре…

— Ишь какой ты оборотистый — запомнил! А как его зовут?

— Не знаю, — растерянно ответил Юра. — Просто настройщик. Раз он настройщик, так мы его, бабушка, найдем…

— Это, милый мой, не гриб в лесу искать. Каждый человек своё имя имеет. Ты, я вижу, умён, да не очень: человек пришёл в дом, дело тебе! важное сделал, а ты даже не полюбопытствовал, как его зовут! Хорош мальчик! — Бабушка укоризненно покачала головой.

Юра почувствовал себе обескураженным.

— Ну ладно, так и быть, для праздника составлю тебе компанию, посмотрим наши новостройки. Пойдём! — сказала бабушка.

В метро Юра сидел, как нахохлившийся воробей.

В вагоне было пусто.

— Следующая станция «Новая!» — громко разнёсся по вагону мужской голос.

— Нам выходить, — вставая, сказала бабушка.

Серые глаза её смотрели весело. Полное румяное лицо улыбалось.

— Ну и красота же кругом! — воскликнула она, выходя из метро и оглядываясь. — Смотри-ка ты: я помню, ещё недавно тут лачуги стояли… развалюхи никудышные, а сейчас вон какую прелесть сделали!

Юра глядел на большие новые дома с палисадниками и молчал.

— Дом сто пять, — сказала бабушка, — это рядом.

Чем ближе подходили к дому, тем Юре становилось тревожнее.

— Вот тут, — бабушка остановилась у подъезда. Всмотрелась в табличку над дверью.

— Сюда! Запахло новым домом: деревом, свежей краской, известью.

Когда Юра шагал по лестнице, ему казалось, что к его ногам привязали по тяжеленному утюгу.

— Здесь! — сказала бабушка, останавливаясь у двери, и позвонила.

Юрино сердце забилось: «А вдруг настройщик догадается? Зачем я сразу не сказал папе?» Дверь распахнулась, и весёлый настройщик приветливо взглянул на Юру.

— А-а-а, — сказал он ласково, как доброму знакомому, — маленький музыкант? — И пропустил их в прихожую. — Неужели ты успел рояль расстроить?

Юра увидел улыбающееся лицо и осмелел.

— Вот, — сказал он, протягивая камертон. — Я принёс. Извините, что не сразу. Я поиграл немножко… — И виновато опустил голову.

— Почему ты принёс? Ведь я же вчера вечером договорился с твоим папой.