У Стайлза в гардеробе целая куча этих свитеров. Как правило, безразмерных. Синие, белые, красные… Он, тощий омега с тонкой шеей и узкими запястьями, кажется в этих свитерах особенно худым. Правда, ему всё же везёт, и Стайлз отыскивает в самом дальнем уголке шкафа клетчатую рубашку: когда-то он её любил, но теперь и не вспомнить, почему о ней позабыл. Рубашка сидит как влитая, в сочетании с чёрными джинсами она смотрится действительно здорово, и Стайлз, глядя на себя в зеркало, с неожиданной, пугающей его уверенностью думает о том, что он выглядит не так уж и плохо. Тот Стайлз, которого он видит в отражении, действительно привлекателен. Наверное, это здорово. Ему хочется понравиться Дереку Хейлу (даже если учитель не имеет права ходить на свидания со своими учениками), ему хочется этого даже сильнее, чем получить высший балл на итоговом тесте по химии (опять-таки именно из-за Дерека Хейла).
Когда Стайлз, наконец, полностью готов, шериф заглядывает к нему в комнату и говорит:
— Тебя уже ждут, Стайлз.
Стайлз благодарно улыбается, наскоро обнимает отца (он так редко это делает, что чувствует мучительный укол вины, когда видит удивление в глазах шерифа) и, обувшись, вылетает из квартиры. Дерек — неизменно неотразимый в своей кожаной куртке — смотрит на Стайлза слишком долго и слишком внимательно. Как будто что-то не так. Стилински смущается, нервно сжимает пальцы в кулаки и интересуется:
— Мы поедем куда-нибудь, или ты будешь пялиться на меня вечность?
— Ты потрясающе выглядишь, Стайлз, — говорит Дерек, и Стайлзу хочется сказать, что Хейл может оставить эти дешёвые комплименты для девушек, но он смотрит Дереку в глаза, и слова забываются, отходят на второй план.
Они целуются в машине, прижимаясь друг к другу, как ненормальные, будто бы к этому и сводится их свидание.
Когда они приезжают в кафе — неизменный атрибут, а как же, — у обоих губы припухшие и искусанные. Стайлз думает о том, что выглядит настоящим наркоманом. Судя по всему, Дерек думает точно так же.
Ужин — самая неудачная часть свидания. На них все пялятся, и Стайлз ощущает себя очень неуютно. Наверное, Дерек это чувствует, потому что предлагает провести вечер в менее людном месте. Стайлз, у которого от нервов кусок в горло не лезет, только за такой вариант.
Они гуляют по набережной до самой ночи. Не целуются (Стайлз боится, что его оттолкнут, а Дерек слишком задумчив и отстранён для этого), просто говорят о какой-то ерунде. Разговор течёт плавно, неторопливо.
— Почему ты так не хочешь, чтобы был кто-то, кто будет тебя защищать? — спрашивает Дерек, будто очнувшись от своих мыслей. Стайлз не знает, что ответить. То есть знает, но… Он кусает губы и всё же решается, даже не замечая, как берёт Дерека за руку, переплетая их пальцы. Честное слово, он не понимает, что делает, а Дерек не говорит ему ни о чём, потому что совсем не против.
— Я не люблю выглядеть слабым, — говорит Стайлз после минутного молчания. — Все почему-то уверены, что омеги — непременно хрупкие фиалки, которых нужно оберегать от любой напасти. А я не такой. И я… Ну, может, я просто не знаю людей, которые согласились бы быть сильными ради меня.
Он улыбается кривовато и невесело, а Дерек замолкает задумчиво. Стайлз видит, что он о чём-то напряжённо думает, но не рискует спросить — страшно. Да и не его это дело.
В конце свидания они снова целуются. Стоят на лужайке у дома Стайлза и целуются, неторопливо, мягко, будто бы изучая друг друга. А потом Дерек говорит:
— Спокойной ночи, Стайлз.
— Спокойной ночи, Альфа, — отзывается Стайлз и улыбается. Он не знает, насколько идёт ему улыбка, не знает, что этот его тёплый тон заставляет Дерека Хейла вздрогнуть и прищуриться задумчиво. Стайлз этого всего не замечает. Он замечает только приятный вес кожаной куртки Дерека на своих плечах (просто ему в какой-то момент стало холодно, а Хейл, не принимая никаких возражений, заставил его надеть куртку) и кружащий голову запах его.
Его альфы, и пусть это звучит до чёртиков слащаво. Пусть. У Стайлза такое настроение, что он даже согласен на все эти милые нежности, столь свойственные парочкам. Но Дерек только улыбается и советует ему лечь спать прямо сейчас, чтобы выспаться перед химией.
Он забывает свою куртку, и Стайлз всю ночь проводит, прижавшись к ней и уткнувшись носом в гладкую кожу.
Месяцы летят стремительно и торопливо. Дерек приглашает Стайлза на свидания каждое воскресенье (каждое-каждое), и они, наверное, давно должны считаться парочкой, но… Но - нет. Дерек никогда не заговаривает об отношениях, а Стайлз, с каждым разом всё сильнее и сильнее влюбляясь в него, сходит с ума. Он делится этим со Скоттом (тот крайне обижен, что Стайлз не рассказал раньше). Маккол советует ему самому об этом сказать, но Стайлз — омежья сущность — боится. Ему совсем не хочется услышать отказ. Ему совсем не хочется услышать напоминание о том, что такие романы запрещены. Потому что для него самого все эти «нельзя» не имеют никакой значимости. Ему же так хорошо, когда Дерек рядом. А значит, можно всё.
Ну, разумеется, он не выдерживает. На одном из свиданий (третий месяц их недоотношений, через несколько дней у Стайлза должна начаться течка) Стайлз всё же не выдерживает. Они сидят на мягком диванчике в уютной кофейне, голова Дерека покоится на коленях Стайлза, и Стайлз неторопливо перебирает чёрные пряди.
— Дерек, — говорит он, кусая губы. Хейл вопросительно мычит, довольно закрывая глаза. Стайлз не знает, где взять сил для того, чтобы это сказать, но всё же выпаливает:
— Мыжевстречаемсяда?
— Что? — непонимающе хмурится Дерек, и Стайлз раздражённо вздыхает. Как он ненавидит это всё.
— Мы же… — он замолкает, не зная, как подобрать слова, и умоляюще смотрит на Хейла, но тот не понимает, совсем не понимает. Стайлз вздыхает. — Мы же встречаемся?..
Выходит тихо и глухо.
— А ты этого хочешь? — спрашивает Дерек, и Стайлз, ожидающий любого ответа, но не этого, удивлённо вскидывает брови. Затем кивает, затолкав куда подальше желание покраснеть и отвернуться. Дерек пожимает плечами и прижимается щекой к животу Стайлза, опять закрывая глаза. - Ну, значит, встречаемся.
И у него всё это выходит так просто, будто… Стайлз даже не знает.
Стайлзу почти восемнадцать, и он всё ещё девственник. И он всё ещё безумно хочет Дерека Хейла. Поэтому он склоняется к уху мужчины и тихо шепчет:
— Исполнишь одно моё желание?
— Исполню, — соглашается Дерек, хоть и хмурится подозрительно. Стайлз закусывает губу и говорит:
— Будь со мной в эту течку.
У Дерека Хейла такой вид, будто его ударили по голове чем-то тяжёлым. Он не пытается отговаривать: знает, что это бесполезно. Он не пытается спорить, или заявлять, что Стайлз ещё несовершеннолетний, или делать какую-либо из тысячи противных Стилински вещей. Он просто спрашивает:
— Ты уверен?
— Абсолютно, — отвечает Стайлз. Дерек вздыхает, тяжело и с надрывом.
— Первый раз — это всегда больно.
— Ага, знаю.
— То есть тебя это не смущает?
— Я не боюсь боли, Альфа. И я доверяю тебе.
Дерек улыбается. Он так редко улыбается настолько искренне и тепло, что у Стайлза сердце в груди сходит с ума и больно колотит по рёбрам. Он закрывает глаза и закусывает губу, чтобы не улыбнуться в ответ совсем глупо и радостно.
Дома он отмечает дни, оставшиеся до течки (она через три дня, через три), и нервно вздыхает. Стайлзу так везёт, потому что отец как раз уезжает в командировку на всю течку сына, а значит, не помешает, и… И он то ли счастлив, то ли боится до чёртиков.
Отведённые три дня проходят слишком быстро. Стайлз делится со Скоттом своими опасениями, а тот зовёт Эллисон, и Эллисон действительно помогает справиться с нервозностью, и утешает, и говорит, что всё будет здорово, главное — не паниковать. Стайлз думает, что очень сложно приказать себе не паниковать. Но он постарается. Потому что он просто хочет этого. Хочет, чтобы Дерек поставил метку (и плевать он хотел на всё и всех), хочет, чтобы Дерек был только его…