Разговаривать с Бель было гораздо проще, чем с Нарциссой, наверное, потому, что с ней Люциус не чувствовал за собой никакой вины. Подробности Бель узнавать не стала, довольствовавшись малым, чтобы не «тревожить больного», но так было даже лучше. Можно было вести ленивую беседу о погоде и её влиянии на людей в возрасте. И хотя Бель долго смеялась, когда услышала, как Люциус пожаловался на годы, сути дело это сильно не меняло — старость пробиралась в их жизнь независимо от желания, просто годы брали своё, как бы банально это ни звучало.

На обед Бель не осталась, сославшись на огромную занятость, и Люциус снова погрузился в блаженное состояние полной расслабленности, смутно догадываясь, что эту главу романа он уже читал. Не то чтобы его это как-то волновало — в болезни были свои прелести. Вечер Люциус решил провести в кабинете у камина, наблюдая за багровыми отсветами поверх страниц книги. Жаль, что в чай нельзя было плеснуть ром, но нарушать предписания Сметвика никто не собирался. Люциус понял, что задремал, когда услышал приглушённые голоса за дверью и понял, что от неудачной позы у него затекла шея. Дверь приоткрылась, и стала понятна причина спора:

— Ты сильно пожалеешь, если ему станет хуже, — голос Нарциссы звучал очень угрожающе.

— Я всё исправлю, — Северус зашёл в кабинет, закрыв за собой дверь, будто его преследовали. — Люци…

Он мгновенно оказался у кресла Люциуса и не придумал ничего лучше, чем усесться на пол. Несколько долгих мгновений Северус вглядывался в лицо Люциуса, а потом взял его за руку и уткнулся лбом в ладонь, прошептав:

— Прости меня… прости… я — идиот. Я хотел, как лучше… чтобы не подставить тебя… Крауч обещал следить за мной, а я просто не мог втянуть тебя в это… если с тобой что-нибудь случится, мне лучше сдохнуть… потому что я не смогу без тебя… ты — последнее, что у меня осталось… ты и Гарри, но у него есть Драко, а у меня только ты…

Люциус зажмурился, чтобы скрыть подступившие слёзы. С годами всё-таки он стал слишком сентиментальным, но чтобы такое услышать, был готов пережить ещё парочку сердечных приступов. А Северус продолжал каяться, рассказывая, как не находил себе места после разговора, как хотел догнать, но не решился.

— И что тебя заставило изменить своё мнение?

— Бель, — Северус горько усмехнулся. — Она умеет подбирать слова.

Это точно, только Люциус бы сказал, что Бель обычно не подбирала слов, что всегда производило неизгладимое впечатление. А Северус продолжил:

— Люци, а ты уверен, что тебе нужен именно я?

— У меня было время в этом убедиться.

Кажется, Северус всё ещё сомневался, но ему удавалось сохранять спокойствие. Относительное.

— О потерях обычно рассуждают люди, которые никогда не теряли ничего, кроме денег и любимых безделушек. Они гипотетически представляют, что могли бы почувствовать в этот момент, и твердят банальности о том, что «время лечит», желая утешить. Оно лечит, Люци, конечно же, лечит, только вот то, что мы учимся жить без близких, никак не влияет на оставшиеся в душе дыры. И их ведь ничем не заполнишь… никогда. А если их становится слишком много — жизнь просто теряет смысл. Я не могу потерять тебя, Люци. Больше нет…

Люциус осторожно коснулся волос Северуса, пальцем очертив прядь у виска:

— Ты поседел, Сев…

— В смысле? — опешил Северус, дезориентированный из-за такой сменой темы разговора.

— В нашем возрасте тоже есть свои прелести.

— И какие же?

— Нам уже не нужно думать о впечатлении, которое мы производим.

Северус невесело фыркнул:

— Это ты тактично пытаешься сказать, что до нас уже никому нет никакого дела, и поэтому можно расслабиться?

— Примерно так, — улыбнулся Люциус. — Никому не будет интересно, почему один стареющий джентльмен навещает второго.

— А если кто-то всё-таки заинтересуется?

— Скажем, что мы партнёры… по игре в шахматы.

— Умеешь ты красиво назвать, — Северус нерешительно прижался к ладони Люциуса, ласкающей его щёку. — А если нас заподозрят в «грубой непристойности»?

— Да кому такое может прийти в голову?

— Краучу. У него не было никаких доказательств, поэтому я так легко отделался. Но он обещал мне надзор. Я очень не хотел втягивать тебя в это дело.

Теперь Люциусу стали гораздо понятнее мотивы Северуса. Тот и в самом деле мог решить, что своим отказом от отношений кого-то спасает. Всё-таки с его привычкой решать одному за двоих надо было что-то делать.

— Меня Крауч точно не тронет, — Люциус погладил Северуса по шее. — Его взял на короткий поводок Том, стало быть, и тебе бояться нечего.

— А что будет с Нарциссой? — взгляд Северуса снова стал тревожным. — Что она скажет про твою внезапную любовь к шахматам?

— Мы с ней уже это обсудили, — Люциус подбирал слова как можно аккуратнее. — Она считает, что я изначально ошибся с выбором команды.

— Шахматы — не командная игра.

— Возможно, — согласился Люциус. — Главное, что мы с Нарциссой поняли друг друга.

— А что скажут дети? Или ты предлагаешь всё от них скрывать?

— Мне кажется, что они сумеют нас понять… Сев, — Люциус почувствовал, как спазмом у него сдавило горло и стало почти невозможно дышать. — Сев… ты ведь не ищешь повод, чтобы прямо сейчас уйти от меня?

— Куда я от тебя уйду, Люци? Это просто невозможно. Я пробовал…

— У тебя почти получилось, — лицо Северуса оказалось так близко, что Люциус шептал свои обвинения, почти касаясь губами его искусанных губ. — Но это была последняя попытка…

Поцелуй немного горчил, и Люциус всё ещё не верил в реальность происходящего. Но сколько можно отрицать очевидное? Они, наконец, сделали последние шаги навстречу друг другу, а значит, всё заканчивалось правильно. Или, наоборот, начиналось? Впрочем, какая разница, когда можно просто целоваться, забывая обо всём и чувствуя себя вызывающе юным и просто таки неприлично счастливым?!

========== Эпилог. Гарри. Декабрь 1954 г. ==========

— Не нервничай, всё будет хорошо.

Вопреки своим словам, Драко тут же порезался бритвой и обвинил Гарри в том, что это он его отвлёк. Такой вот образец спокойствия. Своеобразный.

— Не буду, — пообещал Гарри, — я просто не знаю, как себя в таких случаях вести.

— Примерно так же, как с Северусом. Если тебе будет от этого легче, то знай, что он тоже приглашён, — Драко заклеил порез кусочком газеты и принялся придирчиво осматривать себя в зеркале.

— Ну, ты сравнил! Северус-то не просто свой, он ещё и понять может.

— Отец тоже может, — заверил Драко. — Чисто теоретически. Он всё знал про отношения с Реем, но на его дружбу с Северусом это знание никак не повлияло.

— А правила этикета?

— Какого? — Драко перевёл возмущённый взгляд на Гарри. — Мы будем дома, понимаешь?

— Ну да… вилка для мяса, вилка для рыбы и салфетка на коленях, — Гарри вздохнул. — Северус, конечно, пытался меня научить чему-то подобному, но, как понимаешь, это не вошло в мои привычки.

— Не переживай, всё будет хорошо.

Гарри задумчиво почесал нос:

— И почему мы не можем встретить Рождество дома? У нас такая хорошая кровать.

Уловка не сработала.

— Она от нас никуда не денется, а Рождество — это семейный праздник. Ну, знаешь там, Сочельник, Йельское полено, всякие гимны…

— Ты будешь петь?! — Гарри в притворном ужасе округлил глаза.

— Петь будет Бель.

— О нет! Риддлы тоже придут? — ужаснулся Гарри.

Бель он ещё мог принять — она была неплохой тёткой и даже как-то угостила его сигаретой! — но вот её муж… У Гарри Том Риддл вызвал бурю разнообразных чувств, самым очевидным из которых была тревога.

— Они тоже наша семья.

— А как у них с широтой взглядов? Или нам утром придётся эмигрировать в Австралию?

Драко принялся уверять, что до такого не дойдёт, и был весьма убедителен. Полчаса пролетели незаметно, и когда Гарри отдышался, то обнаружил, что если не выйти прямо сейчас, можно опоздать. Он не торопился разочаровывать новых родственников, поэтому пришлось бежать. Хорошо, что Драко не возражал, хоть и очень не любил спешить — ему такое казалось несолидным.