— Что?! — теперь у Крауча задёргалась щека.

— Я не мог отвлекать столь занятого человека, как вы, без должной подготовки. Поэтому вот смотрите, — из кармана жилета, оказавшегося практически бездонным, Дамблдор извлёк целую кипу бумаг и, подойдя к столу Крауча, принялся их раскладывать перед ним, словно сорвавший банк любитель преферанса. — Вот заключение о смерти мистера Олливандера. Прошу обратить внимание на препарат, обнаруженный в его крови, и сравнить с тем, применение которого оказалось фатальным для мистера Мальсибера. Вот его завещание, в котором он со свойственным ему пылом пропагандирует эвтаназию. Вот свидетельство бармена, с которым Олливандер беседовал перед смертью. А вот заверенное у барристера и нотариуса моё заявление о том, что незадолго до смерти мой большой друг Гаррик Олливандер рассказал мне, что помог избежать многих мучений ещё одной мятущейся душе, а именно Рейнарду Мальсиберу.

В наступившей тишине было отчётливо слышно, как в стекло кабинета бьётся муха, отчаянно пытаясь вырваться на свободу.

***

Только оказавшись снова в привычном уже мраке камеры, Северус сумел взять себя в руки настолько, чтобы осмыслить произошедшее. Нарисованная Дамблдором картина была столь же убедительной, сколь и невероятной. И дело было не в том, что никакого Гаррика Олливандера Рей не знал. Такое знакомство даже при желании трудно было оспорить, в отличие от последних слов Рея. Конечно, Северус сжёг оба письма — и то, что предназначалось лично ему, и то, что писалось как алиби для него, — но суть от этого не менялась.

Северус мог понять, зачем Беллатрикс это сделала — что, разумеется, ничуть её не оправдывало, но не ему было её судить. Если бы он любил Рея чуть больше, трагедии бы не произошло. Если бы только он мог любить больше! А ещё, если бы он был немного внимательнее и нашёл время поговорить. Северус зажмурился и несколько раз стукнулся затылком о холодную стену. От этих бесконечных «если», которые теперь уже невозможно изменить, болело сердце. Но эта боль давно стала привычной, и Северус не сомневался, что она останется с ним навсегда. И, наверное, это было справедливо.

«Я отпускаю тебя, Северус. Постарайся быть счастливым и за меня тоже». Будто такое возможно! «Не злись на Бель. Она всё сделала правильно и очень помогла мне, хотя я на такое не мог рассчитывать. И мне кажется, что ей будет проще пережить свой кризис, если Тому придётся её спасать». С этим Северус мог поспорить — ему удалось узнать Риддла, пусть и не так хорошо, как Люциусу, но он был с ним абсолютно согласен. Чтобы играть на чувствах этого человека, надо быть настоящим безумцем… ну, или Реем, который умел найти что-то хорошее в каждом.

Северус мог сколько угодно злиться на Бель, но точно не хотел, чтобы её судили за такое. Она не заслужила ничего подобного. Ни она, ни Лили, ни Нарцисса. Достаточно того, что уже произошло и чего не изменить, тем более что и без этого понятно, кто во всём виноват на самом деле. И это точно не Бель!

«Прости меня, Северус. Конечно, я должен был оказаться сильнее и поговорить с тобой. Но я не смог». Даже в этом Рей был гораздо честнее и благороднее и не стал говорить о том, чего не смог Северус. «Я тебя любил. Всегда».

Невесёлые размышления прервал отвратительный скрежет проворачивающегося в замке ключа. Северус молча протянул руки, чтобы охраннику было удобно застегнуть наручники. В конце концов, эту небольшую любезность он мог себе позволить, хотя бы за ровное и непредвзятое отношение.

— Вам не надо, — словно нехотя отозвался охранник и, поймав непонимающий взгляд Северуса, пояснил: — Распоряжение мистера Крауча.

— Чего это вдруг?

— Начальству виднее.

От Крауча не приходилось ждать ничего хорошего, поэтому Северус просто сцепил руки за спиной и вышел из камеры, старательно скрывая охватившую его тревогу. Путь до знакомого кабинета занял слишком много времени, за которое Северус уже мысленно отправился на каторгу в Австралию, где умер от очередного приступа жёлтой лихорадки. В страшных мучениях, искупающих всё.

— Садись, — Крауч кисло улыбнулся, указывая на стул перед собой. — Подожди.

Стул оказался ужасно неудобным, но жаловаться Северус не собирался. Он не Блэк с его «перед смертью не надышишься» и прочими сомнительными мудростями, и поэтому радовался любой передышке. Сейчас по законам жанра Крауч должен отложить бумаги в сторону и объявить, что обман Дамблдора раскрыт, и за попытку столь чудовищной лжи полагается наказание. В соответствии с законами, к которым сам Крауч апеллировал с иезуитской изворотливостью, и в которых Северус никогда не разбирался.

— Итак, Снейп, — Крауч принялся разглядывать свою ручку, будто в жизни не видел ничего интереснее. — Ты осознаёшь свою вину?

Началось… Северус кивнул, и Крауч продолжил, по-прежнему не глядя на него:

— Это ты ввёл всех в заблуждение, и если бы у меня было чуть больше времени, то даже не сомневайся, я бы вывел тебя на чистую воду и разоблачил твои замыслы. Не считаешь же ты себя умнее всех?

Ответа Крауч не ждал, но Северус всё равно отрицательно покачал головой. Умнее всех он себя точно не считал и мог только гадать, какое наказание придумал для него Крауч. Хотя… сначала ведь должен состояться суд? Или всё-таки решено отдать дело в военный трибунал, где разговор с предателями и убийцами своих был коротким? И что будет с Дамблдором за попытку лжесвидетельства?

— Хватит молчать, Снейп! Теперь-то ты можешь сказать всё, что хочешь.

— Последнее слово?

Северус постарался, чтобы вопрос прозвучал иронично, не выдав смятения, но Крауч шутки не оценил. Он смерил его злым взглядом и сломал ручку, стиснув её с чрезмерной силой.

— Нарываешься?

— И в мыслях не было.

— Всё же молчание тебя красит, — процедил Крауч.

Северус отвёл взгляд. Он не видел смысла продолжать бессмысленную перепалку, прекрасно оценивая меру своего неравенства с Краучем. По-хорошему сейчас лучше всего было заткнуться и выслушать всё, что тот придумал, но что-то мешало.

— Никогда не гонялся за красотой.

— Ещё бы, — презрительно оскалился Крауч, — с твоими-то предпочтениями. Надо было бы тебя в общей камере подержать. Там совсем мальчишки сидят за мелкие хулиганства. Изнывают от тоски, а так ты бы их хотя бы порадовал. Напоследок.

— У вас нет никаких доказательств.

— Доказательства будут. Достаточно только взглянуть на тебя, и можно уже выписывать направление на химическую кастрацию. Или предпочтёшь пару лет поработать на каторге? Ты только скажи.

Отвечать Северус не стал. Зачем плевать против ветра? Крауч хоть и позволял себе такие выпады, но никогда не заходил дальше слов. А слова… их вес в подобном деле был сильно преувеличен, а раз так, то и переживать не стоило. Куда важнее то, зачем Крауч вызвал Северуса и что решил на его счёт.

— Молчишь? Неужели одумался? — Крауч скривился, будто увидел под ногами дерьмо. — Ну, ничего, ты всегда можешь найти кого-то небрезгливого в своём Уике. Заодно и доказательную базу обеспечишь.

Северус не сильно прислушивался к фантазиям Крауча, поэтому очень удивился, когда тот швырнул ему какой-то листок со словами:

— Убирайся! Свободен.

Буквы прыгали перед глазами и сливались друг с другом, превращаясь в какие-то иероглифы, поэтому до Северуса не сразу дошёл их смысл.

— Свободен?

— Ты ещё и туповат? — поморщился Крауч. — Дело закрыто за отсутствием состава преступления.

— И я могу идти?

Крауч лишь закатил глаза с видом величайшего разочарования в человечестве и нажал кнопку звонка.

— Проводите Снейпа на выход.

Северус боялся поверить в происходящее — и когда шёл следом за охранником по узкому коридору, и когда получал свои вещи, и когда переодевался. Мыслей не было, только какая-то звенящая пустота, медленно вытеснившая недоумение. Ему казалось, что вот-вот появится другой охранник с диаметрально противоположным приказом. Северус даже не торопился, чтобы не так глупо выглядеть в этот момент.