Встречи с заключёнными проходили в маленьком помещении, разделённом решёткой, в котором из мебели было лишь два стула по разные стороны этой стальной перегородки. Конвоир встал в углу за спиной Люциуса и явно не собирался уходить.

— Вы будете присутствовать при встрече? — Люциус улыбнулся как можно дружелюбнее.

— Да. Таков порядок.

— А вы не расскажете мне о порядках? Я первый раз в такой ситуации и не знаю, как себя вести.

О своём небогатом тюремном опыте Люциус предпочитал не вспоминать, но сейчас никак не мог избавиться от тягостного дежа вю, когда даже запах навевал отвратительные образы прошлого.

— Запрещена передача вещей, записок, — монотонно забубнил охранник.

— Где вы воевали? — перебил его Люциус.

— В Нормандии, — быстро отозвался тот и замер: — Это так заметно?

— Да. У вас это во взгляде.

— Я был контужен, — поморщился он, — потом долго валялся в госпитале.

— А мы с Северусом прошли всю войну. Дюнкерк, битва за Лондон, конвои. Он прикрывал мне спину.

— Говорят, он убил своего… — охранник снова поморщился, подбирая слова: — сослуживца.

— Чудовищная ложь, — Люциус задохнулся от боли. — Они с Реем вместе были в плену и пережили такое… Если за что он и может себя винить, так только, что не сумел предотвратить. После аварии Рей остался инвалидом и предпочёл уйти. Сам. Это трагедия для Северуса.

— Мне не положено с вами разговаривать, — тихо сказал охранник.

— Хорошо.

Люциус отвернулся и, немного постояв, тяжело опустился на стул, пытаясь совладать с эмоциями. Не хватало ещё Северусу увидеть его смятение. Через несколько минут, когда молчание стало совсем тягостным, послышался скрежет замка, и вторая дверь в камеру открылась, пропуская Северуса. Его конвоир без церемоний толкнул его на стул:

— У вас двадцать минут.

Сердце Люциуса замерло от боли. Похоже, Северус уже поставил на себе крест, таким потухшим и безжизненным стал его взгляд, лишь на мгновение оторвавшийся от пола. Стоило ему понять, кто перед ним, как Северус словно окаменел. Люциус вглядывался в его лицо, радуясь, что не видит никаких следов насилия, кроме как над самим собой. Кажется, он перестал есть, настолько худым и измождённым казался.

— Северус… Сев…

— Зачем ты пришёл, Люци?

Даже его голос стал совершенно невыразительным и каким-то бесцветным. Люциус помнил о свидетелях, поэтому старался тщательно подбирать слова.

— Я хочу вытащить тебя отсюда.

— Зачем?

— Потому что ты не виноват в смерти Рея.

— А кто тогда виноват? Кто?

— Ты не мог предотвратить того, что он сделал.

— Меня обвиняют не в этом.

— Правильно! — Люциус разозлился. — А почему бы тебе тогда не рассказать про смерть Джеймса, которого ты не смог спасти? Или Лили, чьего сына ты вырастил?! Они тоже погибли, и ты ничего не смог сделать. Давай, продолжай себя закапывать и жалеть себя!

— Люци, я не…

— А о Гарри ты подумал? Каково ему будет остаться без тебя?

— Он уже взрослый, — Северус закусил губу и обхватил себя руками, словно замёрзнув. — Он получит в наследство наш дом и…

— Заткнись, идиот! Наследство он получит, как же… ты ему нужен, а не твой дом на краю земли.

— Там ещё собака есть… его зовут Бродяга. Люци, если можешь, позаботься о нём. Я не смог, хоть и обещал.

— Слабак!

Люциус вскочил с этого дурацкого стула и наотмашь ударил по решётке, отчего та зазвенела. Северус дёрнулся, словно эта пощёчина всё-таки досталась ему.

— Люци…

— Борись, идиот! Или хотя бы прекрати себя закапывать, когда ты ни в чём не виноват, и не мешай нам бороться за тебя. Потому что ты нам нужен!

— Вам?

— Да, нам! Не только Гарри или там Бродяге, но и Блэку, который примчался ко мне сразу, как узнал. А ещё Артуру, Фрэнку, Алисе, Бель, которые ещё не знают о твоей глупости. А ещё ты нужен мне! Понял?! Ты это понял? Я знаю, что ты невиновен, и сделаю всё, чтобы тебя отсюда вытащить. Клянусь!

Люциус замолчал, тяжело дыша, потому что ему больше нечего было сказать, а ещё потому, что Северус, наконец, осмелился посмотреть ему в глаза. И пусть его взгляд заблестел от непролитых слёз, но в нём снова появилась жизнь. Наверное, потому что никогда прежде Северус не видел, чтобы Люциус настолько терял самообладание. Но оно того стоило!

— Свидание окончено! — объявил Люциус и почти дошёл до двери, но всё-таки не смог уйти, не обернувшись, чтобы ещё раз увидеть Северуса. — Держись!

Показалось, или он всё-таки улыбнулся в ответ? Люциус хотел верить, что не показалось.

— Сильно вы с ним, — уважительно пробормотал охранник, когда они оказались в коридоре.

— Заслужил, — Люциус перевёл дыханье. — И это лучший лётчик-ас Берегового Командования! Идиот…

— Зато у него хорошие друзья.

— Это да, — согласился Люциус. — И мы своих не бросаем. Особенно в бою.

На улице так ярко светило солнце, что Люциус зажмурился до белых кругов перед глазами. Ему дико было думать, что всего в нескольких метрах царит мрак и сидят люди, лишённые самого лучшего, что только может быть — свободы. Он немного прогулялся, а когда вернулся в гостиницу, портье, улыбаясь, протянул ему записку:

— Вам звонила одна леди. Она назвала меня идиотом и потребовала, чтобы я записал то, что следует передать вам, чтобы не забыл ни слова.

Разумеется, это была Бель. А вот записка заставила Люциуса трижды её перечитать, чтобы убедиться, что он всё правильно понял. «Завтра мы с Томом ждём тебя к обеду. Это касается Северуса». Люциус перевёл взгляд на портье:

— Купите мне билет на ночной поезд до Лондона. А номер оставьте за мной. Я вернусь.

***

Утренний Лондон встретил Люциуса туманом и мелким дождём. Отчего-то это усугубило тревогу, терзавшую после получения сообщения Бель. Нарцисса, как оказалось, не видела сестру всю неделю, а при последней их встрече Бель показалась ей чересчур нервной. Ждать до обеда было невыносимо, к тому же была возможность обвинить портье в неточности при передаче послания, поэтому Люциус отправился в дом Риддлов сразу же, как только привёл себя в должный вид после дороги. Драко дома не ночевал, что не сильно удивило, если помнить о его сердечных делах. Нарцисса наверняка знала о сыне больше, но не спешила заводить разговор, и Люциус решил, что беспокоиться не о чем.

— Добрый день, Питер. Беллатрикс просила меня приехать для встречи с ней и мистером Риддлом.

— Да, конечно, — Питер ловко принял у Люциуса лёгкий дорожный плащ и услужливо распахнул дверь. — Прошу вас, мистер Малфой.

— Дядя Люци!

Хорошо, что Люциус не забыл коробку конфет для Лили. Она приняла их, как учили: благосклонно кивнув, и сразу же воспитанность её оставила. Лили быстро открыла коробку и наугад вытащила оттуда конфету, пытаясь угадать начинку.

— М-м-м… сливочная помадка. Дядя Люци, давайте я провожу вас к папе, он в кабинете.

— Веди.

Лили взяла его за руку и чинно повела по коридору. Наверное, Люциус всё-таки пришёл раньше времени, но — кто знает? — может, оно и к лучшему, и хозяев удастся застать врасплох. Почему-то Люциус был уверен, что разговор предстоял тяжёлый, и любая, даже самая маленькая фора не помешает.

— Папочка, я Люци привела!

Лили вихрем влетела в кабинет, где сразу же забралась на колени Тома, с превосходством взглянув на Люциуса. Она потёрлась головой о подбородок отца и принялась предлагать ему конфеты, которые, как оказалось, тот любил. Люциус с интересом наблюдал, как во взгляде Риддла сменяют друг друга совершенно не свойственные ему эмоции: нежность, сердечность, мягкость, доброта, сентиментальность. Как же Лили была похожа на отца! Те же выразительные упрямо поджатые губы, тот же ровный нос, тот же разрез точно таких же ярко-синих глаз… только вот, пожалуй, волосы были, как у Бель — черные, непослушные, кудрявые и очень густые.

— Присаживайтесь!

Риддл указал Люциусу на стул перед собой и, поцеловав Лили в макушку, что-то ей сказал, отчего она сразу стала серьёзной.