Сон второй. Мертвый остров.

Жрец сидел прямо на могильном камне скрюченный, нахохлившийся как старый ворон. Я осмотрелся. Остров был совсем маленький, утыканный плитами. Некоторые стояли еще прямо, некоторые сильно покосившись. Большинство же просто лежало на земле. Зеленоватые волны бились о некоторые могилы, разъедая, раскрашивая не сильно прочный камень. Я подошел к жрецу, тронул его за плечо.

- Где мы?

- Это кладбище. Старое кладбище благородных семей. - Жрец поднял голову и откинул капюшон. Кольца не было. Одна большая дыра с неровными краями. Из нее еще течет кровь, вниз на лоб. Два красных ручейка на щеках. Я отшатнулся, отступил на пару шагов назад.

- Ты?!

- А кто же еще. Я дружок до сих пор в твоей голове, деться мне из нее некуда. Чешется. - Он поднял руку и запустил пальцы прямо в рану, почесал, вынул измазанные пальцы и обтер их о край плаща. - Не бойся. Это всего лишь сон.

- Я не боюсь тебя. - Я банально врал. Чтобы скрыть это быстро спросил - зачем мы здесь?

- Просто мне всегда нравилось это место. Здесь лежат мои предки. Твои не здесь - из простолюдинов ты - а здесь только семьи патрициев. - Он соскочил с камня, покряхтел, держась за спину. - Когда-то остров был больше, намного больше. Там - он показал рукой в сторону садящегося в море солнца - был небольшой храм. Там - пристань. Потом океан поднялся, и вода все затопила. Даже больше чем в столице. Остался только вот этот холм.

- Зачем мы здесь?

- Тебе здесь не нравиться?

- Нет. Здесь жутко и неуютно.

- Еще бы. Это же кладбище.

- Ты хотел просто поболтать? - Меня начал раздражать разговор. Тем более что разговаривал со мной мертвец. Даже кожа вон уже посерела. Он приблизился ко мне, заглянул в глаза.

- Я хочу помочь. Ты загнал себя в тупик, и я хочу тебе помочь.

- С чего это вдруг. Я же убил тебя!

- Я сам виноват. Слишком испугался. Сам бы ты на такое никогда не решился. А помочь… - Он запнулся, подбирая слова. - Я всю жизнь копил знания. Хранил историю. Собирал ее и хранил. В твоей голове сейчас почти все знания этого мира. Но ты не умеешь пользоваться этим подарком. Он вытекает из тебя как золотой песок из дырявого мешка. Скоро останется пара горстей застрявших в швах песчинок и пустота. Противная, никому не нужная пустота. Поэтому я и хочу тебе помочь. Этот ритуал дикарей - я видел его, когда был молод. Почти так же молод как ты сейчас. Ты должен увидеть это сам. Тогда ты поймешь, куда тебе идти дальше.

- Ты уверен, что мне это нужно?

- Уверен. Пойдем. - Он протянул мне синюшную тонкую руку. - Пойдем.

Преодолевая отвращение, я взял его за протянутую ладонь. Мир вокруг вспыхнул всеми цветами радуги, но тут же погас.

Сон третий. Ритуал Кху.

Ночью сбежал последний носильщик. Он стойко терпел все невзгоды, не жаловался как остальные, не умолял, не угрожал. Он просто исчез в джунглях. До корабля отсюда две недели пути - может и дойдет, если никто его по дороге не съест и сумет рассмотреть оставленные следы. Дора плакала, уткнувшись в колени. От отчаяния, от голода, от одиночества. Я предлагал ей остаться на диреме. Объяснил, что нас ждет впереди, но юношеская глупость и романтика еще кипели в ее голове и сердце. Она рвалась в бой. Тогда, две недели назад. Сейчас же на грязной раскисшей земле сидел зареванный испуганный ребенок. Ребенок до сих пор держащийся за свое имя. Я свое даже уже не помню. Куда удобнее пользоваться номером. Может это путешествие будет для нее хорошим уроком. Если выживет. Если сможет добраться обратно в храм.

Риам, маленький чернокожий проводник, вынырнул из леса, отряхнулся как собака. Показал жестами, что пора выходить. Я помог подняться Доре и подставил плечо. Еще два дня назад на предложение такой помощи она презрительно фыркнула, теперь же лишь тяжело вздохнула. Тропа нырнула в очередные заросли, скрыв спину Риама. Дождь пошел еще сильнее.

Крик я услышал и даже успел упасть, придавив к земле трепыхающуюся Дору. Мы долго лежали между мокрыми корнями, но ничего не происходило, никто не тыкал в нас копьями, и не пытался запрыгнуть на спину. Попросив дору не вставать, я тихонько прямо на коленях прополз вперед и выглянул из-за куста. Нашего проводника нигде не было, зато посреди тропы зияла огромная яма с краями прикрытыми ветками. Опустившись на живот, я подполз ближе и заглянул вниз. Тело Риама проткнуло целых три заточенных кола, торчащих со дна ямы. Он еще дергал ногами, но и эта пляска смерти уже стихала. Вернувшись обратно, я просто сказал Доре, что проводника больше нет, и что дальше мы пойдем одни. Она опять заплакала.

Мы бы наверно прошли мимо, если бы не услышали треск барабанов. Боясь нарваться на новые ловушки, сошли с тропы и пробирались рядом, иногда сверяясь с ней, что не сбились с направления. Местность стала более сухой и пошла в гору, равнина закончилась. Встречалось все больше камней, большие овраги. Из одного из таких оврагов мы и услышали барабаны.

- Вовремя. Еще чуть-чуть и могли бы не успеть, или еще хуже пройти мимо. Это хороший знак. - Мой оптимизм не передался Доре. Она лишь кивнула в ответ. Мы уже привычно опустились на четвереньки и поползли к краю оврага. Там залегли, спрятавшись за камнями. Наклонившись к самому уху, Доры я прошептал.

- Что бы ни случилось - молчи. Нас послали сюда все увидеть, запомнить и рассказать. Мы ни во что не вмешиваемся. Ты поняла?

- Да.

Выдав даже такой короткий звук, она закашлялась, глуша звук рукавом плаща. Ее кожа с вчерашнего вечера сильно пожелтела. Лихорадка неотвратимо забирала мою юную спутницу, но я не в силах был ей об этом сказать. А она сама измученная и уставшая ничего уже не замечала. Может это и к лучшему. Барабаны внизу оживились, и я подполз к самому краю, стараясь ничего не упустить. Капюшон я надвинул пониже, чтобы блеск кольца меня не выдал.

Овраг был глубокий, с крутыми каменистыми склонами, почти идеально круглой формы, за что его наверно и выбрали. Направо от меня дно оврага повышалось, к нему из джунглей выныривала хорошо нахоженная тропа. Людей в овраге было немного. Зрителей на такие церемонии не приглашают. И, конечно же, все внизу были черными как ночь. Хотя от проводника они отличались сильно. Высокие, стройные, сильные. Явно из другого народа, чем бедный недоросток Риам.

Посередине оврага было вбито несколько высоких факелов, разгоняющих подступающую темноту. Вокруг них столпились пять барабанщиков, выбивающих резкий, слегка плавающий ритм. Барабаны наверняка из человеческой кожи - это мы уже знаем. Чуть глубже в овраге стояла еще группа факелов и люди вокруг нее были намного интересней.

Боком ко мне сидела сгорбленная скукоженая старуха. Редкие волосы колтуном болтались на затылке. В него были воткнуто пара длинных красивых перьев неизвестной мне птицы. Из одежды на ней была только короткая юбка из шкуры какого-то пятнистого зверя. Всю узкую впалую грудь закрывали украшения из раковин, зубов и деревянных палочек. Насколько я помню местные обычаи, это украшение в купе с перьями означало весьма высокий ранг в иерархии племени. Что-то вроде советницы вождя. Бабка сидела, склонившись почти до земли. Изредка она заходилась утробным кашлем и била себя в грудь скрюченной ладонью.

Напротив нее на коленях сидела молодая девушка. Довольно красивая, по меркам черных. Из одежды на ней не было ничего, но это ее ничуть не смущало. Она безучастно смотрела в черное небо. Было похоже, что она находиться под действием какого-то сильного наркотика. За ее спиной стояли два рослых война, в набедренных повязках. Наверняка они девчонку и привели.

Последнего человека в этой компании и человеком то назвать было сложно. В плаще из шкур, с деревянной маской на лице он был похож на чудовище, вылезшее из подземного мира. Громко подвывая гортанным голосом, он скакал вокруг старухи и девушки. Изредка подскакивал то к одной, то к другой и вырывал из их голов по пучку волос. Крутил их в руках, ревел, скакал и напоследок пихал в горшок, стоящий на маленьком костре. Так продолжалось довольно долго, шаман скакал, старуха кашляла, войны и девушка были неподвижны. От скуки и чтобы не заснуть я начал считать количество ног у белого паука нарисованного на лысой голове шамана. И вдруг он замер прямо у своего котла. Как по команде смолкли барабаны. Шаман подошел к одному из воинов, схватил его за шею, нагнул и повел к горшку. Дальнейшее меня несколько ошарашило. Наклонив война, над самым горшком черный монстр выхватил откуда-то из кучи навешанных на нем шкур костяной нож и перерезал здоровяку горло. Кровь фонтаном брызнула в горшок. Дергающееся тело шаман оттолкнул в темноту и опять завыл, помешивая ножом в котле. Я видел, как вздрогнул второй воин, сдается мне, они до конца не знали, кто из них двоих добровольно пойдет на заклание. Шаман понюхал свое варево, и даже лизнул его с кончика ножа. Видимо остался доволен - спрятал нож и достал деревянную ложку на длинной ручке. Опять затрещали барабаны, но уже не так громко и выводя какой-то более сложный ритм. Зачерпнув ложкой кипящей жижи шаман поднес ее сначала старухе, помог выпить. Вторую ложку он с помощью оставшегося воина влил в рот оцепеневшей девушке. Потом уселся на труп собственноручно зарезанного человека и принялся ждать. Долгое время ничего не происходило, но вдруг тело старухи выпрямилось, будто в нее вставили кол, она раскрыла рот, и из него вырвалось искрящееся темное облачко. Словно живое по сложнейшей траектории долетело до головы девушки и втянулось в глаза, уши, нос. Как только последняя капля серого вещества втянулась в девушку, старуха мешком упала на землю и больше не двигалась. Шаман подошел к девушке и, низко поклонившись, помог ей подняться. Та больше не выглядела безвольной куклой. Склонившись над телом старухи, сняла украшения и надела на свою шею. Так же поступила и с перьями. Вдруг тело бабки забилось в судорогах, и в точно таких же судорогах забилась девушка. Она бы упала, если бы ее не подхватил воин. Шаман схватил с земли сучковатую дубину и одним ударом размозжил дергающейся у его ног старушенции череп. Девушка обвисла на руках рослого, но быстро встрепенулась. Барабанщики замолкли, подняв деревянные колоды, обтянутые кожей, взвалили их на плечи и потянулись в сторону леса. За ними ушли воин и девушка, опиравшаяся на его плечо. Последним ушел шаман, гася за собой факелы.