- Если отпущу – не убежишь?
-Нет. - Я отпустил его ухо, но на всякий случай оставил руку на плече.
- Что вы хотите от меня, господин.
- Я хочу найти человека. Лекаря.
-О! Господин болен. Моя матушка отлично умеет лечить любые болезни. Давайте, я вас отведу к ней. – Алчность в его глазах достигла предела. Я знал, как лечат такие знахарки и меня передернуло.
- Нет. Я не болен. Мне просто нужен лекарь. Много их в городе. – Парнишка, задумавшись, бодро стал почесывать зад. Наконец выковыряв из него все остатки памяти выдал:
- Два. Нет, тех кто умеет лечить много, но настоящих лекарей два. Вам ведь нужен настоящий?
- Несомненно. И где мне их искать?
- Один недалеко, по этой улице до Рыбной площади, а там в переулок. Но вы его лавку еще с площади заметите, она там самая приметная.
- А второй? - Тут моя жертва погрустнела и засуетилась под ладонью.
- Второй живет в Верхнем городе. Где благородные. Я там ни разу не был. Но я точно знаю, что он живет где-то у ворот. И если спросить у стражников – они покажут.
- Ладно – держи монетку. – я протянул ему одно из самых мелких и старых. Но и ей парнишка был безмерно рад. Запихав ее в рот, чтобы не потерять, он рысцой припустил по улице, только голые пятки замелькали. Я же двинулся в сторону Рыбной площади.
Жрецов здесь уважали намного больше, чем в заброшенном богами Урсусе. Некоторые из прохожих кланялись, кто-то просил благословить, но такие к счастью попадались редко. Зато никто не отказывался указать дорогу. Одна из уличных торговок, подобострастно поклонившись, протянула мне намазанную мёдом лепешку – что оказалось весьма кстати. В животе уже урчало. Попав в город, и занятый своими мыслями я абсолютно забыл о еде.
Рыбная площадь полностью оправдывала свое название. Рыбу продавали с лотков, с корзин, просто с рук или брошенных на тонущую в грязи мостовую тряпок. Запах свежей и уже не очень свежей морской добычи расплывался от площади по прилегающим переулкам и улицам. Можно было черпать его ладонями и намазывать на голову. Кто-то мне говорил, что от рыбьего жира хорошо растут волосы. Я потер лысину и посмеялся. После долины моей голове уже ничего не могло помочь. Наверно если бы площадь была пуста, я бы увидел, куда мне идти, но в середине дня она была битком забита покупателями, продавцами и просто праздношатающимися горожанами. Даже не пытаясь разглядеть нужный дом, я обратился к безногому нищему, косо сидящему на углу в яме с нечистотами. Он, не сказав ни слова, махнул за спину. Я обошел дом и увидел проход в неширокий глухой проулок. И тут понял, что парнишка был абсолютно прав. Мимо этого дома пройти просто так было нельзя.
Двухэтажное строение было зажато между другими домами и не отличалось особой архитектурой. Но по выступающему карнизу между первым и вторым этажом был натянут толстый канат, а к нему крепилось неимоверное множество деревянных дощечек, разного размера цвета и формы. На многих из них были нарисованы символы на знакомых и незнакомых языках, изображения животных, растений, мифических уродов. На ветру дощечки перестукивались, издавая неутихающий деревянный стрекот. Это было и красиво и отвратительно. При порывах ветра звук резал уши, но когда ветер утихал – он превращался в неуловимое, манящее перешептывание. Дверь лавки была открыта настежь и завешена натянутыми на длинные нити деревянными бусинками. Раздвинув эти заросли, я юркнул внутрь.
Лавка в отличие от фасада меня ничем не поразила. Посередине темной комнаты на горе из подушек восседал сам лекарь. В широком белом балахоне, с космами седых волос и гигантской плешью на затылке. Он восседал вырезанным из камня и забытым всеми божеством, читая какой-то древний свиток, вынутый из футляра грубой кожи. Всю дальнюю стену комнаты занимал огромный стеллаж. От посыпанного соломой пола до потолка стояли горшочки, ящички, стеклянные сосуды, кувшинчики. Иногда просто пучки высушенных трав. Наверно все это применялось в лечении, хотя может и не применяется, а выставлено для красоты и престижа. Старикашка на меня даже не взглянул, продолжая с умным видом изучать свиток. Наверно полагалось, что я паду ниц и взмолюсь помочь мне в недуге. Как бы ни так. Это чучело было явно не Мумром. Не сказав ни слова, я выскользнул обратно на улицу.
Оставалась лавка в верхнем городе. Понимая, что сам я дороги не найду я побрел на угол к калеке-нищему. Выслушав мой вопрос, он долго мычал и размахивал руками. Мне было понятно, что дорогу он знает, но вот как пройти объяснить не может. Пришлось достать круглый медяк и показать, как он красиво умеет теряться и снова появляться между пальцев. Чуда произведенного таким простым и дурацким, по сути, фокусом я никак не ожидал: калека выпростал из месива грязи и мусора две пусть и не особо чистые и прямые, но вполне полноценные ноги. Размяв затекшие мышцы, он пару раз присел, подпрыгнул. Потом прогудел сиплым басом:
- Ну, пойдем. До лавки довести не смогу, только до ворот в верхний город. Дальше меня не пустят. Но лавка там, рядом – чуть дальше по улице вдоль стены. Мимо не пройдешь.
Его преображение было столь неожиданным, что я никак не мог отойти. Стоял и беззвучно хлопал нижней челюстью. Наконец, дар речи ко мне вернулся.
- Дак ты ходячий?
- Ну да.
- И говорить можешь? – я глупел с ужасающей скоростью и не мог этого остановит.
- Слушай, брат. Гони монету и пойдем. Нечего мне клиентуру отпугивать.
На нас и правда косились. Подхватив брошенную монету, нищий ринулся напролом через торгующихся вокруг людей. Завидев, а вернее унюхав его «безупречную чистоту», народ шарахался в стороны, и я без труда шел следом. Перейдя через площадь, мой провожатый углубился в паутину улочек и проходов. Изрядно пропетляв, я начал сомневаться в правильности идеи довериться «безногому» проводнику. И даже начала созревать мысль – я не пытается ли он меня завести в неприметный тупичок и ограбить, но дозреть она не успела. Мы вышли на широкую, круто поднимающуюся улицу. Всего в полете копья от нас возвышалась стена верхнего города и красивые высокие ворота. Одна из створок была прикрыта. В проеме другой стояли два стражника, опираясь на короткие копья с широким наконечниками.
- Все дальше мне ходу нет, забьют.
- Спасибо.
Нищий не прощаясь развернулся и скрылся в мраке переулка. Только через несколько толчков сердца я понял, как же бывает свеж воздух. Чуток постояв, прижавшись к стене, я отдохнул и двинулся к стражникам.
Поднимаясь к воротам, я чувствовал, как по спине течет холодный пот. Казалось, подойду сейчас к стражникам, и широкие лезвия копий ринуться навстречу моей плоти. Из-за тени, что падала на блюстителей порядка от балки ворот, я не мог видеть их лиц, и от этого страх еще более усиливался. Умом я понимал, что это бред, что никто меня здесь не знает, что никто не решиться убивать жреца прямо на улице. Не помогало. К самым воротом я подходил на уже растекающихся как свежее тесто ногах. Стражники даже не повернули голов в мою сторону. Как обсуждали прелести какой-то знакомой обоим гетеры – так и продолжали обсуждать. Войдя в верхний город, я уселся на ближайшую скамью и долго смеялся над собой, выплескивая напряжение и страх.
Верхний город сильно отличался от трущобного нижнего. Никто не торговал на улицах, не было голых, вымазанных всеми видами грязи мальчишек. Улицы поражали безлюдьем. Лишь изредка пробегал какой-нибудь паренек с торбой гонца за спиной. Местные торгаши не любят суеты. Вот и отгородились от нищеты высокой стеной. Кроме зажиточных купцов в этом квартале проживали и капитаны удачливых пиратских галер. Даже патриции сбежавшие из империи, за преступления простив императора, не гнушались купить здесь дом. Я шел по узенькой улице вдоль стены и пытался угадать в котором из домов кто бы мог жить. Но навряд ли мои домыслы были хоть чуть-чуть близки к истине.
Повернув за очередной угол, я встал как вкопанный. Если бы не стена, я бы подумал что сделал огромный круг по городу и опять вышел в переулок за рыбной площадью. Такой же двухэтажный дом, три окна наверху, внизу только дверь. Канат с гремящими деревяшками. Я даже протер глаза от неожиданности. Но как бы то ни было стоило проверить, здесь обитает Мумр или нет. Я пригнулся и шагнул в открытый проем дверей. Внутренности этой лавки также напоминали предыдущую, но были и существенные отличия. В центре на горе подушек сидел убеленный сединами чернокожий господин. Белая борода его тонула где-то в складках серой вышитой хламиды. Голова безнадежно упала на грудь, и видимо лекарь просто спал, или настолько задумался над новым рецептом, что утратил контроль над шеей. За спиной лекаря к потолку так же уходили полки, но на этом сходство кончалось. Перед горой подушек на корточках сидел парнишка лет двенадцати и усердной сиплым голосом читал новомодную громоздкую, с желтыми страницами книгу, к удивлению написанную на имперском. Обычно книги были лишь из-за гор на одном из невнятных восточных языков. Еще один мальчишка сидел в углу и толок в мраморной ступке что-то душистое и смутно знакомое. Услышав меня, все трое оторвались от праведных дел и уставились тремя парами глаз. Самые взрослые глаза были ужасно заспанными. Я, ничуть не стесняясь, прошел вперед и уселся на крайнюю подушку, подогнув под себя ноги. Сумку пристроил рядом.