Вслух он об этом говорить не стал. Незачем.

Ближе к вечеру, закончив с разъездными делами (жуткие тайны династии сами по себе, рутина – сама по себе), отец Георгий возвращался в кабинет. В приемном зале ему навстречу гордо вышел кот Дымок. Зверь где-то бродил с утра, зато сейчас нес своему человеку подарок – задушенную крысу. И где нашел-то, на подворье крыс давным-давно не водится!

– Здравия желаю, ваш-благо… ох, простите, Ваше Преосвященство! – радостно улыбнулся брат Бертран, недавно принявший постриг бывший капрал-кавалерист. Он стоял у стола секретаря и до прихода начальства говорил с умудренным годами служителем. – Заботится о вас котище!

– Добрый вечер, – кивнул епископ обоим. – Да, заботится.

Он почесал Дымка за ухом и пошел дальше. Кот шагал следом.

Брат Бертран потянулся было погладить мохнатого красавца, но Дымок заподозрил покушение на добычу и опасно рыкнул – не трожь, это епископу крыса, а ты кто такой?

– Ладно – ладно! – отдернул руку служитель и вернулся к прерванному разговору.

– Вот, смотрите, – зажурчал  профессионально-терпеливый голос секретаря, – в эти строчки, столбиком, вносите, что из казенного имущества испортилось во время ареста подозреваемого. Понятно? А сюда – подлежит ли предмет восстановлению.

– Ну, я доспех латать не умею… – удивленно пробасил брат Бертран. – Там дырень в кулак… Его выкинуть надыть.

Отец Георгий грустно усмехнулся. Бертран был старым воякой. Ему непросто осознать, что финансирование охранителей – совсем не то, что в армии. «У Императора много» – это не про Официум.

В последнее время императорская канцелярия требовала от Священного Синода подробных отчетов о расходе казенных денег, а Официум Охранителей с момента создания получает финансирование лично от Императора, а не только из церковных средств, что создает дополнительные сложности. Провинциал – охранитель прекрасно понимал недоумение своего подчиненного. Но что поделать, такая служба.

Совсем недавно отец Георгий лично расследовал дела, искоренял колдунов и вступал в бой с нечистой силой. Божьим словом, пистолетом, егерским тесаком… Бывало – и доской от забора.

Те старые добрые времена, увы, прошли.

Задача Провинциал-охранителя – обеспечение работы отделения Официума. Руководство службами, разбор сложных случаев, взаимодействие с другими ведомствами и тысяча других, не менее важных дел, о которых он раньше даже не подозревал. И – годовой бюджет. Самая, пожалуй, противная обязанность.

Пока отец Георгий не сомневался в том, что Император – живой Святой, благословленный потомок Мстислава, он и не думал роптать даже на такую тяжелую ношу. Но сейчас…

«Кто платит, тот и заказывает музыку». Поговорка мирян не совсем уместна в данном случае, но другой отец Георгий не знал.

Александр хочет заменить право Благословленного приказывать Церкви на контроль за финансированием? Право Помазанника Божьей Волей на право помещика, владельца доходов с земли?

Провинциал-охранитель прикрыл дверь в свой кабинет, хрустнул суставами, привычно поморщился и сел за рабочий стол. Дымок положил крысу к его ногам и выжидательно посмотрел – ну? Где моя награда?

Епископ достал из стола кусочек вяленого мяса – любимое лакомство Дымка, еще раз погладил кота и устало откинулся на стуле.

На следующий день после снятия домашнего ареста Элиза кинулась выяснять, что с ее отцом. Жив, казнен, можно ли похоронить?

Тщетно.

В имперской канцелярии на нее непонимающе посмотрели. Дамочка, вы о чем? Спросите в приемной Корпуса… Там Элизу отправили на архиерейское подворье, но церковники тоже были не в курсе. Элиза полдня металась между приемными, секретариатами и службами. Никто ничего не знал. Где-то ей сочувствовали, где-то неприкрыто хамили, но результат везде был одинаковым.

Отчаявшись, она поехала по высокопоставленным друзьям отца. Ее не впускали. Давно знакомые люди делали вид, что никогда ее не видели. Самый дружелюбный прием она получила у той самой старой графини, с которой говорила на своем последнем балу.

«Пойми, девочка, ты теперь прокаженная, – грустно сказала старуха, напоив ее чаем. – Покушение на канцлера – страшный скандал, никому не хочется иметь к нему хоть какое-то отношение. Мне жаль…»

Элиза вытерла злую слезу и побыстрее уехала, чтобы не разрыдаться в голос.

Ее встретил пустой дом. Родной, знакомый до последнего камешка особняк показался ей еще более чужим, чем когда в нем было не протолкнуться от охранников.

Она может жить здесь еще месяц. А потом… Куда идти? Что делать? Ей хватит образования разве что на работу гувернанткой, но кто допустит к своим детям дочь преступника? Ее личное наследство, то, что оставила тетушка Елизавета, не конфисковали (интересно, почему?), но его хватит только на очень скромную жизнь… Да и хватит ли?

Элиза замерла перед портретами фрейлин. Мама, тетушка, помогите! Я не знаю, что делать! И спросить некого!

Вошел дворецкий, встал поодаль, ожидая, когда Элиза повернется к нему.

– К вам господин Румянцев, барышня. Прикажете пригласить?

Она еще пару секунд смотрела на нарисованных дам.

Милые, это – ваш ответ?

Сил удивляться уже не было. Она была уверена, что жених пропадет, как друзья, как воздыхатели, как весь мир… Видимо, пришел официально расторгнуть помолвку. Что ж, пусть.

Он бросила взгляд в зеркало – прическа в полном порядке, а что глаза чуть покраснели… Не важно. Он и не заметит.

– Пригласите, пожалуйста, – негромко ответила Элиза. Постаралась изобразить самую светскую из своих улыбок, но безжалостное отражение показывало только натужную гримасу.

Петр Румянцев никак не мог служить прообразом героев на обложках рыцарских романов. Невысокого роста, немного сутулый, не худой, не полный, скорее какой-то невнятный. Как когда-то Элиза жаловалась подружкам – Пьер был воплощением частицы «не». «Не красавец», «не урод», «не мечта», не…

Пренебрежительно подшучивать над женихом было привычно.

О свадьбе семьи сговорились, когда Элиза еще была в колыбели, а Пьер катал на веревочке свою первую лошадку.

Знакомство с ним для семилетней Элизы стало жутким разочарованием. Она ждала прекрасного принца, а перед ней был нескладный (снова «не»!) мальчишка старше ее на два года. Жених честно пытался быть галантным, но постоянные взгляды украдкой на гувернера выдавали всю неловкость ситуации. Он явно тяготился своей ролью.

В карете по дороге домой Элиза разрыдалась, уткнувшись лицом в мамину юбку. Елена Лунина гладила дочку по голове и уговаривала, что лет через десять, когда придет время свадьбы, Пьер-лягушонок обязательно станет долгожданным принцем. Просто его надо будет полюбить, и тогда – ты ведь помнишь сказки? – любое чудовище станет красавцем.

Отец тогда усмехнулся непонятно: «Я же стал». А брат – вот зловредина! – добавил, что было бы неплохо сначала Элизе научиться быть принцессой, а уж потом…

Брат… Мама…

Теперь и отец.

Господи, за что?!

Пьер вошел почти бесшумно. Ботинки служащих министерства иностранных дел – это вам не подкованные сапоги военных.