К а т р и н а (следом). Петра! Петра!..

Ф о г т. Ага, нас подслушивали.

К а т р и н а. Вы так кричите, что мы не могли не…

П е т р а. Да, я стояла и слушала.

Ф о г т. Что ж, я даже рад.

Д о к т о р С т о к м а н (подходит ближе). Ты говорил мне запрещаю и подчиняйся?

Ф о г т. Ты вынудил меня вести разговор в таком тоне.

Д о к т о р С т о к м а н. И я должен в официальном заявлении сам себя опровергнуть?

Ф о г т. Мы полагаем абсолютно необходимым, чтобы ты сделал публичное заявление в том виде, как я требую.

Д о к т о р С т о к м а н. А если я не подчинюсь?

Ф о г т. Тогда, чтобы успокоить население, мы выступим с заявлением сами.

Д о к т о р С т о к м а н. Вот и славно. А я напишу против вас. Буду стоять на своем и докажу, что вы ошиблись и я прав. Что вы станете делать тогда?

Ф о г т. Тогда я не смогу предотвратить твоего увольнения.

Д о к т о р С т о к м а н. Что?!

П е т р а. Уволить отца?

К а т р и н а. Увольнения?

Ф о г т. Увольнения с должности курортного врача. Я буду вынужден поставить вопрос о твоем немедленном увольнении со службы, дабы ты никоим образом не имел доступа ни к чему, связанному с купальнями.

Д о к т о р С т о к м а н. Вы пойдете ва-банк?

Ф о г т. Ва-банк играешь ты.

П е т р а. Дядя, возмутительно обращаться подобным образом с таким человеком, как отец!

К а т р и н а. Петра, помолчи.

Ф о г т (глядя на Петру). Ага, вот и публичные дебаты начались. Кто бы сомневался. (Обращается к Катрине.) Невестка, вы, похоже, самый трезвомыслящий человек в этом доме. Используйте все свое влияние на мужа, чтобы он осознал, какие последствия все это повлечет как для вашей семьи…

Д о к т о р С т о к м а н. Моя семья касается только меня и никого больше!

Ф о г т. Как, повторяю, для вашей семьи, так и для города, в котором он живет.

Д о к т о р С т о к м а н. О благе города пекусь как раз я. Поэтому и хочу разоблачить недостатки, которые все равно рано или поздно всплывут. Тогда-то все и поймут, как я любил свой родной город!

Ф о г т. Ты? Который в своем упрямом ослеплении готов перекрыть главный источник процветания города?

Д о к т о р С т о к м а н. Этот источник отравлен! Господин хороший, ты в своем уме? Мы живем с того, что продаем вразнос гниль и мерзость. Вся наша цветущая общественная жизнь питается ложью!

Ф о г т. Бред – или что похуже. Человек, который позволяет себе столь оскорбительные инсинуации по адресу родного города, – он просто враг общества!

Д о к т о р С т о к м а н (кидается к нему). Да как ты смеешь!..

К а т р и н а (встает между ними). Томас!

П е т р а (хватая отца за руку). Папа, успокойся.

Ф о г т. Я не хочу подвергать себя риску насилия. Ты предупрежден. Подумай. У тебя есть обязательства перед самим собой и семьей. Прощай. (Уходит.)

Д о к т о р С т о к м а н (мечется по комнате). И я должен терпеть такое обращение?! В моем собственном доме?! Катрина, ты-то что скажешь?

К а т р и н а. Да, Томас, стыд и срам.

П е т р а. Так бы его и пришибла!

Д о к т о р С т о к м а н. Я сам виноват, давно надо было начать огрызаться – показать им зубы, рыкнуть. Назвать меня врагом общества! Меня! Этого я им не спущу, так и знайте!

К а т р и н а. Томас, дорогой, но у твоего брата власть.

Д о к т о р С т о к м а н. А у меня – правота!

К а т р и н а. Правота правотой, но чем она тебе поможет, когда у тебя нет ни власти, ни силы?

П е т р а. Мама, да как ты можешь так говорить?!

Д о к т о р С т о к м а н. Ты хочешь сказать, человеку в свободном обществе ничуть не поможет тот факт, что он прав? Катрина, мне смешно тебя слушать! К тому же за моей спиной стоит компактное большинство и меня поддерживает независимая пресса. Это ли не сила и власть?!

К а т р и н а. Час от часу не легче. Томас, ты ведь не собираешься…

Д о к т о р С т о к м а н. Не собираюсь чего?

К а т р и н а. Воевать со своим братом?

Д о к т о р С т о к м а н. Да, черт возьми! А что прикажешь мне еще делать? Считать неправдой правду, в которой я уверен?

П е т р а. Да, и я хотела задать тебе тот же вопрос!

К а т р и н а. Но ты ведь ничего не добьешься – если они чего не хотят, то и не будут.

Д о к т о р С т о к м а н. Ха-ха-ха, Катрина! Подожди, ужо увидишь. Я доведу войну до конца!

К а т р и н а. Доведешь. Концом станет твое увольнение, чем дело и завершится.

Д о к т о р С т о к м а н. По крайней мере, я выполню свой долг перед общественностью и обществом. Я, кого они называют врагом народа.

К а т р и н а. А перед своей семьей, Томас? Перед нами? Думаешь, в этом состоит твой долг перед теми, кого ты обеспечиваешь?

П е т р а. Нельзя всегда прежде всего думать о нас, мама!

К а т р и н а. Тебе легко говорить, ты в крайнем случае справишься сама. Но подумай о мальчиках, Томас, и немножко о себе самом и обо мне.

Д о к т о р С т о к м а н. Катрина, мне кажется, ты просто сошла с ума! Если я сейчас упаду в ноги Петеру и его треклятым прихвостням, то я больше никогда не буду счастлив.

К а т р и н а. Этого я не знаю, но упаси бог от того счастья, что ждет нас всех, если ты будешь упрямиться и стоять на своем. Ты останешься без средств, без работы, без постоянного дохода. Мы достаточно натерпелись в прошлом, Томас. Подумай хорошенько, взвесь, чем нам это грозит.

Д о к т о р С т о к м а н (в смятении сжимает кулаки). И этим холопам конторским позволено так измываться над свободным порядочным человеком! Разве это не ужасно, Катрина?!

К а т р и н а. Да, поступать с тобой так – грех, тут и говорить нечего. Но в мире столько несправедливости и неправды, бог мой, на каждом шагу приходится с ними смиряться. Томас, вон идут мальчики. Взгляни на них. Что с ними будет? Неужели у тебя сердце не дрогнет? Нет, нет…

Э й л и ф и М о р т е н со школьными сумками заходят в комнату.

Д о к т о р С т о к м а н. Мальчики мои! (Вдруг решительно и собранно.) Пусть рухнет весь мир, но я головы перед игом не склоню.

К а т р и н а (ему в спину). Томас… чего ты хочешь?

Д о к т о р С т о к м а н (в дверях). Когда мои сыновья вырастут свободными людьми, я хочу иметь право смотреть им в глаза. (Уходит к себе.)

К а т р и н а (плачет). Господи, пошли всем нам спасение и утешение.

П е т р а. Папа молодчина! Он не сдается.

Мальчики с удивлением спрашивают, что происходит, Петра жестами велит им молчать.

Редакция «Народного вестника». В глубине слева – входная дверь, правее по той же стене – еще одна дверь со стеклянными вставками, сквозь которые видно типографию. В стене по правую руку тоже дверь. В центре комнаты стол, заваленный бумагами, книгами и газетами. На авансцене слева окно, рядом конторка и высокий стул. Несколько кресел стоит у стола в центре и несколько стульев вдоль стен. Обстановка мрачная, убогая, стулья и кресла драные, с засаленной обивкой. В типографии трудятся два наборщика, видно, что ручной пресс на заднем плане не простаивает.

Редактор Х о в с т а д что-то пишет за конторкой. Чуть погодя заходит Б и л л и н г с рукописью д о к т о р а С т о к м а н а в руках.

Б и л л и н г. Да уж, я вам скажу!

Х о в с т а д (продолжая писать). Прочитали целиком?

Б и л л и н г (кладет рукопись на стол). Да, всю прочитал.

Х о в с т а д. Не на шутку доктор разошелся, да?

Б и л л и н г. Разошелся? Да он их в щепки разнес, убей бог! Каждое слово в пуд весом, он им, я бы сказал, топором втемяшивает.

Х о в с т а д. Эти люди с одного удара не падают, если на то пошло.