Ф о г т. Да, к счастью.

А с л а к с е н. Общественное мнение, читающая публика, домохозяева и прочие, вот кто заправляет газетами.

Д о к т о р С т о к м а н (сдерживаясь). И все они против меня?

А с л а к с е н. Да. Потому что среднее сословие разорится, если ваше сообщение будет напечатано.

Д о к т о р С т о к м а н. Угу, вот оно как.

Ф о г т. Мою фуражку и трость!

Доктор Стокман снимает фуражку и кладет ее и трость на столик.

Ф о г т (берет то и другое). Вот и все. Твое правление стремительно пришло к концу.

Д о к т о р С т о к м а н. Это еще не конец. (Ховстаду.) Значит, напечатать мое сообщение в «Народном вестнике» невозможно?

Х о в с т а д. Абсолютно невозможно. В том числе и с точки зрения последствий для вашей семьи.

К а т р и н а. Господин Ховстад, не извольте беспокоиться о нашей семье.

Ф о г т (достает из кармана лист бумаги). Дабы ввести публику в курс дела, достаточно вот этого. Доподлинное объяснение. Извольте.

Х о в с т а д (берет бумагу). Хорошо. Я прослежу, чтобы его заверстали в номер.

Д о к т о р С т о к м а н. А мой текст – нет? И вы уверены, что заткнуть рот правде и мне так легко? Дудки! Ходко-гладко у вас не выйдет! Господин Аслаксен, немедленно напечатайте мою статью отдельной брошюрой – за мой счет, я сам буду себе издателем. Мне надо четыреста штук, нет, пятьсот или шестьсот.

А с л а к с е н. Нет, господин доктор, моя типография печатать брошюру не будет, хоть вы меня озолотите. Я не осмелюсь на это, опасаясь мнения общественности. И нигде в городе вы ее не издадите.

Д о к т о р С т о к м а н. Тогда давайте рукопись сюда.

Х о в с т а д (протягивает ему рукопись). Пожалуйста.

Д о к т о р С т о к м а н (берет шляпу и трость). Она дойдет до народа все равно. Я прочту ее при большом стечении людей, все сограждане услышат голос правды.

Ф о г т. Ни один городской союз не сдаст тебе свой зал для таких целей.

А с л а к с е н. Никто, это я знаю наверняка.

Б и л л и н г. Не сдадут, убей бог!

К а т р и н а. Какой стыд для города! Но почему они все вдруг стали против тебя?

Д о к т о р С т о к м а н (вскипая). А я тебе объясню. Потому что в этом городе мужики такие же бабы, как ты: думают лишь о своей семье, до общества им дела нет.

К а т р и н а (хватает его за руку). Тогда я покажу им… покажу им, что даже баба иногда ведет себя по-мужски. Я с тобой, Томас!

Д о к т о р С т о к м а н. Как ты хорошо сказала, Катрина! А рукопись увидит свет, ей же ей! Если нельзя ее напечатать, я раздобуду барабан, пойду по городу и буду на каждом углу зачитывать ее вслух.

Ф о г т. Ты не настолько сумасшедший!

Д о к т о р С т о к м а н. Настолько!

А с л а к с е н. Никто из горожан не пойдет за вами.

Б и л л и н г. Не пойдут, убей бог!

К а т р и н а. Томас, не сдавайся! Я попрошу мальчиков, и они пойдут с тобой.

Д о к т о р С т о к м а н. Отличная идея!

К а т р и н а. Мортен наверняка с радостью, да и Эйлиф согласится, я думаю.

Д о к т о р С т о к м а н. А еще и Петра! И ты сама, Катрина!

К а т р и н а. Нет, нет, сама я не пойду. Но я буду стоять у окна и смотреть на тебя, это я обещаю.

Д о к т о р С т о к м а н (обнимает и целует ее). Ну что ж, господа хорошие, поборемся! Хочу проверить, хватит ли у подлости силы заткнуть рот патриоту, который решил навести в обществе чистоту и порядок.

Доктор с женой уходят в левую дверь в глубине сцены.

Ф о г т (задумчиво качает головой). Теперь он и ее втянул в свое безумие.

Большая старомодная зала в доме капитана Хорстера. В задней стене открытая распашная дверь в прихожую. По длинной левой стене три окна. У противоположной стены сооружено подобие сцены, там стоит столик, на нем две свечи, кувшин с водой, стакан и часы. Сам зал освещают лампы в простенках между окнами. На авансцене слева второй столик со свечой и стулом. Справа и еще ближе к зрителям – дверь, возле нее несколько стульев.

Большой сбор г о р о ж а н всех сословий. В толпе изредка мелькают ж е н щ и н ы и ш к о л ь н и к и. В дверь в глубине сцены заходят все новые и новые люди, зал наполняется.

Г о р о ж а н и н (другому горожанину, которого вдруг увидел). Ламстад, и ты здесь?

С о б е с е д н и к. Я всегда хожу на все городские собрания.

С т о я щ и й р я д о м г о р о ж а н и н. Свистки-то принесли?

В т о р о й г о р о ж а н и н. Ха, еще бы, конечно! А вы, что ли, не взяли?

Т р е т и й г о р о ж а н и н. Взял, взял. А шкипер Эвенсен вообще собирался притащить здоровенный рог.

В т о р о й г о р о ж а н и н. Эвенсен, он может! (Все смеются.)

Ч е т в е р т ы й г о р о ж а н и н (подходит к ним). Послушайте, скажите мне, а что здесь сегодня будет?

В т о р о й г о р о ж а н и н. Доктор Стокман будет докладывать против фогта.

В н о в ь п р и ш е д ш и й. Так они же братья?

П е р в ы й г о р о ж а н и н. Ну и что? Доктор Стокман, он не трус, так-то.

Т р е т и й г о р о ж а н и н. Но он же неправ, в «Народном вестнике» написали.

В т о р о й г о р о ж а н и н. Да, в этот раз он, видать, неправ, недаром ему отказались дать зал и в Союзе домохозяев, и в Городском собрании.

П е р в ы й г о р о ж а н и н. Ему даже зала курорта – и то не дали.

В т о р о й г о р о ж а н и н. Вот-вот, то-то и оно.

Ч е л о в е к (в другой компании). И кого нам держаться в этом деле?

Е г о с о б е с е д н и к (в той же компании). Держаться надо Аслаксена. Что он делает, то и вы.

Б и л л и н г (с папкой под мышкой пробирается сквозь толпу). Прошу прощения, уважаемые, дайте дорогу прессе. Я делаю репортаж для «Народного вестника». Благодарю! (Садится за стол слева.)

Р а б о ч и й. Это что еще за чудо?

В т о р о й р а б о ч и й. Ты его разве не знаешь? Это же Биллинг, шустрит у Аслаксена в газете.

К а п и т а н Х о р с т е р вводит в зал через дверь в глубине справа К а т р и н у С т о к м а н и П е т р у. С ними Э й л и ф и М о р т е н.

Х о р с т е р. Вот здесь, по-моему, удобное место для родственников. Легко выбраться в случае чего.

К а т р и н а С т о к м а н. Думаете, будет скандал?

Х о р с т е р. Как знать… В такой толпе… Но здесь вам будет спокойно.

К а т р и н а (усаживается). Как любезно с вашей стороны, что вы дали Стокману зал.

Х о р с т е р. Ну, раз все отказали…

П е т р а (тоже садясь). И как мужественно.

Х о р с т е р. Никакого особого мужества тут от меня не потребовалось.

Редактор Х о в с т а д и хозяин типографии А с л а к с е н одновременно, но порознь выныривают из толпы рядом с говорящими.

А с л а к с е н (подходит к Хорстеру). Доктор еще не пришел?

Х о р с т е р. Он ждет в доме.

Оживление возле двери сзади.

Х о в с т а д (Биллингу). Та-ак, фогт пришел. Видите?!

Б и л л и н г. Все-таки прибыл, убей бог!

Ф о г т осторожно прокладывает себе дорогу сквозь толпу и встает у стены слева. Почти сразу из передней правой двери появляется С т о к м а н. Он в черном сюртуке, с белым шейным платком. Раздаются неуверенные хлопки, но их тут же зашикивают. Становится тихо.

Д о к т о р С т о к м а н (вполголоса). Катрина, ты как?

К а т р и н а. Хорошо. (Понижает голос.) Ты, главное, не кипятись, Томас.