Но опять-таки, это было так до сегодняшнего момента.

Всё дело в том, что я совсем не знаю Рейна. И, несмотря на то, что я уже по глупости допустила, я должна оставаться рассудительной. Он мог усмотреть во всём этом возможность помочь себе самому, и, имея при себе все эти свои преступные «штучки», бросить меня обратно к Ви.

Или обменять меня.

Ви бы заплатил.

Я знаю это. Но я не позволю ему узнать про это.

Мне нужно начать вести игру по-умному. Ведь на кону стоит моя грёбанная жизнь. Я должна прекратить разбалтывать всё, как подросток, которого поймали с бутылкой пива. Я хорошая лгунья. По крайней мере, я думала, что являюсь таковой. Мне просто, на самом деле, надо покончить со всей этой моей историей. Какой бы, чёрт возьми, эта история ни была. Мне нужно, как можно быстрее уйти, но, оглядевшись, я понимаю, что пространства между его ванной и кухней недостаточно для того, чтобы уйти незаметно. Рейн протягивает руку к шкафу, чтобы взять вторую кружку, наполняет её и протягивает мне. Я всегда была кофеманом. Раньше я вставала рано утром, ехала в кофейню за углом и получала свою дозу кофе. Потом ещё одну в обед. И, если день был трудным, то и вечером ещё одну. Но мне нравилось добавлять молоко и сахар. И желательно ещё какой-нибудь дополнительный вкус. Карамель. Мокко. Тыкву.

Я ни разу в жизни не пила чёрный кофе.

Но, по сути, у меня не было ничего, кроме с трудом доставшихся нескольких пригоршней воды на протяжении нескольких месяцев. Поэтому, я собиралась выпить его. И я собиралась научиться получать от него удовольствие.

– Спасибо, – говорю я, баюкая чашку между руками пару секунд, прежде чем сделать глоток. Совсем неплохо. Не то, чтобы хорошо. Но не так уж и плохо. И он был крепким. Он чувствовался так, как будто пинался весь свой путь вниз.

– Рассказывай.

Ну что ж.

– Что ты хочешь знать? – я действую осторожно.

– Я хочу знать, какого хрена у тебя клеймо долбанного работорговца на бедре. Я хочу знать, что с тобой произошло. Я хочу знать, как, мать твою, ты сбежала из той крепости.

– У меня есть клеймо, потому что он помечает всех девочек, которых приводит. – Это было правдой. Хотя, однако, я и не была одной из тех девочек. Было, конечно, неправильно говорить «Слава Богу», но, слава Богу!

– Итак, ты просто одна из его тёлок?

– Да. – Нет.

– Как ты выбралась?

– Честно? – По крайней мере, говоря об этом, я могу быть честной. – Я не знаю. Я не представляю, что могло произойти. Мои верёвки ослабли, и я выскользнула из них. Я встала и пошла постучать в дверь, чтобы выйти в ванную, и... и не последовало никакого ответа. Кто-то всегда отвечал, если я шумела. Даже, если это был лишь удар их кулаков, но они отвечали. – Он только что вздрогнул? Я уверена, что он вздрогнул. Это хорошо. Я могу разыграть историю женщины, подвергшейся избиениям. В любом случае, это было единственным, что мне оставалось на самом деле. – Поэтому, я выглянула наружу. И... там никого не было. Я даже не думала об этом. Я просто побежала. Что, вероятно, было глупо, на самом деле.

– Да, – он соглашается, кивая.

– Но это сработало. Я выбралась наружу и... и там тоже никого не было. Я просто побежала к воротам, нажала кнопку, запрыгнула в одну из машин и нажала на газ.

– Ты смогла замкнуть провода?

– Нет, – отвечаю я со смешком. Потому что, если бы он был знаком со мной, то знал бы, насколько абсурдным был его вопрос. Дома я даже никогда не знала, где заливается стеклоочистительная жидкость в мою машину. – Нет, они оставили ключи в машине.

– Какая беспечность.

– Я так полагаю, они никогда не думали, что кому-то выпадет шанс сбежать.

Он кивает, глядя в окно некоторое время.

– Кто твой отец?

Чёрт.

Вот дерьмо.

Мне никогда не стоило упоминать этого.

– Просто человек. Обычный человек. Я думаю, Ви хотел насолить ему.

– Детка, – говорит он, его голос не выражает совсем ничего, – я знаю преступников. И я знаю главарей мафии. Ви хренов мафиози. Нет ни единого шанса, что он хотел поиметь твоего папочку ради прикола. У него была причина. Какая у него причина?

– Я не знаю, – отвечаю ему, вкладывая немного отчаяния в свои слова, делая их более убедительными. Потому что я знаю. И это ужасно. И я была готова проходить через эти пытки каждый день, пока мой отец отказывает дать Ви то, что он хочет. Потому что это правильно. Я просила его сделать всё правильно.

– Ты из богатой семьи? Ты разговариваешь так, как если бы была из богатых.

Разговариваю так, как если бы была из богатых? Звучит, как оскорбление. Но, если бы он мозгами дошёл до вымогательства, что ж, это направление было для него в самый раз.

– Да. Я из богатой семьи.

– Ви любит деньги. Почти так же, как он любит похищать девушек на улице, заставляя их отсасывать и трахаться до тех пор, пока они не становятся слишком потасканными, чтобы быть полезными.

Я чувствую, как меня пробирает дрожь, потому что это правда. Это самая ужасная, мерзкая правда. Это было тем, что он делал. Я видела их постоянно. Их затаскивают внутрь. Они кричат. Плачут. Пытаются вырваться. Но это никогда не приводит ни к чему хорошему. Мужчины слишком сильны. У них иммунитет ко всему этому. И они будут насильно удерживать женщин. Они вынуждены терпеть невероятную жгучую боль во время клеймения. Потом их выбросят в какое-то здание с сотней других девушек, чтобы их увезли прочь. В ожидании того, как их будут насиловать и пытать те, кто больше заплатит.

И Рейн думал, что именно это произошло со мной.

Пусть будет так.

– Да, – соглашаюсь я, мой голос осип от отвращения.

– Тебе охрененно повезло выбраться. Но, если ты была нужна ему, чтобы получить деньги, детка, то он не прекратит искать тебя.

– Я знаю. – Боже, хотела бы я не знать об этом.

– И ты втянула меня во всё это.

– Технически, ты сам влез в это, – поправляю я его, чувствую, как растёт беспокойство. – Ты мог оставить меня на обочине дороги.

– Нет, не мог.

– Да, – говорю я твёрдо,– ты мог. Но ты выбрал другое. И я благодарна за это. Но не перекладывай это на меня. Я говорила тебе, что перестану тебе досаждать, как только закончится этот ураган. Оставишь меня в любом месте. А там я уже разберусь.

– Я не выброшу тебя, где попало, – говорит он, смотря на меня так, как будто я ненормальная.