Потом, в доказательство моему предположению, мы прошли в холл.

И там был Ли.

Сидевший на полу, прислоненный к стене, он был как-то странно скрючен. Все вокруг него было забрызгано кровью, от пулевого ранения у него во лбу.

Я почувствовала, как желчь подступила к горлу, и была вынуждена её проглотить.

Я никогда не видела ничего подобного.

Чтобы человек умер подобным образом. Зверски. Жестоко.

И не совсем понимая, почему рассматривала его как своего похитителя, мне было невероятно грустно. Он умер из-за меня. Меня тащили вниз по лестнице к входной двери, и прежде, чем меня бросили в багажник (да, у Мартина, в отличие от Вольфа, был багажник), я увидела полную разруху вокруг. Собственная мини армия моего отца была мертва. Застрелена. Кровь была повсюду.

Я сглотнула, почувствовав боль, когда багажник захлопнулся.

Количество трупов увеличивалось из-за меня.

И, может, они и не были все выдающимися людьми, но они были людьми. Людьми, жизнь которых оборвалась, потому что Ви хотел вернуть меня.

Так что, возможно, он должен был вернуть меня обратно.

Может, мне лучше помучиться, но сохранить жизни других людей.

Моего отца.

МК «Паладин».

Рейна.

О, Боже, Рейн.

Когда я не была занята ненавистью к своему отцу или не пыталась найти путь к побегу (а его не было), я думала о Рейне.

Семь дней. Я не виделась с ним семь дней.

И я скучала по нему, как он и говорил мне, что так и будет.

Я скучала по нему так, как ни по кому раньше.

Я скучала по нему так, как по внезапно оторванной конечности.

Скучала, как по чему-то жизненно важному.

Он уже должен был знать, что я пропала.

И с самого начала он бы подумал, что это был Ви.

И он бы пришел за мной.

Блядь.

Как бы мне хотелось, чтобы у меня была возможность связаться с ним. Сказать ему, чтобы он забыл обо всем этом. Сказать ему, что это был не Ви. Безбожно врать ему. Сказать ему, что я ушла. Что мне нужно было уйти, чтобы начать новую жизнь. Сказать ему, чтобы он сматывался куда подальше.

Потому что я могла жить дальше с тем, что целая армия умерла из-за меня, но я не смогла бы жить, зная, что Рейн умер из-за меня. Или Кэш, или Вольф, или кто-то ещё из тех мужчин, если уж на то пошло.

Я думала о пистолете в моём ботинке.

А потом мне в голову пришла просто ужасная мысль.

О чем-то, о чем я думала, что никогда бы не могла подумать.

О чем-то, что в обычный день показалось мне слабостью или трусостью.

Но в моём случае это казалось смелостью и благородством.

Это казалось весьма реальным вариантом.

Я могла бы вычленить себя из этого уравнения.

Навсегда.

Я могла бы избавить себя саму от избиения, голода, жестокости.

Я могла бы спасти своего отца от участия в делах Ви.

И, что самое главное, я могла бы спасти Рейна.

Я прерывисто вздохнула, чувствуя, как мое тело перекатилось, когда автомобиль поехал.

Наручники в конечном итоге могли исчезнуть. Наручники бы сняли и вместо них завязали бы веревку. И веревки могли быть развязаны, когда я бы пользовалась ванной комнатой. Или прямо перед моим избиением в подвале.

Чёрт, может я могла забрать с собой ещё и Ви. Или, по крайней мере, Мартина.

Даже, когда я просто подумала, я уже знала, что не смогу этого сделать. Да, у меня был пистолет. Да, я знала, как им пользоваться. Но я была не способна сделать это. Не смогла бы забрать чью-то жизнь. Даже в том случае, если люди такие больные, извращенные и незаслуживающие вдыхать воздух, как Ви и Мартин. Я не могла сделать это.

Но я могла направить ствол на себя.

Я могла сделать это.

Приняв решение, я вывернула ноги, прижав их к задним сидениям, чтобы мое тело не двигалось.

Я, должно быть, сошла с ума. Меня бросило в холодный пот. В животе появилось противное ощущение. Я должна была перечислить все то, чего мне выпадет шанс получить. Выйти замуж. Родить детей. Постареть. Прожить хорошую, безопасную, милую никчёмную жизнь. Мне следовало быть полностью опустошенной, потому что я собиралась лишить себя всего этого.

Но такого не было.

Я ощущала смирение.

Я чувствовала себя так, как будто у меня была определенная миссия.

Уберечь людей от попыток спасти меня.

И уберечь их от смерти, пока они бы занимались этим.

Я не смогла бы жить с этим дальше.

Сначала, почти четыре месяца назад, я собиралась контролировать хоть что-то.

Это было тем, за что я цеплялась.

Нечто, чем я успокаивала себя.

Машина остановилась. Я услышала, как открылась и закрылась дверь Мартина. Я почувствовала, как хлопнул багажник. Потом он посмотрел на меня сверху, ухмылка играла на его губах. – С возвращением, – сказал он, хватая и вытаскивая меня наружу. Он поставил меня на ноги, и я повернулась, чтобы увидеть, что прибыли остальные машины. Люди Ви покидали их в той или иной степени потрепанности. И меня поразило то, что Ви отправил свою мини армию для того, чтобы вернуть меня.

Я с трудом сглотнула, отворачиваясь от них.

Я думаю, что сейчас мы можем снять скотч, не возражаешь? – этот голос был для меня ударом, и я развернулась, чтобы увидеть, как Ви выходил из дома, одетый в идеальный синий костюм с белой рубашкой и синий полосатый галстук. Он выглядел так, как будто вышел встретить старого друга, улыбаясь мне.

Долбанная улыбка.

Больной придурок.

Мартин потянулся и сорвал ленту с моего рта, сдирая кожу, пока делал это.

– Саммер, Саммер, Саммер, – сказал Ви, подойдя ко мне, его голова наклонилась, когда он разглядывал меня сверху вниз. – Ты хорошо выглядишь. Снова такая аппетитная.

Ладно. Я знала, что меня похитили. И я знала, что эти люди причиняли мне боль бесчисленными способами несколько месяцев. И я знала, что была готова забрать собственную жизнь при первой же возможности, но почему-то... называться «аппетитной» было так оскорбительно. Это было глупо, так по-девчачьи и опасно, но меня это задело.