Два дня. Два дня.

Я царапала отметки на стене, как я это делала в доме Ви. Но не окровавленным ногтем. Нет. Я сломала одну из ламп на прикроватных тумбочках и использовала её квадратные края, чтобы ставить огромные, длиной в три фута, отметки на стене за кроватью. В основном потому, что это разозлило бы моего отца. Он всегда был помешан на том, чтобы дом был в идеальном порядке.

Я больше не могла ничего контролировать, но, по крайней мере, я могла вывести его из себя.

Дело в том, что Ричард Лионе, человек, находившийся со мной в этом доме, человек, который забрал меня у МК «Паладин», человек, который запер меня в моей комнате... он не был тем человеком, которого я знала.

Он был каким-то совершенно незнакомым монстром, и я чувствовала, что прожила всю свою жизнь, не видя, кем он был на самом деле. И дело не в том, что не было каких-то предупреждающих знаков. Было дохрена долбанных знаков. Я просто... не обращала на них внимание. Отмахивалась от них. Притворялась, что не замечаю.

Было предостаточно случаев, которые я могла посчитать, когда он позволял слететь со своего лица маске «папочки». Те случаи, когда я видела частички человека, живущего внутри него. Когда я ловила холодность и безжизненность в его глазах.

Боже, как я могла быть такой бестолковой?

Всю свою жизнь.

Я жила в какой-то тщательно спланированной лжи.

И сидя в одиночестве в своей детской спальне больше чем по двадцать долбанных часов в день, мне было больше нечем заняться, кроме как, корить себя за то, что я была такой глупой.

Прозвучал аккуратный стук, и я села на кровати, глядя на дверь, когда она медленно открывалась.

– Привет, моя милая девочка, – сказал он, одаривая меня доброй улыбкой. Его взгляд блуждал, осматривая испорченную стену. Я удостоилась качания головой и поджатых губ. Это было не так много, но это было что-то. – Я боюсь, что не смогу поужинать с тобой сегодня вечером. Есть кое-какие дела, требующие моего присутствия. Но не беспокойся, – продолжил он свою приятную речь. – Ли и другие люди будут здесь, чтобы защитить тебя.

Правильно.

Защищать меня.

От побега.

Но всё же. Это была маленькая победа. Избавиться от необходимости сидеть с ним за одном столом, пытаясь представить, что я могла наброситься на него, пока он старался вести со мной будничный разговор, как будто не похищал меня и не брал в заложники. Как будто меня не держали три месяца в каком-то дурдоме. Как будто я не нашла спасения в объятиях Рейна.

– Все делается ради меня, – сказала я, мой тон был холодным.

Он вздохнул в ответ на это. – Придёт день, девочка, и ты увидишь, что я делал всё это ради тебя самой. Я хочу сказать... байкер? Саммер, я тебя растил для чего-то лучшего, чем это, – сказал он мне, качая головой и выходя обратно в коридор. – Увидимся с тобой утром, – сказал он мне, закрывая и запирая дверь.

Я легла обратно на кровать, мои ноги свисали с края, потому что я по-прежнему была в ботинках. Я никогда не снимала их. Даже, когда спала.

Я думала о том, чтобы выхватить пистолет и воспользоваться им.

Две вещи останавливали меня.

Первое – это мини армия, которая расхаживала по территории. Даже, если мне удастся сделать выстрел, было немного шансов, что я смогла бы убежать. И потом... кто, к чёрту, знал, какое наказание, если он выживет после пойманной пули?

Хорошо, вот второе. Он не был тем человеком, которым, как мне казалось, он являлся. Но он по-прежнему был человеком, который приходил и проверял, есть ли монстры под моей кроватью или нет, когда я была ребенком. Он был тем человеком, который купил мне пони на мой шестой день рождения. Настоящего пони. Он был человеком, который помогал мне с домашней работой в школе. Он был единственным человеком в моей жизни, которому было не наплевать на меня. Он был моим единственным родителем. И я просто... не могла заставить себя выстрелить в него.

Но я на всякий случай держала ботинки наготове.

Я не хотела рисковать.

Дело в том, что когда вас удерживают в плену, то вам не говорят, что это скучно. Конечно, это нервирует и пугает какое-то время. Но в основном, но в основном это просто чертовски скучно. Нет телевизора. Нет книг. Нет никого, с кем бы ты мог поговорить, чтобы не сойти с ума. Я проводила много времени, принимая душ. И смотрела на стены.

Ночь наступала поздно, темнота проникала сквозь окна.

Я откинулась назад, впадая в вызванный лишь скукой сон.

И снова я не могла кричать. Я проснулась с рукой, закрывавшей мой рот.

Мои глаза распахнулись, руки поднялись для борьбы, когда я почувствовала на себе чьё-то тело, колени прижимались к моим предплечьям, мужчина всем весом навалился на мою грудь.

А потом я увидела его.

Мартин.

Долбанный, мать твою, Мартин. И эти его безжизненные глаза.

И он улыбался мне.

Он потянулся назад, вытаскивая клейкую ленту.

Снова.

В какой такой вселенной было скучно, когда хорошую девочку Саммер Лионе в конечном итоге похитили три долбанных раза за четыре долбанных месяца?

Это было все, о чем я могла думать, когда почувствовала, как скотч скользит по моей щеке, его рука понемногу сдвигалась, чтобы он мог заклеить губы без того, чтобы я открыла рот и закричала.

Что бы я и сделала. Я бы закричала, чёрт побери. Потому что не имело значения разочарование и тошнотворное ощущение от того, что тебя удерживал в плену твой собственный долбанный отец, это было ничто по сравнению с тем, что меня затащат обратно к Ви. Ничто по сравнению с тем, чтобы быть привязанной к той кровати. Ничто по сравнению с тем, чтобы тебя избивали, морили голодом и резали. И вероятнее всего, изнасиловали.

Я бы поменяла местами небо и землю, чтобы привлечь внимание Ли.

Но мой рот был закрыт, а потом я услышала звук открываемых наручников. Моя рука была захвачена, и браслет обхватил моё запястье, потом то же самое произошло и со второй рукой.

– Ви скучал по тебе, – сообщил он мне, поднимая мое тело и таща меня за цепочку между моих наручников. – Он сказал, что я могу позабавиться с тобой, как только пожелаю, если приведу тебя обратно, – сказал он мне, таща меня через комнату к двери.

Я могла добавить, что делал он это не тихо.

Он не шептал и не бормотал.

Он разговаривал так громко, как ему нравилось.

И я, уже достаточно пообщавшись с преступным сообществом, могла сказать, что это не было хорошим знаком.