В коридоре показал огромную красную рожу заспанный сосед: «Потише там!» Он привык к семейным разборкам.

«Хорошо хоть мама на работе, – подумал Макс, – расстроилась бы».

Макс выставил Свету на лестничную площадку и захлопнул дверь.

Визг сразу смолк.

– Ты у меня получишь, сука! Сотню раз пожалеешь, что связался со мной! – послышалось из-за двери.

«Уже пожалел», – прошептал Макс.

Макс постоял перед комнатой мамы, но понял, что ларец и там не спрятать пока у Светки есть ключи.

Он уже много раз жалел, что не взял их у неё. Хотя вряд ли добровольная отдача ключей была возможна.

Мама благоволила Свете, не смотря на разрыв в отношениях и скандалы. Она считала, что брак навсегда, тем более, если завели ребёнка. Он же бестолочь и лентяй. Светка позволяла пока маме видеть Пашку.

Макс спустился в квартиру, где жил Барт. Тот сосредоточенно рылся в ноутбуке.

– Чего ищешь? – поинтересовался Макс, топчась на пороге в комнату, держа перед собой ларец.

– Информацию о всяческих ларцах, шкатулках, головах Гоголя и доме, в котором мы проживаем.

– М-м… Что нашёл?

– Пока мелочь какая-то. Информационное поле огромно. В Интернет свисает только куцый хвост, – разродился тирадой Барт, – а по хвосту не всегда поймешь, что за животное владелец этого хвоста, крыса или облезлый кот.

– Можно я у тебя ларец оставлю на хранение?.. А то ко мне жена приходила, сразу потащила к себе в гнездо… сорока.

Макс сомневался, как оставить такую вещь почти незнакомому человеку. Но так как Барт отмахнулся, решило его сомнения.

– А, туда поставь, – не поворачивая головы, погруженный в свет экрана, махнул Барт.

Макс потоптался, оглядывая, куда среди этого развала можно воткнуть шкатулку.

Аккуратностью Барт не отличался. Королевство хаоса. Хаос, правда, был подчинен увлечениям Барта. Развешенные, разложенные и разбросанные везде карты городов. Ни стопок, ни стаканов, кое-где бутылка, и стопки книг, то там, то сям. Пустой совершенно секретер, только ноут. Нигде нет чашек. Этот беспорядок можно было бы принять признаком сумасшествия.

Макс подумал о социуме, что было бы, если бы Макс не слушал маму и складывал брюки по стрелочкам, не вешал их в шкаф. Если бы он свои увлечения размещал по комнате некими маячками. А в одной из двух комнат, приходится прятать свои увлечения внутри. Прятать себя по шкафам. Прятать себя в себе.

Барт похоже, мог выносить свое внутреннее в пространство комнаты в пространство Мира.

Социум. Социум много значит в жизни.

Наконец, Макс выискал более-менее свободное место на книжной полке, там правда, уже лежали какие-то предметы. И поставил шкатулку.

Марлен появилась в офисе ближе к вечеру, у неё было назначено на сегодня несколько клиентов, которых она не могла отменить.

Она редко назначала встречи на утро. Сама больше любила жить по ночам, да и люди сейчас начинали день много позже. Многие ее клиенты – работающие в России иностранцы, которые утро и день проводили в офисах, и с психологом встречались по вечерам. Да и само утро в России сдвинулось к полудню. Хотя само слово говорило, что полдня прошло. Чтобы сказала бабушка (если бы была жива) узнав, что Марлен по будням поднимается ближе к одиннадцати, а в выходные три-четыре часа дня – утро бывает и не наступает. Когда люди обращали внимание Марлен, на то обстоятельство, что пять вечера – уже не рано, Марлен улыбалась: «У каждого своё рано». И добавляла с обворожительным прибалтийским акцентом: «И своё поздно. Только сейчас относительно одинаково».

Раньше действительно народ больше ценил утреннее время. Вернее его заставляли ценить. Марлен помнила те времена, когда Латвия еще входила в СССР, и родители уходили на работу около семи. Заводские цеха начинали работать в семь, конструкторские бюро в восемь. Страна просыпалась рано. Марлен провожала родителей, слушала радио и повторяла уроки, до девяти – начала занятий в школе – была уйма времени.

К середине дня Марлен окончательно оклемалась и подходя к работе чувствовала себя отлично.

«Тебе клиент уже звонил несколько раз», – встретила Катюша в приемной.

Катюша была миленькая, скромная девушка лет за сорок у которой всё хорошо, за что ее и любили.

– Здравствуй, Катюша! Что-нибудь новенькое или старенькое? – поинтересовалась Марлен.

Всегда, когда она видела эту девушку хор в голове заводил советскую песню «Расцветали яблони и груши!», дирижируя при этом и настроением.

– Фамилию не называет, называется ВиктОром, сыпет комплементами, говорит совершенно непонятно. Причем, именно ВиктОр! – делилась Катюша.

Зазвонил телефон. Катюша плавно, почти нежно взяла трубку и бархатным голосом произнесла: «Ало, клиника Альфамед!»

– Это он, – сказала Катюша, прикрыв микрофон, протянула трубку Марлен.

– Да, я вас слушаю, – произнесла Марлен.

В трубке отстаивалась тишина.

– Алло, я вся во внимании, – Марлен сделала голос, как можно мягче и привлекательнее.

Молчание.

Самым сексуальным голосом, на который была способна, Марлен произнесла, ее начала доставать эта игра в молчанку, ее явно проверяли.

– Если вы позвонили просто так, нажмите один, если вы позвонили помолчать, нажмите два, если вы позвонили по делу, нажмите три. Если у вас сел голос, ничего не нажимайте, просто повесьте трубку. Перезвоните, когда он встанет.

Она знала, что ее тембр голоса в купе с легким акцентом действует на мужчин неотразимо. В трубке послышался легкий смешок.

– Да-да, чудесно, ощущаю прогресс, – продолжила терапию Марлен. – Теперь прохихикайте свою проблему.

– Проблема-мраблема, – возникло в трубке. – Марлен, я хотел бы встретиться, сегодня в двенадцать, в ресторане… скажем, Мансарда, – он говорил столь значительно, будто передвигал горы, каждое слово было алмазом непомерной величины.

– Виктор, – она сделала лёгкий упор на «О», – уже третий час.

– Двенадцать ночи-шночи.

– Простите, приемы у нас проходят в основном в офисе, с 10 до 21. Если сеанс проходит на дому, то за доп оплату.

– Оплату-маплату. Договоримся.

Марлен промолчала.

– За тобой заедут.

Марлен анализировала разговор. Вот и названный Ангелом. Или это совпадение? Новые клиенты, появлялись нечасто, некоторые приходили на раз-два, исчезали. Так не появлялся еще никто. Ей, конечно, попадались чудаки пациенты, но в основном, процент чудаков был небольшой не более одного в неделю. На эту неделю лимит был исчерпан. Вчера уже был дурик. Кстати, процент загадочных, заинтересовавших ее по сетевому общению был гораздо ниже. И этих «загадочных» она отличала, как белка отличает полый орех от полного. Два совпадения для одних суток было многовато. Это больше походило на розыгрыш. Скорее всего, Ангел и ВиктОр – одно лицо. Мечтания Марлен об Алексе зазвенели битым стеклом. Но тут же вспомнилась фраза: «У тебя будут дети». Если это шутка, то очень жестокая. Шевельнулась в сердце игла неприятностей.

Этот дед напомнил Максу старика Хотабыча, но подумал, что портрет этот он вполне мог видеть на стене кабинета литературы или математики. Вообще это лицо было олицетворением древности… Точнее той эпохи, казалось, что дед даты изготовления даже не прошлого века, а позапрошлого. Только Макс сомневался, что найдет на этом человеке ярлычок с клеймом, говорящем о создании индивидуума. Невысокий, прямой пожилой человечек стоял в коридоре, опираясь на палочку светлого дерева, освещаемый тусклой лампочкой. Белый полотняный костюм – точно позапрошлого века, седые волосы, остроконечная аккуратная белая бородка.

– А Варфоломей Михайлович! – воскликнул старик, сверкнув круглыми очками. – Добро пожаловать, добро пожаловать! Вы сегодня с другом?

И старик вопросительно посмотрел на Макса, который неловко протянул руку для рукопожатия, хотя смотрел на Барта: «Михайлович? Вполне русское отчество, для Нью-Йркца». А старик жадно тряс руку Барта, дед безумно рад ему.