Ярость захлестнула его.

Чердак залило красным, или сознание сыграло с ним очередную шутку. Макс не помнил. Не знал. Разрядил обойму пневматики в балку, которую хотел перешибить.

Плюнув, он завалился на импровизированную постель. Смотрел в небо и ненавидел синий цвет, луну, заглядывающую в окно, темноту. Томик библии. Шум в углу чердака.

Шум? Голуби? Крысы?

Макс заправил шарики в обойму пистолета и направил ствол на шум.

– Эй! Кто здесь?

– Эт я… – откликнулся вяло голос.

От входа показалось пятно света. Макс забыл заблокировать чердачную дверь, что обычно делал, чтобы избежать вот таких появлений.

– Чего надо? – зло бросил Макс. – Хочешь, чтобы я тебе голову прошиб?

– Простите, если я вас побеспокоил, мне интересно расположение керамзита, – голос был странный, надтреснутый, пьяный и Максу показалось, что с акцентом. Хотя, это могло быть обусловлено заплетанием языка.

– Чего? – Максу очень сильно захотелось кого-нибудь убить, в том числе и этого приползшего сюда сумасшедшего, но любопытство было сильнее.

– Понимаете… – отозвался голос, – все зациклены на противостояниях планет. Парад планет, солнцестояние, лунолежание… А мне кажется, что знаки везде. В трещинах зданий… В снежном узоре на стекле…

Голос был явно с акцентом. Макс видел освещенное снизу лицо. Ему так хотелось засветить несколько шариков в лоб.

– Вали отсюда! – жестко произнес Макс, мысленно добавив: «И твои солнцестояния продлятся».

– Простите! Простите! – заворочался голос – что я нарушил ваш покой. Но мне очень надо.

Максу вдруг стало все равно. Будто огонь погасили.

– Вали, тебе сказали, – прошептал Макс и взял Библию.

Открыл наугад.

«И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения. И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем».

Сон накрыл его колпаком.

Проснулся он от того, что его кто-то обнимает.

– Мать твою!

Это было одним из самых простых выражений использованных Максом, он выложил, наверное, половину сквернословного арсенала. Макс ругался и скидывал бесконечные руки, которые почему-то падали всё равно на него.

Наконец, он избавился от рук и нащупал тяжелую рукоятку. Сразу стало легче.

Макс воткнул ствол в лоб незнакомцу лежащему рядом. Солнце любовалось этой картиной заглядывая через окно, там где недавно была луна.

– Вали отсюда, педик! – прошипел Макс.

Существо зловонно выдохнуло перегаром и залепетало:

– Москва… Москва… Я видел Моску в огне.

Веки Макса вспыхнули оранжевым, но свет дня быстро спрятал это колыхание. Существо просыпаться не стало. Макс спрятал пистолет и встал.

Он смотрел на щупленького человечка с редкой порослью на лице. Возраст его было определить сложно. Ему могло быть как пятнадцать, так и двадцать пять, так и сорок. Хотя… Сорок – вряд ли.

Существо разлепило глаза, затем губы, процесс этот происходил болезненно, будто разлеплялись два куска хлеба смазанные чем-то тягучим.

– Пить, – прохрипел человечек.

Макс достал из-под матраса бутылку.

Незнакомец присосался и задвигал острием кадыка. Глаза выпучились, когда он отлип от горлышка.

– Это… Это вода?..

– Вода, – усмехнулся Макс. – а ты что думал?

– Я думал – водка, – поперхнулся он. – Я как-то в подвале ночевал. Там бомж живет, так он меня с утра водкой напоил. Антизеркальное отражение. Там в подвале – водка, здесь на чердаке – вода.

Акцент был явным.

– Ну, да? – улыбнулся Макс. Этот персонаж начал его забавлять.

– А если отнести эту бутылку в подвал, может вода станет водкой?!

Хоббит, явный хоббит – подумал Макс.

А хоббит встал и пошатываясь, направился к выходу. Тут Макс заметил, что по чердаку раскиданы листы географических карт.

– Э ты куда? – удивился Макс.

Хоббит обернулся изумленно таращась:

– Как куда? В подвал!

Макс засмеялся. Он думал, что весь юмор сосредоточился в сатирических передачках на телевидении и в цирковых клоунах. Ни то ни другое недолюбливал. А здесь повстречался воистину смешной человек.

– Если ты апостол, тогда станет вода станет водкой, – сообщил Макс сквозь смех.

Парень шумно выдохнул, почесал растрепанные волосы, приложился к бутылке. И уставился под ноги. На карты.

– Я думал, что бомжи пьют только водку… – разочарованно протянул он.

– Я не бомж, – откликнулся Макс. – Я живу на третьем этаже.

– А зачем ты здесь спишь? – поинтересовался хоббит.

Макс передернул плечами. Не рассказывать же ему, о боязни обваливающегося потолка.

– Здесь свежее.

Но полурослик уже стоял на четвереньках перед одной из карт и ответ, похоже мало волновал его.

– Знаешь, я вчера вышел на лестницу покурить… Я здесь снимаю квартиру. Стою, пью пиво, смолю. И вдруг… разводы на стекле показались мне необыкновенно знакомыми…

Хоббит смотрел то на карту, то на насыпи керамзита.

– И что? – прервал молчание Макс. Сначала он хотел вытолкать щенка с чердака, закрыть вход и идти домой. Но всё, что ни делал этот убогий, казалось интересным.

– Это мне показалось картой! Освещение все сломало! Ты знаешь, что мы видим днём, не то, что ночью. Иногда одни предметы невозможно найти в утреннем освещении!

– А причем здесь карты? – изумился Макс.

– Я слетал домой и притащил карты городов. Я их коллекционирую. И точно разводы на стекле карта Петербурга, с островами с мостами… Дальше смотрю. След на ступени. И там карта. Дверь на чердак на ней краска облуплена – еще кусок карты. Я влез на чердак. А там на керамзите – города! Города! Я вот видишь куски отмечал, которые нашел. А теперь не вижу… День пришел…

Макс приблизился. На карте были действительно обведены карандашом кварталы. Он посмотрел на керамзит. Просто камушки, напоминающие орехи.

Парень же достал фонарик и светил под разными углами на насыпи камушков.

На мгновение Максу показалось, что он видит незнакомый квартал.

– Ты-то сам откуда? – спросил он и картинка рассеялась.

– Нью-Йорк.

Здание пошатнулось. Тут же чердак наполнился дымом и пылью.

– Ё-моё! – только выдохнул Макс, сгреб полурослика и бросился вон с чердака.

Силы в экстремальные моменты появляются, как подземные толчки. Память Макса фиксировала каждую секунду, а новый знакомец, наверное, и не запомнил как оказался на лестничной площадке, минуя люк и железную лестницу. Он тоже похоже делал все на автомате: мчался вниз по лестнице с максимальной скоростью, чтобы не попасть под волну цунами в виде Макса.

Лучи солнца хлынули в окна. Инанна смотрела на стены своих покоев, на красочные драпировки, на бисерные панно. Ее обиталище было соткано из представлений людей, как должна жить богиня. Богиня любви. Богиня плодородия.

Узоры на стенах всегда менялись, представляя собой разные картины. Они никогда не замирали, как в жилищах людей. Иногда они отражали молитвы жрецов, иногда стенания людей, а иногда фантазии самой Инанны.  Сейчас узоры на стене рисовали  праздник, людской праздник… Вчера они показывали, кажется, колосящиеся поля вокруг города. Завтра они сложатся в другой узор. Отражения людских желаний быстро исчезли, рисунки сами стали двигаться, и показывать уже бескрайнее небо, путь на Луну, путешествия по звездам. Узоры растворяли стены и всё сущее, и из этих частей можно сложить что угодно! От ее трона до края вселенной. Гранит мог стать гранатом, лазурит – небом. Топаз – солнцем. Эти перевоплощения были прекрасны.

– Великая Инанна! – голос, который она слышала чаще других, прервал её понимания.

Инанна отвлеклась от созерцания картин и узоры обрели вид большого зала с людьми в белом.

На коленях стоял Жрец ее Храма.