— Я Бэггси Мак-Нэтт, непобедимый боец Северной, Южной, Западной и Восточной Америки! Эй, вы, кто выйдет против меня? Я готов биться против четверых сразу. Эй, трусы, выходи на левую!

Французы, не понимая ни звука, принимали вопли за патриотическую речь и аплодировали.

Я протискался вперед и схватил Кабби за рукав. Он был пьян, без шапки, в потертой форме Красного Креста. С трудом пробуксировал я его до скамейки на Елисейских полях.

— Я слышал, вы были авиатором? — начал я беседу.

— Не я, а брат Зигурней, — горько ответил он. — Я тоже хотел, но мне ответили, что близоруким лучше ходить по земле. Я попробовал устроиться в пехоту, но у меня чего-то не хватает в плечах. В артиллерии мне ответили, что у меня не хватает веса. Во флот я не попал тоже. Словом, пришлось поступить в Красный Крест, где работала и Диана. Я надеялся, что отправлюсь на фронт и сумею выделиться, но они меня продержали здесь и заставляли обносить больных чаем и какао. И прозвали шоколадным солдатиком.

Он чуть не плакал.

— Утешьтесь. Война кончена, можно немного поразвлечься. Пойдем в театр «Фоли-Бержер».

Он задумался, потом сказал:

— Хорошо. Диана будет там сегодня с этим противным Гудью. Не понимаю, почему бы и мне не пойти?

— Ну, как Диана?

— Она отказала мне в сорок восьмой раз в среду и в сорок девятый — в пятницу. Да, кстати, прежде чем идти в театр, следует выпить бутылочку «Гвоздь Раджи».

— Что это за «Раджа»?

— Нечто в роде сода-виски, только вместо виски берется старый брэнди, градусов на 80, а вместо соды — шампанское, и получается замечательная вещь! После двух стаканов вы готовы разбить в кулачном бою целую роту.

Чтобы не обидеть его, я тоже попробовал «гвоздя», и мы пришли в театр в чудесном настроении. Зал был набит солдатами во всевозможных формах. Мы с трудом протискались на свои места. Обозрение уже закончилось, и был объявлен следующий номер. Из-за кулис вышел пухлый француз во фраке и произнес маленький спич сперва на французском, а потом на ломаном английском языке.

Под торжественный марш появился Геркулес — чемпион Армении, — гора мускулов, на которой держалась смешная маленькая головка с торчащими усами.

Он с ужимками, играя мускулами, поднимал и подбрасывал гири.

— Терпеть не могу этаких горилл! — громко заявил Кабот. — Какая самоуверенная, глупая рожа!

— Тс… Он вас услышит.

— Пусть. Наплевать.

Потом Геркулес поднял гроздь из десяти, людей; подлез под лошадь и, попыхтев, поднял ее на несколько дюймов. Все захлопали. Все, кроме Кабота, который что-то бурчал себе под нос.

Снова вылез пухлый французик и предложил желающим из публики сразиться с Геркулесом.

Все молчали. Высокий солдат-австралиец решительно шагнул вперед и полез на сцену.

— Уложи армянина, Джэк! — кричали ему товарищи.

Австралиец был высокий парень, но не такой массивный, как его противник. Быстро мелькнули цвет хаки и леопардовая шкура борца, потом что-то взвилось в воздух и шмякнулось об пол. Геркулес положил австралийца в семь секунд.

Неудачник Джэк заковылял обратно, а борец гордо раскланялся.

— Противный тюлень! — проскрипел Кабот.

На галерке завозились французские солдаты, выталкивая своего чемпиона. Тот поупрямился, но все же пошел, напутствуемый подбадриваниями товарищей. Гора мускулов в синем мундире вылезла на сцену. Борец двинулся к французу. Началась яростная схватка. Геркулес обхватил француза и стал его жать, пока тот не застонал. Тогда борец бросил его, как банановую кожуру, на пол.

— Есть ли еще желающие? — спросил антрепренер.

Вдруг Кабот сорвался с места и закричал на весь зал:

— Я, Бэггси Мак-Нэтт, чемпион Америки!

— Вы с ума сошли? Садитесь! — схватил я его за рукав. — Он вас убьет.

— Пустите меня!

И со всей энергией, внушенной ему «гвоздями раджи», он устремился на сцену. Правда, шел он зигзагами, но публика устроила ему овацию. Под гром приветствий Кабот вылез на сцену. Чемпион ждал, нагнув маленькую головку, недоверчиво посматривая на противника.

— Разнесу! — завопил Кабот и ринулся вперед. За два шага до бойца ноги изменили Каботу, и он, сделав два — три пластических движения, полетел вверх тормашками в оркестр.

Раздался страшный гул: Кабот вонзился головой в турецкий барабан.

Как-то вечером я проходил по Булонскому лесу. На всех скамейках прижимались друг к другу парочки. До меня доносились обрывки разговоров.

Я присел на скамейку, рядом с парочкой, говорившей по-английски. Он что-то горячо и долго шептал ей, она ответила ему шёпотом, потом он обнял ее и поцеловал.

— Чего требуем мы от мужчины? — говорила девушка. — Не силы, не ловкости, а храбрости и настойчивости. Вы храбры и настойчивы, милый Кабби, и я люблю вас.

Прошел год, прежде чем я вернулся в Нью-Йорк. Первый человек, которого я увидел, был Кабот-Кабот IV. Он гордо шел по улице, выпятив грудь, поблескивая глазами. Увидев меня, он раскрыл объятья и облобызал меня.

— Вы чудесно выглядите, — сказал я, — точно взяли приз.

— Ну, да, взял, — просиял он. — Не хотите ли пообедать сегодня у нас с Дианой? Я хочу показать вам наших близнецов. Они только что получили первый приз на детской выставке. Я получил титул «чемпиона отцов».

Держа на толстой веревке своих любимых охотничьих свиней, группа видных граждан Монтпона торжественно выступала по Рю-Виктор-Гюго к заповедной роще.

Был прекрасный осенний воскресный день, холодный и ясный, как лесной пруд.

Заповедник из каштанов, дубов, орешника, под тенью которых растут жирные трюфели, лежал несколько в стороне. По будням за трюфелями охотились профессионалы; по воскресеньям после обеда охотился весь Монтпон. Даже субпрефект держал свинюшник для спортивных целей. Потому что свинья при охоте за трюфелями так же необходима, как сокол для соколиной охоты.

Дрессированные свиньи с хорошим нюхом стоят больших денег на монтпонтском рынке. Во главе процессии выступали Бонтикю и Пантан. Обращались они друг с другом в самых вежливых изысканных выражениях, потому что во время охоты они были соперниками; вообще же они были закадычные друзья. Сегодняшний день должен был решить, увенчается ли лаврами круглое розовое чело мсье Бонтикю или узкое смуглое чело мсье Пантана.

Мсье Бонтикю был главным гробовщиком Монтпона, и вся его осанка выражала важность и серьезность его почтенной профессии. Это был крупный мужчина лет сорока, в зеленом охотничьем костюме его издали можно было принять за толстый стручок турецкого перца. На его толстом лице с тройным подбородком маленькие глазки так глубоко сидели в розовых складках жира, что он и днем мог бы видеть звезды, как люди, спустившиеся в глубокую шахту. В Монтпоне он пользовался большой популярностью. Он был убежденный холостяк.

Анастасия, его свинья, — специалистка по трюфелям, его бесценное сокровище. Однажды на обеде охотников за трюфелями он сострил:

— У меня есть всего две страсти, товарищи: погоня за трюфелями и бегство от женщины.

Мсье Пантан тоже был холостяк. Он совмещал в своем лице должности: городского ветеринара и аптекаря и был автором авторитетного труда «Наука охоты за трюфелями». Это был маленький человек свирепого вида с задорными глазками и воинственными усами, нервный, подвижной, руки его находились постоянно в движении, точно катали невидимые пилюли. Он тоже гордился своей свиньей Клотильдой.

Процессия достигла заповедника и участники состязаний, ослабив верёвки, приступили к делу. Для мсье Бонтикю и Пантана отвели особый участок, и восхищенная толпа восторженно приветствовала двух главных конкурентов.

Состязание началось. Анастасия сделала стойку. Мсье Бонтикю опустился на колени и стал быстро рыть походной лопаткой; через мгновение на свет появился трюфель величиной с молодую картофелину, зеленовато-черный, слегка подернутый плесенью. Торжественным жестом он показал его толпе, опустил в ягдташ и вознаградил Анастасию куском сыра. Через несколько секунд мсье Пантан нервно подпрыгнул, и все взоры устремились на Клотильду, которая замерла на месте, поводя своим пятачком. Мсье Пантан начал рыть и гордо вытащил большой трюфель.