Когда в восемь часов утра Деннетт осторожно открыл фортку, чтобы просунуть в комнату завтрак, он увидел, что капитан лежит поперек постели и спит, как спят только бесконечно усталые люди.

Под дверью лежала бумага, на которой корявым почерком капитана было написано:

«Я убил Эстер Хексли. Сознаюсь. Пусть меня повесят, по крайней мере я знаю, что мне предстоит. Я ревновал ее. Я заманил ее в лес. Она сопротивлялась, я ударил ее мешком с песком. Этот мешок и мой окровавленный платок, — она укусила меня за палец, — вы найдете в дупле дерева в тридцати шагах от того места, где лежало ее тело. Я потерял голову, наверно, что не уничтожил сразу этих улик. Я постарался свалить подозрение на Деннетта, подбросив туда его шляпу, но он не поддался мне. Тогда я принялся за Тарвера, зная, что он слаб и его нетрудно заставить сознаться в чем угодно.

Так это и было, и я рад, что теперь могу выкинуть все это из головы. Я знаю, что мне будет за это, но я не боюсь виселицы. По крайней мере знаешь, что тебя ждет!

Меттью Дж. Беррэдж, капитан полиции».

Кабота-Кабота IV впервые увидел я на футбольном поле университета. Игрок под буквой «А» был наиболее высокий и сильный, под буквой «Б» несколько пониже, и так далее вплоть до последнего, под буквой «К», наиболее жалкого из всех, который упражнялся больше в падении на мяч. Его руки и ноги походили на четыре спички, и над его птичьим личиком красовалась светло-желтенькая нелепая шапочка. Но особенно мне понравилось выражение его лица, — немного удивленное и решительное. Испуганными глазами он следил за тем, как мяч переходил от одного игрока к другому, нелепо вытягивая птичью головку на тонкой несуразной шее; тут я обнаружил, что он, кроме всего, еще и близорук. Он растопырил руки, готовый упасть животом на мяч, но, споткнувшись, тяпнулся носом об землю.

— Ловите мяч, Кабот! — закричал тренер.

Кабот встал, тренер опять запустил в него мячом. Кабот подпрыгнул и, обвив мяч своими паучьими лапками, свалился на землю. Я заметил блеск торжества в его бледно-голубых глазах. Но вдруг мяч выскользнул из-под него, как мокрая арбузная косточка из пальцев.

— Ловите мяч, Кабот!

Кабот яростно покатился за мячом. Поймал! Нет, мяч опять выскочил из-под него. Тренер зарычал:

— Так нам забьют пятьсот голов, пока вы будете нащупывать мяч.

Кабот, угнетенный и опечаленный, пошел на свое место.

Я повернулся к своему спутнику Брекенриджу.

— Кто этот цыпленок?

— Как, вы не знаете, кто он?

— Нет. А что?

— Это Кабот-Кабот IV.

— Не настоящий Кабот? Псевдоним?

— Настоящий. Один из династии первоклассных, несравнимых, единственных, знаменитых Каботов.

Этот цыпленок? Быть не может!

— Я же вам сказал. Он — Кабот.

— Быть Каботом нелегко.

— Особенно ему, бедняге. Будь он Джонсом или Смитом, он был бы много счастливее.

— Не понимаю. Ведь Каботы — великая спортивная династия.

— Ну, конечно; вот потому-то этот несчастный недоносок и находится здесь. Он должен не посрамить репутации семьи.

— Традиции — хорошая вещь, — ответил я, — если это — хорошие традиции.

— В том-то и дело. Кабот-Кабот IV — жертва традиции. Все Каботы — чемпионы, это — семья чемпионов. Посмотрите на этого старика, — он был первым спортсменом в колледже и мог бросить шестнадцатифунтовый молот на два километра или что-то в этом роде; во всяком случае, его рекорд не побит до сих пор. Салтонсталь Кабот, старший брат, был чемпион гребли. Халоуел Кабот — лучший бэк во всей Америке. Зигурней Кабот — великолепный игрок в теннис, взявший кубок Дауэса, и т. д. Брат Тейер считается лучшим хавбэком. Лоуел Кабот — знаменитый игрок в гольф и, несомненно, будет чемпионом мира, если не перейдет окончательно к боксу; он, кроме того, боксер среднего веса; Присцилла Кабот только что выиграла кубок на состязаниях в беге на семь тысяч метров или что-то в этом роде. Вы видите: вся семейка — чемпионы, кроме последнего. Это — единственная тридцатидюймовая грудь в семье, где у всех не меньше 44 дюймов в груди. Стыд и позор для всей семьи.

Я посмотрел на несчастного Кабби. В эту минуту он делал отчаянную попытку броситься за мячом, но его паучьи ножки заплелись одна за другую, и бедняга опять шлепнулся. Жалкое зрелище! Потом он стал на свое место. Форвард пустил мяч. Кабби поймал его носом, из которого брызнула кровь. Мяч проскочил в ворота, и тренер был в ярости.

С помощью Брекенриджа Кабби заковылял домой с футбольной площадки.

— Гм, — говорил он, — очевидно, в этом году мне не суждено стать чемпионом футбола. А тренер только-что показывал мне чудесный серебряный кубок, приз этого года.

— М-да, — пробормотал Брекенридж.

— Он не очень возражал против моего ухода из команды. Говорил, что я недостаточно тяжел. А я целое лето питался картофелем и маслом, чтобы прибавить в весе.

— В самом деле?

— Полтора фунта прибавил. Все-таки я хочу участвовать в матче. Я им покажу, что вес тут не при чем.

— Значит, вы верите в чудеса, Кабби, во внезапную интуицию и так далее?

— Я думаю, что в критическом положении человек способен подняться до необыкновенной высоты, — важно ответил Кабот-Кабот IV. — Я, например, однажды перепрыгнул через пятифутовый забор, когда за мною гнался бык.

— Что же вы теперь будете делать? — спросил Брекенридж.

— Попробую французскую борьбу. Я слышал, что нужны легковесы.

Оказалось, что, действительно, легковесы нужны, но Кабот-Кабот IV никому не нужен. Я узнал об этом, встретив его через неделю.

— Ну, как ваша борьба? — спросил я.

— Никак, — огорченно ответил он. — Как раз в то время, когда я готовился к матчу со Збышкой и разрабатывал прием бра-руле, откуда-то вынырнул маленький дьяволенок и уложил меня этим самым бра-руле… Впрочем, мало ли еще видов спорта?

— Сколько угодно, — ответил я. — Да вы же сами говорили, что уверенность — уже пол-победы.

— Ну, да, я в этом уверен.

По мере того, как я ближе узнавал Кабот-Кабота IV, он мне все больше и больше нравился. Он по-детски верил, что он может и сумеет сделать спортивную карьеру; все его попытки кончались, разумеется, крахом, но он верил упрямо, настойчиво в свою звезду. Я понял его настойчивость, побывав в доме его отца. Там мне продемонстрировали всех наличных членов рода Кабот, а отсутствовавших описали весьма подробно. Мне казалось невероятным, что этот паукообразный, головастый малыш принадлежал к их могучему роду. Это была раса загорелых, рослых, широкоплечих и мускулистых гигантов. Весь большой дом был плотно набит плодами побед могучего племени: призами, кубками и медалями. Аттестаты и отзывы просто сваливались в бельевые корзины и пылились на чердаках. В день моего приезда мать Кабби получила первый приз за игру в бридж в местном сельском клубе.

Я не мог не заметить, как все они презрительно обращались со своим неудачным отпрыском.

— Все мои мальчики спортсмены, — говорила мне мать. — Кроме бедного Кабби.

— Зато он очень настойчив.

— Знаю, что он прилагает все усилия. Но я боюсь, что из бедного Кабби ничего не получится.

Говоря о нем, всегда добавляли эпитет «бедный».

Когда мы ехали обратно, Кабот-Кабот IV вдруг сказал:

— Теперь вы понимаете, почему я должен быть чемпионом чего-нибудь?

— Понимаю.

— Ну, так я хочу быть чемпионом и буду им!

Поэтому я не удивился, услышав, что Кабби, «бедный Кабби», изучает тайны бокса. Его кулачки были не больше пуховки для пудры, а его сильнейший удар, который он называл «мой смертоносный нок аут», едва ли мог бы разбить фарфоровое блюдечко. Но Кабби был убежден, что у него задатки первоклассного боксера.

Он принимал боевую позу и воинственно вращал близорукими глазами.

Кабот-Кабот IV окончил колледж, так и не выиграв чемпионата и не получив ни кубка, ни медали, ни даже аттестата. Последовательно он искал лавров во всех видах спорта: в бэзболе, беге, гольфе, поло, теннисе, хоккее, боксе, плавании и т. д. Взбешенные инструктора-тренеры никак не могли понять, что общего между Кабби и спортом.