— А Энджи? — спросил я. — Что теперь будет с ней?
Миссис Смедли безнадежно пожала широкими плечами.
— Ее запрячут в сумасшедший дом — они называют это клиникой для психических больных. Я слышала, как доктора сказали миссис Торнсен, что Анджела вряд ли когда— нибудь вернется домой — она неизлечима. Все, что они могут делать, это пичкать ее лекарствами и запирать. Миссис Торнсен разрешила им это делать. Мисс Энджи теперь все равно что умерла.
Теперь я узнал все, что хотел. И поднялся, чтобы уйти.
— Если чем-нибудь смогу помочь, миссис Смедли, только скажите. У меня здесь машина. Может, отвезти вас в город?
Она посмотрела на меня, затем покачала головой:
— Уходите! Я уезжаю к своим.
Выйдя из коттеджа, я постоял немного в саду, ощущая влажную жару. Итак, Хенк был мертв, Энджи тоже выключена из жизни. Двоих нет — остался один. Хьюла Мински!
Я понимал, что не успокоюсь, пока не разделаюсь с этой лысой обезьяной. Только с его концом угаснут во мне холодная ярость и жажда мести. Лишь Сюзи останется чудным воспоминанием. Глупые надежды? Сможет ли какая бы то ни было месть стереть из моей памяти последние мгновения жизни Сюзи?
Я пошел к тому месту, где меня поджидал Билл.
— Поехали домой и поговорим, — предложил я.
Каждый сел в свою машину, и мы отправились домой.
Дома, пока Билл варил на кухне кофе, я рассказал ему все об Энджи, Терри и Мински. Что касается Джоша, я дал слово, и не сказал Биллу ничего.
— Вот так обстоят дела, Билл, — подытожил я. — Завтра встречаюсь с Сандрой и все силы направляю на Мински. А теперь — спать!
Но, прежде чем уснуть, мне пришлось принять три таблетки снотворного.
Когда я заканчивал плотный завтрак, приготовленный Биллом, раздался телефонный звонок. Было 11.15. Он был таким резким, что мы с Биллом даже вздрогнули.
Я поднял трубку.
— Дирк Уоллес, — назвал я себя.
— Это Сэм из «Нептуна», мистер Уоллес. С вами хочет встретиться мистер Барни. Он говорит, что это важно.
— Где он, Сэм?
— Он здесь, завтракает… Он говорит, что подождет вас.
— Я буду через двадцать минут. Спасибо, что позвонил, Сэм. — Я повесил трубку.
Я сказал об этом Биллу.
— Ты оставайся, а я поеду, — распорядился я.
— Нет уж, хватит, — отрезал Билл, — насиделся. Я еду с тобой. Если я должен где-то сидеть, я буду сидеть в машине.
Не убрав даже со стола, мы спустились в гараж и поехали в «Таверну Нептуна». Оставив Билла в машине, я пересек набережную и вошел в закусочную. Эл Барни сидел на своем обычном месте в углу и очищал тарелку куском хлеба. Я сел напротив него. Эл Барни взглянул на меня и кивнул.
— Будете завтракать, мистер Уоллес?
Я ответил, что уже позавтракал, и, в свою очередь, предложил ему пива.
— Никогда не откажусь от пива, мистер Уоллес. — Он махнул рукой Сэму, который тут же подошел с пивом и полной тарелкой смертельных сосисок. Выпив полкружки пива, он поставил кружку, вытер рот тыльной стороной ладони, запихнул в свою акулью пасть три сосиски и откинулся на спинку стула. — Мистер Уоллес. Я всегда держу ухо к земле и ничего не пропускаю мимо, не задаю вопросов, а только слушаю. Вы говорили, что интересуетесь Терри Зейглером? Так я слышал. Вас это еще интересует?
— Конечно, Эл, — ответил я.
Он запихнул еще три сосиски в рот, прожевал, затем наклонился ко мне, так что я почувствовал жгучий перечный дух, и сказал:
— Вам нужно поговорить с Чаком Солски. Он посредничал в продаже наркотиков, пока мафия не взяла это дело в свои руки. Я слышал, что Зейглер был его близким другом. Солски сейчас в большой нужде. Если вы покажете ему несколько долларов, он расскажет вам, что случилось с Зейглером. Вы найдете его на Клэм-Эли в доме 10, на верхнем этаже. Это самое большее, что я могу для вас сделать.
— Спасибо, Эл. — Я достал бумажник, но он жестом отказался от вознаграждения.
— Мы с вами друзья, мистер Уоллес. А с друзей я денег не бeру.
Я пожал его липкую руку.
— Еще раз спасибо, Эл.
Вернувшись в машину, где меня поджидал Билл, я обо всем рассказал ему.
— Я посмотрю, дома ли этот парень.
— Клэм-Эли? Это где-то в дальнем конце набережной, забытые Богом трущобы. Очень удивлюсь, если увижу, что там кто-нибудь живет. Там есть несколько многоквартирных домов, которые будут сносить.
— Откуда тебе это известно?
Билл усмехнулся:
— Барни не один держит ухо к земле. Поехали.
Билл сел за руль и медленно поехал вдоль набережной, уже забитой туристами. Наконец он отыскал место для парковки.
— Вон там впереди Клэм-Эли.
— Ты так думаешь? Ты явно лучше меня знаешь эти места, — признался я, вылезая из машины. Билл вышел вместе со мной.
— Я не останусь здесь, Дирк. Вон тот дом перед нами и есть номер 10.
Клэм-Эли было худшее из мест, которые я когда-либо видел. Там было всего четыре пятиэтажных здания. Все окна с выбитыми стеклами.
Дверь дома номер 10 держалась на одной петле, покосилась и покачивалась. Я шагнул в грязный вонючий подъезд; Билл следовал за мной.
— Ну и местечко! — воскликнул я. — Вряд ли кто-нибудь обитает в этой помойной яме. Эл сказал, что он живет на верхнем этаже.
— Осторожнее, Дирк. Ступени совсем прогнили, не сломай ногу.
Я стал подниматься по ступеням, которые скрипели при каждом шаге. Дверь в первую квартиру была открыта, там было пусто и грязно. Я поднялся на второй этаж — и опять пустая квартира. Если кто-либо здесь и жил, то это было давно. Наконец мы с Биллом взобрались на последний этаж. Вонь была такой, что рвота подступала к горлу. Дверь в квартиру оказалась закрытой. Единственная закрытая дверь в этом проклятом доме. Я стал стучать в нее, но ответа не последовало. Постучал еще раз — и опять молчание. Нажал на дверную ручку, и дверь со скрипом открылась. Я осторожно вошел в комнату, а Билл остался снаружи, глядя через открытую дверь. Мне приходилось бывать в негритянских трущобах в Западном Майами, но ничего подобного я не видел. В комнате стояли упаковочный ящик, служивший столом, два стула и кровать. Кругом валялись гниющие остатки недоеденной пищи, разбросанные газеты и прочий мусор. Это был апофеоз мерзости и запустения. На кровати лежал человек. Он растянулся на простыне, которую не стирали годами. И человек, и кровать отлично вписывались в атмосферу этой отвратительной комнаты.
Я подошел к кровати и взглянул на лежавшего. На нем были грязные, залатанные джинсы. Худой, как скелет. Спутанные черные волосы доходили до плеч, борода закрывала половину лица, на вид ему можно было дать лет тридцать пять. Пахло от него, словно он не мылся месяцами. Похоже было, что он спал.
До него противно было дотрагиваться, но я взял его за руку и сильно встряхнул.
— Эй, Чак! — рявкнул я «полицейским» голосом. — Просыпайся!
Его глаза открылись, он посмотрел на меня и свесил на пол тощие ноги.
— Кто ты такой, черт тебя дери? — спросил он требовательно и хрипло, сев на кровати.
— Я тот, у кого есть деньги и кто хочет их потратить, — сказал я, отступая в сторону. — Мне нужна информация. — Я достал бумажник, вынул два банкнота по сто долларов и повертел перед его носом.
— Тебя это интересует?
Он, как завороженный, следил за моей рукой, как будто перед ним находилось все золото Форт-Нокса. Подняв грязную руку, он погрузил ее в свои спутанные волосы.
Я отскочил назад. У меня не было желания собирать его вшей.
— Бог ты мой, мне нужны деньги! — пробормотал он.
— А мне информация, Чак. Может быть, мы поладим?
— Какая информация?
— Ты в порядке? По твоему виду этого не скажешь. Ты можешь собраться с мыслями?
Он некоторое время неподвижно смотрел перед собой. Было видно, что пытается прийти в себя. Затем наконец он поднял на меня глаза и кивнул.
— Я заспался. А что мне еще остается делать? Когда я сплю, то надеюсь больше не проснуться, но каждый раз просыпаюсь снова и снова вижу себя в этой чертовой дыре. Если бы у меня было больше решимости, я бы давно утопился. Через неделю сюда придут и снесут эту крысиную нору. А куда я денусь? Я дошел до точки, но еще существую.