Эдди запаниковал. Оттолкнув Кэрол, он бросился к двери. Девушка закричала, как раненая тигрица. Он обернулся, увидел ее перекошенное лицо, горящие глаза. В отчаянии он схватил стул и нанес сильнейший удар по плечам Кэрол. Она зашаталась, и он, с оставшейся в руке ножкой стула, ударил ее по голове.
Кэрол упала. Обезумевший Эдди тупо уставился на нее. Не замечая струившейся из многочисленных царапин крови, заливавшей его лицо, он с отчаянием повторял:
– Я убил ее! Я убил ее!..
Страх сковал его сердце. Он не мог отвести взгляд от неподвижно лежащей на полу Кэрол. Ее лицо, словно вылепленное из воска, пожелтело. От платья остались лохмотья, один чулок спустился до щиколотки, руки и шея были в крови.
Эдди почувствовал приступ тошноты. Если его найдут здесь копы, он никогда не сможет доказать, что убил ее, защищаясь. Тут он вспомнил о Гизе. Вот кто ему поможет!
Шатаясь, Эдди подошел к телефону и, услышав голос администратора, прошептал:
– Я в ее номере! Иди сюда, скорее!
Он доплелся до кровати и сел, стараясь не смотреть на лежащее рядом тело. Скрип отпираемой двери вывел его из состояния прострации, и он поднялся на дрожащих ногах.
Гиз, как вкопанный, застыл при виде ужасного зрелища.
– Господи! – с ужасом воскликнул он. – Она мертва?
– Не знаю! – Эдди был словно невменяемый. – Посмотри, что она со мной сделала! Она сумасшедшая! Накинулась как дикая кошка!.. Если бы я ее не ударил…
Но Гиз не слушал его. Он увидел разбросанные по полу пачки денег и с неприязнью посмотрел на Эдди. Потом опустился перед телом Кэрол на колени, попытался нащупать пульс, приподнял голову. Вздрогнув, он поднялся.
– Что с ней? Она… – Эдди судорожно глотнул воздух.
– Ты разбил ей череп! Грубое животное, зачем?
– Она умерла? – бормотал Эдди, ноги его не держали. Он осунулся на кровать.
– Еще немного, и умрет, – мрачно изрек Гиз.
Эдди встал и простонал:
– Она хотела меня убить, Гиз! Я вынужден был ее ударить. Клянусь, иначе она убила бы меня… Разве ты не видишь, что она сделала…
– Расскажешь это копам, – возразил Гиз. – Если не придумаешь более удачного оправдания, то и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься за решеткой.
– Нет!..
– Это позор для отеля! – не успокаивался Гиз. – Копы запросто прикроют наше заведение, если узнают об этом!.. Вытри кровь, не то запачкаешь ковер, – не к месту сказал Гиз.
Эдди поплелся в ванную.
– Пока не окочурилась, надо вынести ее отсюда! – с отчаянием крикнул он. – Никто не знает, что она в Санто-Рио. Ради Бога, Гиз, вытащи ее отсюда и швырни где-нибудь.
– Да, и получу за это двадцать лет тюрьмы! Ты соображаешь, что говоришь? Для меня это слишком много!
– Я хорошо заплачу! Бери весь этот фрик. Здесь больше двадцати грандов!
Гиз сделал удивленный вид, будто еще не видел разбросанных по полу денег.
– Вы вдвоем ограбили банк?
– Нет, это мои деньги, – воскликнул Эдди. – Убери ее отсюда, и я отдам тебе все! Согласен?..
Гиз провел рукой по волосам.
– Что ж, это меняет дело. Я избавлю тебя от этой женщины.
Гиз начал подбирать пачки, неторопливо укладывая их в саквояж. Неподвижное тело мешало ему, и он оттолкнул его.
– Вначале помоги мне! – крикнул Эдди, ломая руки.
– Держи себя в руках, – прошипел Гиз. – Я отнесу ее в служебное помещение. Затем на машине отвезем в город и бросим где-нибудь поблизости от госпиталя. А ты немедленно сматывайся из города, – сказал он, засовывая в саквояж последнюю пачку денег. – Если копы увидят твою рожу, они немедленно арестуют тебя.
– Я ухожу! – голос Эдди дрогнул. – Спасибо, Гиз, ты настоящий друг!
– Не за что, – ответил Гиз, закрывая саквояж.
Неуверенно ступая, Эдди пересек комнату, чтобы взять второй саквояж, лежащий под опрокинутым креслом.
Гиз в три прыжка очутился рядом.
– Минутку, старина! Это мне тоже пригодится!
– Нет, это мои деньги, – Эдди оскалился, прижимая саквояж к груди. – Мы честно разделили добычу. Это она украла!..
– Давай, давай, – усмехнулся Гиз.
– Но ты же обворовываешь меня! – запротестовал Эдди. – Это единственное, что у меня есть. Мне нужны деньги, иначе я не смогу уехать…
– Мне жаль тебя. Сердце буквально разрывается от сочувствия, – насмешливо проговорил Гиз. – Давай сюда и это, иначе я позову копов.
Эдди бросил саквояж на пол.
– Подонок, чтоб ты подавился этими деньгами!
– Это мне не угрожает, – подмигнув, ответил Гиз. – Счастливого пути! Надеюсь, в ближайшем будущем мы не встретимся. Теперь с твоей рожей нечего рассчитывать на успех у женщин! – Гиз злорадно расхохотался.
Онемевший от злобы и бессилия, Эдди, как ошпаренный, бросился вон из комнаты.
Исми Геза сидел в приемной госпиталя имени Монтгомери, в Санто-Рио. Здесь было очень уютно: светлое, просторное помещение было обставлено с большой роскошью. Устроившись в кресле, Исми размышлял, что неплохо было бы иметь такое же удобное кресло и дома. Он все время думал о сыне. Исми не позволили сесть в санитарную машину, и он поехал в госпиталь на «паккарде» Макса. Он давно не садился за руль и очень нервничал. Исми не без основания считал, что у Макса инсульт. Апоплексические удары были обычными в их семье. Даже у Исми случилось нечто похожее, когда увидел своего товарища, растерзанного львом. Макса же свалила кража денег.
«Причины всегда разные, а результат один, – думал Исми. – Только бы Макс поправился!»
Хотя для такого энергичного парня, как Макс, последствия могут быть серьезными, Исми надеялся, что все обойдется. После инсульта сам он приволакивал ногу и очень этого стеснялся.
Дверь бесшумно отворилась, и вошла старшая медсестра. Он отметил, что у нее доброе лицо. Он так боялся услышать что-то непоправимое, что вначале не улавливал смысла ее слов. Потом до него дошли отдельные фразы: внутреннее кровоизлияние… разрыв шейной артерии… паралич левой стороны тела… потеря рефлексов…
– Он умирает?
Ей стало ясно, что старик ничего не понял из ее объяснения и его терзает страх.
– Он не умрет, – тихо ответила она. – Но двигаться не сможет…
– Это озлобит его, – жалобно простонал Исми. – Он никогда не отличался терпением. Умоляю вас, сделайте все возможное. Я заплачу любую сумму… Пусть расходы не смущают вас… У меня есть деньги…
– Вы можете взглянуть на него, – ей стало жаль старика. – Не говорите только на темы, которые могут взволновать его.
Макс лежал в маленькой светлой палате. Голова его высоко покоилась на нескольких подушках. Старик едва узнал сына. Левая сторона лица была неестественно искривлена, что придавало ему устрашающий вид. Уголок рта опустился, и губы застыли в жуткой гримасе, обнажавшей зубы. Глаза блестели, словно горячие угли. В них были ненависть и ярость. Макс неотрывно смотрел на приближавшегося к кровати отца.
Сиделка, мисс Хенникей, высокая темноволосая девушка с бесстрастным лицом, пристроилась у окна. Она безразлично глянула на вошедшего Исми.
– Они сделают для тебя все возможное, – попробовал утешить сына старый Геза. – Скоро тебе полегчает. Я буду ежедневно навещать тебя.
Макс смотрел на отца. Говорить он не мог, язык тоже был парализован. Но лицо его прояснилось, хотя глаза по-прежнему сверкали ненавистью.
– Я не буду утомлять тебя, – старик чувствовал, что сына не радует его приход. – Отдыхай… Уже поздно. Я приду завтра.
Губы Макса зашевелились, словно он хотел что-то сказать, но Исми ничего не разобрал.
– Вскоре ты сможешь говорить. Только не волнуйся, – Исми почувствовал, как по щеке покатилась слеза. Он вдруг вспомнил Макса в детстве, вспомнил, сколько надежд было на него…
Губы Макса вновь зашевелились, и отец прочел по ним: «Уходи!»
– Я вернусь, – пообещал он, смахивая слезу. – Не волнуйся, сын, и не беспокойся о деньгах… У меня есть сбережения…
Сиделка подхватила Исми под руку и вывела в коридор.