– Так… – Он убрал выкраденные ею бумаги в задний карман. – Вот и закончилось наше весьма удачное сотрудничество. – Он улыбнулся, а его серые с синеватым отливом глаза сделались вдруг холодными, как две грязные льдинки. – Ах да… вот еще что…

– Нет! – наотрез отказалась она. – Хватит! Меня не волнует…

– Помилуйте. – Он примирительно поднял руку. – Мне больше ничего не нужно. Я вполне удовлетворен. Вы были так покладисты, так надежны, с вами так приятно работать… Позвольте мне отблагодарить вас от себя лично… скромным пустяковым подарком. – Он вынул из кармана квадратную коробочку, аккуратно перевязанную красной с золотом ленточкой, а на золотой этикетке было написано волшебное слово «Диана». – Пожалуйста, примите… Такая хорошенькая девушка должна ухаживать за своими руками.

Она взяла коробочку, обескураженная его неожиданной добротой. Крем для рук «Диана» делали только для очень состоятельных людей. С этой коробочкой в руках она чувствовала себя еще более разбогатевшей, чем в тот миг, когда он передал ей конверт.

– Ой… спасибо…

– Вам спасибо, моя прелесть… прощайте.

Он растворился в толпе, как маленькое доброе привидение: вот только сейчас улыбнулся ей и тут же пропал. Исчез в мгновение ока, и трудно было поверить, что когда-нибудь он стоял рядом.

Перед нею вырос крупный краснолицый ухмыляющийся мужчина в желто-голубой цветастой рубашке.

– Я Томпсон из Миннеаполиса, – прогудел он. – Видали, что вытворяют эти чертяки дельфины? Я в жизни такого не видал!

Она поглядела на него без всякого выражения и бочком, бочком улизнула в сторону, а потом, когда удостоверилась, что ей не грозят его лапы, повернулась и спокойно пошла к выходу, зажав в руке коробочку с кремом, в которой притаилась ее смерть.

Сейчас, в разгар сезона, аэропорт и железнодорожный вокзал находились под неусыпным надзором полиции. К тому же на трех главных шоссейных дорогах при въезде в город были выставлены полицейские посты. На пропускных пунктах полицейские с профессиональной памятью на лица ощупывали жестким казенным взглядом каждого прибывающего пассажира. То и дело кого-нибудь останавливали взмахом руки. Мужчину или женщину выуживали из медленно продвигающейся очереди приезжих и отводили в сторону.

Разговор происходил всегда один и тот же: «Привет, Джек (либо Лулу, или Чарли)… Получил обратный билет? Советую воспользоваться им: здесь ты не нужен».

На дорожных постах беседовали в том же духе и заворачивали машины на Майами.

Эти полицейские кордоны мешали сотням крупных и мелких воришек орудовать в городе и обчищать богачей.

Поэтому четыре человека, которые откликнулись на заманчивое приглашение и были предупреждены о полицейском заслоне, приехали поодиночке, приняв меры предосторожности.

Джесс Чандлер еще не попадался на крючок полиции, поэтому прилетел самолетом. Этот высокий, интересный, элегантного вида мужчина направился прямиком к турникету, не сомневаясь в том, что его подложный паспорт и ловко состряпанная легенда кофейного плантатора с поместьями в Бразилии выдержит проверку.

Тридцатидевятилетний Чандлер считался в преступном мире одним из самых умных и изворотливых мошенников. Он играл на своей артистичной внешности. Худощавое смуглое лицо, короткий нос и полные губы, широкие скулы и большие темные глаза выдавали в нем чувственность и напористость опытного сердцееда…

Двое полицейских оглядели его. Он не отвел глаз, изобразив на лице скуку и легкое презрение. Настораживает испуг, а испуга они не увидели. Заглянув в паспорт, Чандлера выпустили из здания аэропорта к веренице такси.

Он перекинул дорожную сумку из одной руки в другую и ухмыльнулся. Он знал, что все пройдет гладко… как всегда.

Коллинзу пришлось вести себя гораздо осторожнее. Он всего два месяца как вышел на волю, и в каждом полицейском участке хранилась его фотография. Долго ломал он голову над тем, как ему миновать полицейский кордон, не отвечая на щекотливые вопросы. Наконец, он решил присоединиться к экскурсии, которая отправилась в заповедник Эверглейдс с ночевкой на обратном пути в Парадиз-Сити. В экскурсионном автобусе, битком набитом шумными, довольными, подвыпившими туристами, Коллинз чувствовал себя в относительной безопасности. Он прихватил с собой губную гармошку. Минут за десять до пропускного пункта он начал играть к удовольствию своих попутчиков. Инструмент, зажатый в мясистых ручищах, почти полностью скрыл его лицо. Место он выбрал себе на заднем сиденье с тремя такими же толстяками, и полицейский, войдя в автобус, взглянул на него лишь мельком и тотчас переключился на другие взмокшие, тупые, дружно улыбавшиеся ему физиономии.

Так, в Парадиз-Сити благополучно прибыл Миш Коллинз – человек, которого полиция немедленно завернула бы, если б только установила его личность, ибо мало того, что Миш Коллинз был одним из лучших «медвежатников» в стране, перед его талантом беспомощно пасовали производители всякого рода сигнальных устройств.

Коллинзу исполнился сорок один год. Пятнадцать лет своей жизни с перерывами он провел за решеткой. Он был мощного телосложения, грузный и обладал большой физической силой.

Когда автобус вырулил на стоянку, Миш Коллинз отвел в сторону экскурсовода и сказал, что обратно не поедет.

– Я вспомнил, у меня ведь здесь приятель, – объяснил он. – Сдайте обратно билет и оставьте деньги себе. Вы это заслужили. – И не успел экскурсовод даже поблагодарить его, как Миш растворился в людском муравейнике.

Джек Перри приехал на собственном «олдсмобиле» с откидным верхом.

У них не было его фотографии, поэтому он подкатил к полицейскому посту в полной уверенности, что двум фараонам, проверяющим машины, и в голову не придет, будто они сейчас столкнутся нос к носу с профессиональным убийцей…

Ему было года шестьдесят два: маленького роста, плотный, с коротко остриженными белоснежными волосами, круглым полноватым лицом, широко расставленными глазами под кустистыми седыми бровями, с тонкими губами и длинным крючковатым носом.

Перри остановился и подождал, пока полицейские проверят документы у пассажиров передней машины. Потом, когда ее пропустили, медленно подкатил к двум ожидавшим его стражам закона.

Перри одарил их дежурной улыбкой.

– Здорово, ребята, – махнул он им толстой ручищей. – Что я такого натворил?

Патрульный Фред О'Тул уже четыре часа, как заступил на пост. Это был крупный темноволосый ирландец с настороженным, угрюмым взглядом. Его воротило с души от всех людишек, что проползли через его пост на своих роскошных лимузинах, со своими затасканными шуточками, подобострастными улыбочками, презрением, а то и заносчивостью…

– Паспорт есть? – строго спросил О'Тул, положив на опущенное стекло руку в перчатке и глядя на Перри сверху вниз.

– А на что мне паспорт? – ответил Перри. – Есть права… устроит?

О'Тул протянул руку.

Перри отдал права, которые обошлись ему в четыреста долларов: вещь дорогая, но необходимая. Отпечаток указательного пальца правой руки был очень умело изменен, а такая работа стоит денег.

– По какому делу приехали?

– Поесть от пуза, вдоволь покрутить рулетку и нагуляться с девочками, – рассмеялся Перри. – У меня отпуск, дружище… и уж я его отгуляю на полную катушку!

О'Тул отступил в сторону и пропустил Перри. Тот совсем расплылся в улыбке, нажал на газ, и машина набрала скорость.

«Ну, пронесло, – подумал он, включая радио. – Наколол этих тупиц, а теперь… держись, Парадиз-Сити, я еду!»

В отличие от Перри Уошингтон Смит не мог ехать в открытую. В этом городе вообще не жаловали негров, даже добропорядочных, а Уошингтон Смит был теперь далеко не добропорядочным. Он освободился две недели назад. Его преступление состояло в нанесении побоев двум полицейским, которые подловили его и собирались хорошенько отметелить… Да только Уош оказался финалистом любительского турнира «Золотые перчатки» во втором полусреднем весе. Вместо того чтобы покорно стерпеть избиение, он уложил обоих двумя великолепными боковыми ударами в челюсть и пустился наутек. Но ему не дали убежать далеко. Его остановила пуля, угодившая в ногу, а довершил дело удар дубинкой по голове. Он отмотал восемь месяцев за сопротивление при аресте и вышел из тюрьмы ожесточенным и с твердой решимостью стать отныне заклятым врагом белых.