Но змея не было. Травяной ковер еще колыхался по всей площади болота, по большому озеру, которое находилось посреди болота, расходились большие круги. Но самого змея не было. Глеб в величайшем возбуждении повернулся к Аксентию, который уселся рядом с ним на землю и доставал из кармана пачку с сигаретами:

– Вот это…! Вот это да! Что это?! Что это такое было! Какой огромный змей!

– Это водяной, Вакуль его зовут по-нашему, – Аксентий был, казалось, не меньше Глеба поражен происшествием. – Вылез на нас посмотреть, гляди-ко!

– Водяно-о-ой?... – недоверчиво протянул Глеб. – Сказки это все. Да и водяной, он же зеленый, маленький, да еще, говорят, скользкий такой… А тут змей!

– Не хочешь, дак не верь, я ж тебя не заставляю, – Аксентий с удовольствием затянулся сигаретой и выпустил большое облако дыма. – …А Вакуль, он такой. Иногда зовешь-зовешь его по имени – ни за что не покажется. Вредничает ли чо, не знаю… А то вот, как сейчас, скажешь слово про него, а он тут как тут. Вылезает позырить, чо за дела.

– Чего? – Глеб засмеялся. – Позырить?

– Ну да, посмотреть то есть. Глядит он, идет парень незнакомый по его болоту. В сапогах, с гитарой еще к тому же, вот он и выполз. А ты вон как от него помчался. Ну, он и спрятался.

– Обиделся что ли? – спросил Глеб.

Он не верил ни в каких водяных и леших, однако сейчас его крепкие убеждения начали отступать.

– А кто его знает, может и обиделся. – Аксентий посмотрел на небо и добавил: – На тебя обиделся.

– А чего это на меня-то? – удивился Глеб. – Это ж ты его позвал.

– Не, на меня ему обижаться негоже. Я тут свой. Точно – на тебя разозлился. Может, думал, музыку ты ему сыграешь. Любит он музыку. Песни всякие любит.

– Любит музыку? Так змеи же вроде бы глухие, – неуверенно возразил Глеб.

– Да он же змеем только прикинулся, чего тут неясного, – Аксентий засмеялся. – Это же не настоящий был змей, ты ведь сам видел.

– А какой же тогда, если не настоящий?

– Змей-дух это был, вот кто. Водяной дух.

– Водяной дух? Я думаю, наверное, он мне почудился. – Глеб попытался успокоиться, однако это ему не очень удавалось

– Ничо не почудился, – уверил его Аксентий. – Самый что ни на есть настоящий дух. Вакуль. А то, что он в виде змея перед тобой появился, дак это только потому, что в тебе привычка есть все по готовым горшкам разливать.

– Как это? – не понял Глеб. – Как это – «по готовым горшкам разливать»?

– А так. Вот, скажем, у тебя на полке в чулане стоит сто горшков, все разной формы. И длинные там есть, и круглые, и прямоугольные, и плоские, и фигурные. Вот ты набираешь в колодце воды и наливаешь в горшки. Вода, значит, принимает их форму, а ты стоишь рядом и думаешь: «О, как здорово и плоская вода у меня есть, и круглая, и кубическая. И всякая». А то, что это не вода форму имеет, а горшки, до тебя не доходит. Понял? И тут так же.

– А! – Глеба осенило. – Принцип формы! Я уже про это слышал.

– Вот и молодец. Я Вакуля тут уже сто раз видел. Заметил, как мох колыхался? Это он там плавает. Зря ты его обидел, Глеб… тебе ж еще назад тут идти…

– А что же мне делать теперь, если я его обидел? – забеспокоился Глеб. Теперь вся ситуация представилась ему в другом свете.

– А ты ему на обратном пути сыграй ему на гитаре да спой что-нибудь.

– Хорошо, – подумав, согласился Глеб. – Я так обязательно и сделаю. На обратном пути.

Они двинулись дальше, проведя остаток дня в переходе, пока, наконец, не пришли к узкой таежной речушке, прозрачная вода которой весело журчала по каменистому дну.

– Мало воды в реке, – сказал Аксентий, скидывая рюкзак. – Лето жаркое сей год… Ты, Глеб, сходи за сухими дровами, да смотри, далеко отсюда не отходи, а то Вэрса тебя закрутит, леший. Потеряешься.

– Хорошо, – сказал Глеб. – Я не буду далеко отходить.

Он понял, что Аксентий попросту чувствует ответственность за него, потому и выдумывает разные сказочные причины, чтоб он, Глеб, оставался в безопасности. А то, что в тайге опасность может подстерегать повсюду, Глеб понимал. Однако, никакого страха он не испытывал, наоборот – только радость и прилив сил. Он нашел большую высохшую сосну и быстро спилил ее маленькой ножовкой. Сосна с шумом и треском свалилась в нужную сторону – вершиной от речки. Глеб распилил ее на несколько частей и оттащил их к месту стоянки. Аксентия не было. Вскоре он появился, таща на плече здоровенное бревно так легко, словно это была тростинка. Пес, высунув большой розовый язык, примчался через минуту. К этому времени Глеб успел развести большой костер и подвесить над ним котелки с водой.

– Вот молодец, – похвалил его Аксентий, скинув с плеча бревно возле костра. – Сварим чо-нить да поедим, а то весь почти день шли.

Время близилось к полуночи, на западе горело ярким оранжевым пламенем зарево солнца, которое ненадолго и недалеко спряталось за горизонт. Глеб, все это время ожидавший, что ему будут рассказывать о чем-то интересном, наблюдал за своим спутником. Однако, ничего не происходило. Аксентий пил чай из большой кружки, смотрел на искры костра и молчал. Наконец, он поднял голову и сказал хрипловатым от долгого молчания голосом:

– У тебя ж гитара есть с собой. Сыграй что-нибудь.

– Сыграть? – Глеб удивился странной просьбе, но послушно полез доставать из чехла свою акустическую гитару. – Я не очень хорошо играю.

Гитару эту Глеб купил ее несколько лет назад. Инструмент был сделан в Испании, на небольшой семейной фабрике музыкальных инструментов в городе Валенсия. «Франсиско Эстеве» было написано на бумажном ярлыке, приклеенном внутри корпуса гитары. Глеб очень бережно обращался с этим инструментом и никогда не брал его с собой, выезжая на природу с друзьями.

На самом деле, Глеб играл на гитаре очень даже прилично, время в музыкальной школе не прошло зря, но он никогда не считал себя хорошим музыкантом.

– Ничего, – Аксентий был невозмутим, – сыграй, как можешь. Тут же не консерватория.

Глеб некоторое время потренькал струнами, настраивая инструмент по маленькому электронному тюнеру. Аксентий внимательно наблюдал за его действиями.

Глеб решил сыграть мазурку Гречанинова, которую когда-то разучил во втором классе музыкальной школы. Несмотря на простоту аппликатуры, эта пьеса всегда производила впечатление на слушателей. Короткая и яркая, в меру украшенная флажолетами и мелизмами, она была выстроена очень логично и последовательно. И у Глеба, несмотря на некоторую усталость в руках, пьеса получилась очень прилично.

Когда отзвучал последний аккорд мазурки, Аксентий сказал:

– Так, молодец. Давай еще.

И Глеб исполнил еще несколько произведений, помнившихся ему со времен его обучения по классу гитары. Этюды и рондо Маттео Каркасси и Мауро Джулиани прозвучали в северной тайге Коми словно музыка, пришедшая из другого мира.

Аксентий слушал музыку очень внимательно, прислушиваясь к каждому аккорду, к каждой ноте. Глеб старался сыграть чисто и безошибочно, он исполнил последнее произведение Джулиани, он вздохнул и поднял глаза на Аксентия, ожидая его реакции. Он очень надеялся, что реакция будет положительной – ему и самому неожиданно понравилось свое исполнение.

Его спутник молчал некоторое время, потом, наконец, произнес негромко:

– Ну что ж, хорошо. Молодец. А сыграй-ка мне что-нибудь настоящее… Баха сыграй. Говорят, что музыкант, который Баха не играет, только наполовину музыкант.

– Я не умею, – сокрушенно махнул рукой Глеб. – Не успел я до его произведений добраться – бросил музыкальную школу…

– Жалко… – протянул Аксентий. – Сильная музыка. А мазурку ты неплохо сыграл, да. Но можно лучше. Проникновеннее. И флажолеты у тебя глухие. Ты их мизинцем берешь, потому как это удобнее, а их лучше безымянным пальцем брать, они тогда плотнее получатся. Ярче.

Глеб с удивлением посмотрел сквозь искры костра на Аксентия и спросил:

– А ты что, тоже умеешь играть на гитаре, да, Аксентий?

– Умел вроде когда-то, – Аксентий вздохнул и почесал шею под густой бородищей. – Давай, я чо-нить тоже сыграю штоле…