Из глубины квартиры женский голос ему ответил:

– Заходи! Только дверь захлопни, а то уличные коты забредут.

Эйтор поспешно повернулся и закрыл тяжелую дверь, на внутренней стороне которой обнаружился весело раскрашенный календарь на текущий год. На календаре было изображение умильно сложившей крошечные лапки маленькой собачки, лежащей на огромной расшитой восточным орнаментом подушке.

Они разглядывали календарь, когда позади них раздался голос:

– Ага. Ты не один. Мог бы и предупредить, между прочим.

Глеб обернулся и увидел стоящую перед ними высокую, лишь немногим ниже его, стройную молодую женщину. Ее глаза – большие, выразительные, оттененные длинными ресницами выражали притворное негодование. Она была одета по-домашнему, в цветастую просторную футболку и джинсы, каре ее густых длинных каштановых волос охватывал тонкий серебряный обруч, открывая высокий белый лоб.

Она стояла, нахмурив брови и пристально глядя на Глеба, словно задумавшись о чем-то, но не смогла долго изображать гнев и рассмеялась:

– Ну, ладно-ладно! Проходите уже! Эйтор, да ты познакомь нас уже, наконец!

Смех ее был так заразителен, а белозубая улыбка так широка и непринужденна, что Глеб невольно поддался настроению и тоже рассмеялся, сам не зная чему. Не дожидаясь, пока медлительный Эйтор откроет рот, хозяйка протянула руку и представилась:

– Ника. Мы с Эйтором, можно сказать, почти коллеги. Я тоже немного рисую…

Глеб протянул в ответ свою широкую ладонь, мысленно давая себе установку не сжимать протянутую ему руку слишком сильно. Каково же было его удивление, когда он ощутил, что рукопожатие Ники было отнюдь не слабым. Она сжала его пальцы с такой силой, что Глеб мысленно отметил про себя этот факт и произнес уважительно:

– Ого! Вот это рукопожатие! …а я Глеб. Я тут случайно…

Он улыбнулся смущенно и открыто, исподволь наблюдая за хозяйкой квартиры, которая быстрым шагом провела их через длинный коридор в дальнюю комнату. Глеб, отставая на полкорпуса, едва за ней поспевал, такими стремительными были ее шаги. Уверенные движения Ники выражали ее внутреннюю суть, и вся ее ладная фигура дышала здоровьем, спортивной силой и азартом к жизни.

– Располагайтесь, – широким жестом указала она на кресла, стоявшие у дальней стены, – и рассказывайте, что случилось.

Последним в освещенную солнцем комнату вошел отставший Эйтор, разговаривая на ходу:

– Ника, ты уж нас извини, что пришли, не позвонив заранее. …Но тут, ты понимаешь… такое стечение обстоятельств… я телефон потерял. Или его у меня украли, – задумчиво прибавил он, осторожно усаживаясь в глубокое мягкое кресло.

Глеб украдкой оглядел гостиную, но не обнаружил в ней ничего необычного. Светло-серые рельефные обои на стенах, высокий, почти до потолка книжный шкаф, полный книг, ровными рядами стоящих за стеклянными дверцами, диван, три кресла и маленький стеклянный столик на колесиках – вот и вся нехитрая обстановка комнаты. Хотя нет, отметил про себя Глеб, есть одна необычная вещь – на одной из полок шкафа лежала большая бамбуковая флейта, аккуратно перемотанная в нескольких местах толстой красной нитью.

Проследив за взглядом Глеба, Ника сказала:

– Это японская флейта, сякухати… Она сделана так, что при звучании отражает энергию Земли. Ну и называется так же – Земля. Иногда играю на ней, но пока не очень хорошо получается… нот не знаю, да там звуки не нотами записываются, а аппликатурой специальной, кётаку. Но чтобы хорошо играть, мало знать кётаку … Нужно еще особое состояние души. Покой нужен и равновесие, а у меня их пока маловато…

– Да, Ника, покоя тебе не мешало бы немного… – Эйтор расслабленно откинулся на спинку мягкого кресла. – Нельзя быть такой стремительной.

– А давайте, пока я вам тут чай заварю, а вы мне в это время все и расскажете, – Ника встала с кресла.

Глеб начал рассказывать, одновременно пытаясь следить за Никой, которая принялась хлопотать, доставая чашки и блюдца, какие-то многочисленные мешочки, баночки с вареньями и вазочки с печеньем и всевозможными сладостями. Казалось, она, проносясь стремительным вихрем, одновременно находится в нескольких местах: вроде бы вот только что была здесь, к гостиной, как уже через пару секунд ее сильный грудной голос уже раздается из прихожей, еще через мгновение – из кухни, а спустя совсем немного она опять тут – расставляет на низеньком стеклянном столике вазочки, баночки и разливает крепкий чай по большим, расписанным синими и красными цветами чашкам.

Как раз к этому времени Глеб закончил свой рассказ.

– Ника, извини, я за тобой не успеваю, ты меня совершенно притомила, – Эйтор медленно поднял руки к лицу.

– Вот сколько я его знаю, он всегда такой, – Ника поглядела на художника. – Медленный.

«Смеется так заразительно, что не устоишь», подумал Глеб, глядя на хозяйку дома. Он невольно залюбовался правильными чертами ее лица, в которых было что-то от лиц античных скульптур. Лицо Ники показалось Глебу очень привлекательным. Хорошо очерченный овал лица, на белой чистой коже которого не было и следов косметики, прямой нос, упрямая нижняя челюсть, которая, еще чуть-чуть, и казалась бы тяжеловатой, но нет – этого «чуть-чуть» как раз и не было. Когда она улыбалась, ее чувственные губы открывались в белозубой улыбке. И конечно – серые большие глаза. «Они сияют своим собственным светом, таких глаз я еще не встречал», решил Глеб. Однако его не отпускало необычное чувство. Он был уверен, что он уже когда-то видел Нику. Но где и когда? Он этого не мог вспомнить. Как он его ни отгонял, это ощущение, он возвращалось снова и снова.

– Ну и какие же у вас мысли по этому поводу? Глеб! Гле-еб!

Тут Глеб, очнувшись от своих грез, обнаружил, что Ника внимательно смотрит на него и щелкает перед его лицом пальцами:

– Ау, Глеб! Ты что, уснул? Может, тогда пусть лучше Эйтор свои мысли изложит? Но предупреждаю, это займет два долгих часа.

– Нет, Ника, я сам. Так. – Глеб, откашлявшись, взял инициативу в свои руки. – Для того чтобы понять весь расклад, нужно сначала разложить все по полочкам. Давайте рассуждать выверенно и последовательно. Что мы имеем?

Он принялся загибать пальцы:

– Первое. Непонятные и очень живые сны. Они тем более непонятные, чем дальше это продолжается.

– Не так-кие уж он-ни н-непонятн-ные, – тихим голосом возразил Эйтор, одергивая свой свитер. – Им есть вполне разумн-ное объяснен-ние. С точки зрения тибетского буддизма…

– Да-да, – прервал его Глеб, – об этом потом поговорим. Итак, первое – живые сны, в которых я живу полноценной жизнью. Второе. Сегодняшний инцидент на татами. Там, где на тебя набросился этот бугай.

– Да ну, какой он бугай! – вяло запротестовал художник. – Я б с ним справился…

Глеб посмотрел на своего друга и поднял брови:

– Да? Может и так… При условии, что в одной из будущих жизней, в которые ты так веришь, ты стал бы слоном и растоптал его, встретившись где-нибудь в джунглях. …И то, если б у него с собой винтовки не было. А то сам знаешь, сейчас аборигены в Азии или Африке вооружены лучше любого спецназовца… Стало быть, второе – это тот «туман» на татами, про который говорил Итиро. Ведь как-то же он образовался. Как? Нет ответа. Теперь третье. Третье это, пожалуй, тот иероглиф на полотенце. Именно он позволил нам познакомиться с Оониси-сан и Итиро.

– И Юми…

– Да, и с Юми, конечно. – Глеб был так увлечен своими рассуждениями, что не обратил внимания на то, как при произнесении этого имени глаза художника засияли и оживились. – И эта встреча – четвертый пункт наших исходных данных…

– Ты, Глеб, рассуждаешь так, словно это обычная арифметическая задача… Вот тебе условия, вот тебе решение… Но ты забываешь, что для того, чтобы решить любую задачу, даже простейшую арифметическую, нужно иметь способы и методы ее решения. Нужно иметь весь инструментарий… Это как в искусстве – чтобы решить живописные задачи, нужно иметь кисти, масляные краски и холст. А чтобы создать скульптуру, нужно иметь качественный мрамор и набор хорошо закаленных и заточенных резцов. Ну и способности нужно иметь, как без них…