Когда молитва закончилась, он смотрел вверх, вверх, вверх. Высоко над ним парил потолок, испещренный бесчисленными точками звезд, которые увлекали, завораживали взгляд, пока, наконец, не выпускали его в открытый минарет. Навстречу небесам.

– Ты в порядке?

Раду испуганно посмотрел на своего друга, протер глаза и улыбнулся.

– Да. Спасибо.

Мужчина протянул руку, помогая Раду подняться. Они вернули на место коврик, который мужчина брал напрокат, и вышли на улицу.

– Как тебя зовут? – спросил мужчина.

– Раду Драгвлия.

– А я – Кумал Вали. Пойдем, пообедаешь со мной. У тебя такой вид, будто тебе нужно с кем-то поговорить.

Закоулками Кумал вывел Раду к району с высокими и узкими каменными домами. Они стояли достаточно близко от дворца, чтобы считаться важными, но недостаточно близко, чтобы составлять часть дворцового ансамбля. Раду понял, что вали – это не имя мужчины, а скорее его титул. Он точно был важной персоной, возможно, другом султана.

В дверях их встретил слуга. Он поклонился и взял коврик Кумала.

– Мой друг Раду присоединится к нам, – сказал Кумал. Они прошли за слугой в комнату в задней части дома. Сквозь остекленные стены открывался вид на скромный, но ухоженный садик. Там стоял низкий стол, окруженный подушками. Кумал сел и жестом предложил Раду последовать его примеру.

Сидя за столом напротив Кумала, незнакомого человека, Раду вдруг встревожился и подумал, не совершил ли ужасную глупость. Никто не знал, где он находится. Хуже того – он даже не знал, позволено ли ему покидать дворец. А Кумал был должностным лицом. Вдруг Раду накажут? Или убьют?

Кумал оторвал кусок теплого хлеба и передал его Раду. Не поднимая глаз, он заговорил:

– Я бы хотел узнать, кто тебе сделал больно и могу ли я чем-то помочь.

Раду покачал головой и встал.

– Мне нужно идти.

– Пожалуйста, останься. Если ты не можешь говорить о том, что произошло, тогда давай поговорим о чем-нибудь другом. Тебе понравилась молитва?

Раду медленно сел обратно и закрыл глаза, пытаясь вспомнить свои ощущения.

– Молитва была… чудесная.

– Я тоже так считаю. Я всегда с нетерпением жду, когда окажусь в городе и смогу помолиться вместе со всеми моими братьями.

– Вы живете не здесь?

– Нет, у меня имение за городом. Я нечасто бываю в Эдирне, из-за домашних обязанностей у меня мало свободного времени. Вот и сегодня вечером я уезжаю.

Раду сник. Он не имел права ожидать от Кумала большего, но краткие мгновения надежды, которые он ощущал в его присутствии, казались теперь жестоким поддразниванием.

– Ты не осман.

Раду покачал головой:

– Я из Валахии.

Кумал задумчиво нахмурился.

– Однако ты не янычар.

– Мой отец – Влад Дракул, правитель Валахии. Он оставил здесь меня и мою сестру для… образования.

Кумал понимающе кивнул, но там, где Раду боялся увидеть злость или насмешку, была лишь симпатия.

– Ясно. Судя по всему, твои учителя используют не самые щадящие методы.

Раду смущенно поднес руку к его лицу.

Кумал взял его ладонь и сжал ее, а потом опустил руку, заставив Раду взглянуть на него.

– Пожалуйста, не суди о моей стране по жестокости нескольких человек. И хотя есть только один Бог и лишь один Пророк, мир праху его, все взаимодействуют с ним по-разному. Существуют самые разные уровни веры и практики, как и во всех остальных сферах жизни. Но у тебя есть выбор.

– Я не вижу, чтобы мне оставили хоть какой-то выбор.

Кумал кивнул.

– Тебе так кажется. Но выбор у тебя есть всегда. Ты можешь найти успокоение и утешение в Боге. Ты можешь быть храбрым и сострадательным. Ты можешь научиться находить красоту и счастье везде, где они есть. – Он улыбнулся. – Но я думаю, ты это уже знаешь. Надеюсь, ты не утратишь это свойство и пронесешь в себе через годы, потому что ты способен привнести в этот мир очень многое, Раду.

Девушка скользнула на подушку напротив Раду. Ее глаза сияли, а пухлые губы имели идеальную круглую форму. Ее одежда была такой же красивой, как она сама, а ее волосы покрывал яркий желтый шарф. Она робко улыбнулась ему и взяла кусочек хлеба.

– Мой брат читает тебе лекции?

Раду покачал головой, уставившись в свою тарелку.

– Нет.

– Отлично. Он так любит читать лекции. Я – Назира.

Кумал положил руку ей на плечо.

– Назира – моя самая младшая сестренка.

– И самая любимая.

– И самая любимая. – Кумал рассмеялся. Тут вернулся слуга и разложил на столе поджаренную дичь, овощи и охлаждающий соус. После трапезы Кумал пообещал отвести Раду обратно ко дворцу. Потом они с Назирой стали по очереди рассказывать забавные истории, и Раду смеялся с ними, чувствуя себя частью их компании.

Ощущая живущее в них тепло, Раду понял, насколько холодно в его сердце, но он сумел взять и припасти частичку этого тепла для грядущих дней, когда, он знал, оно ему очень понадобится.

Лада не знала, как долго еще сможет красть постельное белье. Раду жаловался, что с его кровати сняли все, оставив лишь одно одеяло. Ей приходилось сидеть и спиной подпирать дверь, чтобы не дать ему войти и обнаружить сворованные вещи, пока она разрывала постельное белье на удобные куски, пытаясь остановить поток.

В комнате было душно. Запах горящей одежды не выветривался весь месяц, а теперь кровь вернулась снова.

Когда няня сказала, что не стоит беспокоиться о замужестве до тех пор, пока у нее не начнутся месячные, она расслабилась. Пока однажды утром не проснулась вся в крови, в доме врага. Она жила в страхе, что однажды все раскроется. Всех слуг она отгоняла от двери своей комнаты то криком, то кулаками. Никто не должен был ничего узнать.

Но это был лишь вопрос времени. В двери, которая вела в ее комнату и в смежную крошечную комнатушку Раду, не было замка.

Однако Лада никогда не плакала.

Раду думал, что его плач – его тайна, но каждую ночь она слышала его сквозь тонкую перегородку между их комнатами. Иногда она ненавидела его за то, что он плачет, а иногда за то, что не может к нему присоединиться.

Он выглядел счастливым лишь тогда, когда убегал на молитву, и это приводило Ладу в ярость. Она беспощадно пилила его за это, но он ее не слушал. Наконец, она обрекла себя на полное молчание. Если она перестанет обращать на это внимание, возможно, он прекратит молиться.

Дни проходили в изнуряющей череде уроков и уроков. Сегодня они смотрели, как разбойника с большой дороги подвесили на большой металлический крюк, воткнув его ему между ребрами. Знали ли вы, раздались в ее памяти напевные слова наставника по истории, что в Османской империи почти нет преступлений? Наши дороги безопаснее, наши дома надежнее, чем в таких ничтожных и крошечных странах, как ваша. Наш народ любит своего султана.

Лада знала, что в Тырговиште и в других городах ее страны много преступников. Но вместо этого она заявила, что, возможно, османская преданность была результатом того, что плотные тюрбаны на голове сдавливали мозг.

Когда вор завершил свой долгий, наполненный агонией процесс отхождения в мир иной, его тело сняли с крюка, чтобы отвезти на большую дорогу. Там к его телу собирались прибить табличку с перечислением всех его преступлений. У Лады заныли ноги. Она устала от таких уроков. Учиться было больше нечему. Султан контролировал все. Если ты противоречил султану, ты умирал. Люди повиновались не из любви, а потому, что наказание следовало незамедлительно, было суровым и публичным. Это было эффективное правосудие. Оно было даже достойно восхищения. Султан ни перед кем не унижался, ему не приходилось заигрывать и потакать капризам своих подчиненных, как часто делал ее отец.

Раду выглядел так, будто его вот-вот снова вырвет, поэтому Лада вытолкала его, вконец измученного, через коридоры на улицу. Она уже исследовала территорию дворца настолько, насколько это им позволялось. Они прошли мимо мечети, минареты которой тянулись вверх, стремясь пронзить небо. Ей бы хотелось, чтобы они действительно проделали в небе дыру и чтобы сквозь нее на весь этот город излился божий гнев. Тогда бы они увидели, чей бог настоящий.