Раду всегда ненавидел Богдана. Ненавидел за то, что тот украл у него время и внимание Лады. Ненавидел, за то что Богдан таскал его за волосы и за уши и смеялся, когда Раду обдирал себе колени и не мог удержаться от слез.

Но больше всего Раду ненавидел Богдана за то, что тот его почти не замечал.

А теперь Богдан украл у Раду няню, оставив лишь пустую оболочку. Богдан сам виноват, что ушел. Но, вместо того чтобы просто исчезнуть, ему непременно нужно было разрушить все на своем пути.

Комнаты Раду превратились в душную гробницу Богдана. Няня рыдала, сидя на своем стуле, и который день не притрагивалась к корзинке с шитьем. Ладе было еще хуже. Обычно, когда что-то шло не так, как ей нужно, она превращалась в яростный поток, в разрушительный шторм, который сметал все на своем пути и затухал так же быстро, как и разгорался.

Однако потеряв Богдана, Лада молчала. Смотрела перед собой. Была неподвижна.

Это пугало Раду.

Он забился в угол конюшни, в темное место, где его могли найти, только если бы начали искать. Но Раду никогда никто не искал. Заметив на ладони паука, Раду поднял руку и мягко перенес насекомое на деревянную балку, в безопасное место.

Двое янычар расслабленной походкой вошли в конюшню и ввели вспотевших и дрожащих лошадей. Прищурившись, Раду наблюдал за тем, как они ловко обтерли животных, напоили и задали им свежего корма.

Когда Мирча возвращался с поездки верхом, он спрыгивал вниз, бросал поводья слуге и выходил из конюшни. Еще Мирча хлестал своих лошадей, и борозды на их боках выдавали его любимчиков. Раду видел, как однажды, когда рядом не было ни одного конюха, Мирча спрыгнул с коня, у которого из глубокого пореза на ноге сочилась кровь, и просто ушел.

Раду хотелось бы ненавидеть всех янычар из солидарности с Ладой, но ему нравилось, как они заботятся о своих животных. Еще ему нравились их забавные шапки, и то, что они никогда не ходили поодиночке. Он ни разу не встречал янычара без сопровождения.

Двое мужчин все время переговаривались низкими, приглушенными голосами.

– Ты заметил здесь новое животное? – спросил один, стоявший спиной к Раду.

Другой янычар, молодой человек с рябой кожей и темными глазами, покачал головой.

– Робкое создание. Думаю, он очень ценной породы, но его еще никто не удосужился вывести поскакать. Жаль.

– Ты имеешь в виду бледного? Кудрявого? С большими глазами? Который прячется в углу?

Раду охватил страх. Они его заметили. Что они с ним сделают?

– Да, того самого! Кажется, он немного грустит. Может быть, если бы он подружился с другими животными… – янычар выпрямился и повернул голову, улыбаясь и глядя на то место, куда спрятался Раду. У него были добрые глаза. – Не хочешь помочь нам с лошадьми?

Раду не пошевелился.

– Этот конь очень ласковый. Видишь? – Янычар ткнулся носом в морду лошади. Она фыркнула ему в лицо, и оба янычара рассмеялись. – Выходи, познакомься со своим товарищем по конюшне.

Раду встал, робко прижимаясь к дверям стойла и ища глазами выход.

Янычары протянули ему щетку с жесткой щетиной.

– Вот, возьми, сделай доброе дело. Нам приходится наклоняться слишком низко, чтобы добраться до нижних частей. Помоги нам, чтобы мы не ломали наши несчастные спины. Они и без того жутко ноют.

Раду взял щетку. Она оказалась тяжелой. Он нерешительно потянулся к лошади и слегка коснулся ее. Его учили ездить верхом, но обучением занимался Мирча, поэтому Лада вела себя как дикарь и постоянно соревновалась, а на Раду все время орали. У него до сих пор оставался след на шее – в том месте, по которому Мирча однажды хлестнул плеткой. Мирча тогда сказал, что хотел ударить лошадь.

Янычар с добрыми глазами положил ладонь поверх кисти Раду и стал показывать, как чистить коня, с какой силой нажимать.

– Похоже, ты не конюх.

Раду покачал головой, не поднимая глаз.

– О, я знаю, что это за юное создание! – усмехнулся янычар с рябой кожей. У него не хватало нескольких зубов. – Они что, держат всех маленьких князей в конюшне? Какие странные обычаи в Валахии! Ты любишь овес?

Раду понимал, что его дразнят, но, кажется, его дразнили по-доброму. С ним как будто играли. Он улыбнулся в ответ.

– Я предпочитаю пироги.

Янычары рассмеялись. Один потрепал его по плечу. Когда это делал Мирча, это было похоже на замаскированный удар, а теперь напоминало поглаживание.

Раду помог янычарам выполнить оставшуюся часть работ, задал несколько вопросов, но больше слушал. Напоследок они сказали, чтобы он ждал их здесь на следующий день немного раньше, чтобы помочь с выездкой лошадей. Обратно в свои комнаты он почти летел, задыхающийся и счастливый. К счастью, Лады нигде не было видно. Няня сидела на своем обычном месте. Раду забрался на стул и обнял ее, обхватив за шею. Она вздохнула, не глядя на него.

– А ты знала, – сказал Раду, с такой же осторожностью, с какой пересаживал на балку паука, – что янычары занимают очень престижное место в Османской империи?

Няня нахмурилась и впервые за несколько дней взглянула на него.

– Им дают образование, тренируют. Им даже платят. Все ими восхищаются. Я разговаривал с одним сегодня, и он сказал, что мать отдала его янычарам, желая спасти от жизни, в которой его ждали бы только страдания. Он сказал… – Раду сделал паузу, и его голос стал мягче. – Он сказал, что он благодарен. Что это лучшее, что могло с ним произойти. У него всегда было вдоволь еды, множество друзей и деньги, чтобы потратить на что угодно. Он сказал, что теперь он умнее и сильнее, чем мог когда-либо стать. Он говорит, что молится каждый день, испытывая к матери благодарность и любовь.

Ничего такого янычары не говорили. Но няня сжала руку Раду так сильно, что стало больно. Он не отстранился. Она кивнула и вытерла слезы:

– Будь добр, передай мне корзину для шитья.

Раду сел поудобнее и стал смотреть, как ее дрожащие руки становятся увереннее с каждым стежком.

Воздух был тяжелым и густым от влаги. Раду шел по мощеной тропе к конюшням позади замка. Он весело напевал себе под нос, но его пение резко оборвалось, когда кто-то шлепнул его по затылку.

– Куда идешь? – спросил Мирча.

Раду не ответил. Молчание было лучшей тактикой в общении с Мирчей.

За спиной Мирчи внезапно возник их отец, и Раду отступил еще дальше в сторону. Он не помнил, когда разговаривал с отцом в последний раз. Карие глаза Влада скользнули по нему, будто не замечая. Затем Влад моргнул и наконец-то сфокусировал взгляд на младшем сыне.

– Раду. – В его голосе чувствовался вопрос, как будто он собирался что-то сказать, но не помнил, что.

За ним подоспели несколько бояр, по большей части из рода Данешти, их давние соперники. С ними был и Андрей, нервный и замкнутый, каким он теперь был всегда. Одетые для верховой езды, они остановились и уставились на Раду.

Раду хотел бы, чтобы они были женщинами. С женщинами было гораздо проще. Мужчины были жесткими и грубыми и безразличными к быстрой, лучезарной улыбке. Лада бы знала, что делать. Лада бы бросила на них сердитый взгляд и задрала нос, чтобы ни один из них и подумать не посмел, что они лучше ее. Раду выпрямился и представил, что он – это она.

– Мальчишка умеет ездить верхом? – спросил один из самых пожилых бояр Данешти, утомленно, но с легким вызовом.

Отец бросил на Раду жесткий взгляд.

– Конечно, умеет.

Раду поспешил за отцом и братом. Он беспокоился, что его не пригласят и накажут, но еще больше он беспокоился о том, что случится, если он поедет с ними и не справится.

Его друзья-янычары ждали его в дальней части конюшни. Лазарь, тот, что с щербатой улыбкой и смешливый, заметил, как перепуган Раду, и быстро оценил ситуацию. С ними Раду ездил верхом почти каждый день, под их шутливым попечительством он он не только освоился в седле, но даже стал ловким наездником. А еще он, возможно, рассказал им слишком много о своей семье. Пока выводили лошадей, приготовленных к прогулке, он стоял, понурив голову. Для него лошади приготовлено не было, и всем стало ясно, что он не должен был участвовать в поездке. Или вообще хоть в чем-то участвовать.