Несмотря на то, что Савва был один из самых близких родственников, его затерли в толпе, оттеснили, и он тихо болтался где-то на задворках. Но радовался этому. Чем меньше он видел мать, тем легче ему было на сердце: знал, как люто она ненавидела бабулю, и сейчас глядеть, как ей выражают соболезнования, суют деньги, обнимают, кивают, он не мог физически. Она и похороны оплатила по самому минимально возможному минимуму: тоскливо дешевый гроб, дурацкое место, на самом краю кладбища, самый дешевый и маленький памятник.

Подошел дядя, стал что-то говорить ей, мать кивнула, всплакнула. У Саввы заныли сразу все зубы, и он пошел прочь.

И вся толпа, не вспоминая про него, попрощалась с покойницей, и могильщики принялись ловко закапывать сырую пасть ямы.

Машины стояли на парковке, у самого въезда на кладбище, и идти до них было пару километров. Засунув руки в карманы, повесив голову, внимательно глядя себе под ноги, он не спеша, побрел к парковке.

Грязь уже высохла и превратилась в пыль. Из жухлой, прошлогодней травы пробивались веселые ростки зелени. Почки набухали, природа оживала.

«Как же он сказал его звали, Кирилл? Дурацкое имя! И почему две эл на конце, почему не три, не четыре? Кирилл-л-л! — Савва усмехнулся. — А у меня-то! У меня-то тоже! Блин! Залез же в голову, гад, и сидит! Вот кто ему давал такое право?! Бесстыжая рожа! Нужно как-то перестать думать о нем! Что ж я в самом-то деле?!»

Он попытался взять себя в руки и перещёлкнуть мысль на что-то другое, но ничего не получилось. Он был весь переполнен этим Кириллом и всеми его эл…

Странное чувство. Горячее, томное, тяжелое, но вместе с тем — свежее, легкое и очень волнительное. Сердце захлебнулось этим чувством и защемило, а непонятное волнение, переполнив сердце, перешло на легкие, стало тяжеловато дышать, но эта тяжесть казалась приятной.

Понимая, что вновь краснеет, Савва ощущал, как истома стекает ниже, от нее подводит живот и становиться трудно сглатывать слюну. Захотелось скрючиться, обнять самого себя, да и вообще, захотелось прикоснуться к себе.

Он сжал кулаки, чувствуя потливость между пальцами. А когда это ощущение опустилось еще ниже, он ощутил его уже задницей, самыми мышцами ануса… и ему захотелось, захотелось… Савва так и не мог понять, чего именно… И он бы понял, будь немного времени, но к ликующему ужасу своему он увидел, что пришел на стоянку, и прямо перед ним стоит Кирилл. И они одни, и народу никого.

Кирилл его заметил, и отступать ему было уже некуда, да и с какой стати?

Чтобы спрятать глаза, Савва принялся разглядывать его машину. Агрессивная, Subaru WRX STI, тюнингованная, с обвесами и спойлером, карбоновый капот, «золотые» диски.

— Привет! Ну как ты? — убрав телефон в карман, спросил Кирилл.

— Да так… — Савва изучал его цвет волос, с темным отливом сладко томящим сердце.

Кирилл протянул ему пачку Парламента, они закурили.

— А ты с женой?

— Я? Нет. У меня нет, — Савва смутился.

— С девушкой?

— Нет. Я нет… А ты?

— В смысле — нет? Сейчас нет? Или вообще? — улыбнулся Кирилл, выпуская дым изо рта.

— Вообще нету… у меня… А ты? — Савва покраснел.

— И у меня нет.

Это показалось ему таким страшным и таким веселым одновременно — вот так вот запросто, разговаривать с этим сияющим незнакомцем.

«Почему сияющим? — подумал Савва. — Нет, а все же есть в нем что-то такое сияющее, какой-то особенный свет лица.»

Больше всего на свете Савва боялся посмотреть ему в глаза, и поэтому смотрел на что угодно: на крышу машины, на деревья, на памятники, на то, как его пальцы постоянно стряхивают пепел с сигареты, хотя на ней совсем не было пепла.

Они сели в машину. Почему-то замкнутое, тихое пространство салона немного подбодрило Савву.

— А у тебя почему никого нет? — набравшись смелости, спросил он.

— А зачем мне кто-то? Это только половинчатым людям нужна вторая половина чтобы быть цельным, полным, а я цельный изначально! Знаешь, как в песне поется? «Сам себе слуга, сам себе господин!»

При этих словах, в памяти Саввы всплыл в памяти еще один порно ролик, который он уже смотрел в одиночестве, и там тоже был Слуга и Господин… Савва задохнулся, щеки его запылали.

Появление матери и тети Лены спасло его. Кирилл вышел из машины, подошел к Елене Николаевне, прикурил ей и улыбнулся. Савва тоже вылез следом. Он видел их родственницу несколько раз раньше, знал, что она дочка бабушкиной сестры. Ему получается — двоюродная тётка, Савва задумался, кем она ему приходится. Тёте Лене было около пятидесяти, но выглядела она хорошо: стройная, даже худая, ухоженная и холодная блондинка, с каким-то въедающимся в кожу голосом и цепкими серыми глазами.

— Ух! Денёк сегодня хороший! Даже как-то странно, все цветет, солнышко светит, и похороны, — заиграл телефон, и она надолго отвлеклась. — Ну все, Кирюш, поехали! Савик тут? Нас четверо в машине, и хватит, остальные уже выезжают!

Елена села на переднее сиденье, а мать с Саввой на заднее.

Поначалу он ощутил облегчение, слишком жарко было ему сидеть рядом с Кириллом, но потом с ужасом заметил, что их взгляды пересекаются в зеркале заднего вида.

Савва даже не подумал об этой опасности, и тут же обжегся о взгляд Кирилла. Они стояли в проклятой пробке на светофоре, и поэтому тот мог спокойно отвлечься от дороги, и с садистской беспощадностью начал топить Савву в своих серых глазах.

Савва с ужасом понимал, что нужно отвести взгляд, и с еще большим ужасом осознавал, что метаться-то уже поздно, и что ноги вянут, и что от паха начинает расходиться странное возбуждение.

А Кирилл все смотрел, и смотрел, полосовал его своими серыми глазами из-под черных бровей. Не спеша, словно свою собственность, он изучал Саввины вьющиеся рыжие волосы — медь с медовым отливом, казавшиеся почти прозрачными брови и ресницы и теплые чистые карие глаза, нежную белую кожу и пухлые розовые, немного спекшиеся губы…

«Хороший мальчик! — с теплым удовольствием, думал Кирилл. — Нежный мальчик, домашний, книжный. Послушный мальчик… Выебу его! Оттрахаю во все дыхательные и пихательные, чтоб он и сесть не смог! Никуда он и не рыпнется. Всуну по самые гланды!»

Ресторан «Светлана», где проходили поминки, оказался маленькой кафешкой средней руки и средней же задрипанности, располагавшейся в одноэтажном стеклянном здании, тусклый новодел в двух остановках от метро. Единственная «достопримечательность» кафе — несуразный чайник около входа, метра два в высоту, довольно красиво разукрашенный под хохлому. На чайнике, старорусской вязью было выведено: «Здесь вы можете вкусно покушать, и хорошо отдохнуть!»

Пара восточного вида мужчин даже фотографировалась возле этого гиганта, почему-то Савве их стало жалко.

Синие тонированные окна кафе скрывала реклама, обещающая уютный зал на семьдесят человек, русскую и кавказскую кухню, живую музыку, бизнес-ланчи, радушие, и гостеприимство. Хозяева расщедрились даже на «антикризисное предложение» и при некоторых условиях позволяли приносить алкоголь с собой.

За столом Кириллу было скучно. Он никого здесь не знал, пить было нельзя, а Савву усадили далеко в другой угол, так что и рыжей макушки не увидеть.

Кир наелся до отвала, потом ему все надоело, и он вышел покурить. Обошел машину, пнул по переднему колесу и заметил, как из дверей кафе вышел Савва. По его плавным, но каким-то ватным движениям, Кирилл понял, что тот только что хорошо поддал.

— Привет! — улыбнулся Савва широко.

— Привет! — Кирилл ухмыльнулся. — Ты уже веселый, смотрю!

— Коньяка двинул! — пояснил Савва, наблюдая как ветерок ласково перебирает черные волосы Кирилла. — Блин! — прыснул он пьяным смехом. — Дай сигарету!

Принял протянутую пачку, неловкими пальцами полез за сигаретами, достал одну, а вторую уронил, ойкнул, нагнулся, поднял и попытался засунуть назад.

— Ну она уже нахуй тут не нужна! — усмехнулся Кирилл, спрятал пачку и достал зажигалку. Выбив огонь, поднес к Саввиной сигарете, но вдруг увел руку вправо, тот наклонился за огоньком, но Кирилл перевел руку влево.