Может, ещё не до конца очнулась? Но холодный кофе только что очень правдоподобно и неприятно прокатился по пищеводу. И весь мой бардак выглядит предельно чётким и осязаемым…

Чёрно-белый человечек, плюгавый и округлый, со стёртыми чертами лица неодобрительно качает головой и гасит мои лампочки. По очереди. Не нажимает на выключатель, а именно как свечку тушит: поплёвывает на пальцы и зажимает между большим и указательным крошечную сердцевинку несъедобной груши. До некоторых груш в силу небольшого роста не дотягивается. Кряхтит, ногой отпихивает элементы раскардаша на полу, подставляет стул и тогда уже делает своё чёрное дело.

Прислушиваюсь к себе. Я совершенно уверена, что это не сон. И тем не менее, мне не кажется странным этот незнакомый мужичок из немого кино, без спросу помогающий мне сэкономить на киловаттах. И нисколько не смущает меня выбранный им метод гашения лампочек. И почему-то я абсолютно точно знаю, что ровно такой же человечек сейчас ходит по соседней квартире. И по квартире напротив. И по каждой жилой клетушке в нашем доме, и в доме через дорогу, и во всех домах квартала, города, страны… мира… и гасит, гасит одинокие огоньки…

И мне совсем не страшно. Вот ни капельки. Только грустно как-то.

Мужичок в очередной раз слюнявит пальцы. Вдруг решает пояснить:

– Конец света, понимаете ли.

– Понимаю, – отвечаю я с тяжким вздохом.

– Что поделать, работа такая, – откликается Выключатель, скармливая очередной кусок моего обиталища прожорливой темноте.

– Да это ясно. Но почему именно сегодня?

Риторический вопрос вырывается у меня помимо воли. И звучит недостойно и жалко.

– Ну как, дата у нас давно в графиках стояла. План нарушить – вся отчётность коту под хвост, другие проекты задержатся.

Помогаю мужичку разгрести хлам на полу. Теперь можно подставить малахольную табуретку и погасить спальню.

– Да про график – это я ж не против. Только очень обидно.

Хочу взять себя в руки и неколебимо заткнуться, как подобает самураю перед верной гибелью, но язык мелет сам собой:

– Завтра собиралась сдать крупный перевод и наградить себя за работу. Суши-хрюши всякие. Полгода не заказывала. Всю неделю мечтала о них, слюной исходила. Прямо перед глазами стояли. Но я твёрдо решила – только после сдачи. И вот поди ж ты!..

И чего я это с ним откровенничаю?

– Давайте пока с кухней разберёмся, – предлагает мужичок, подхватывая табуретку.

Сидушка мигом отлетает, а четвероногий остов сиротливо смотрит ей вслед.

– На кухне чище. И там есть другие табуретки, – бурчу я и оборачиваюсь к экрану.

Глаза по инерции ищут потерянную строчку, пальцы привычно ложатся на клавиатуру. Потом понимаю, что это бессмысленно и закрываю крышку ноутбука. Начинаю машинально прибираться, но осознаю, что и это лишние телодвижения. Тем не менее, что-то вынуждает меня вылить холодный кофе в раковину. Как дань уважения, как салют над могилой героя. Он пытался сделать меня работоспособнее…

Выключатель возвращается с кухни повеселевшим.

– Там быстро управился. На потолке, в микроволновке и в холодильнике. Вообще-то в бытовой технике вырубать свет необязательно, но я люблю, чтобы во всём был порядок.

Киваю. Это профессионально. В работе я тоже такого принципа придерживаюсь, хотя по виду моего логова не скажешь.

– Ну что, осталась только гостиная.

Оглядываюсь. Маленькая уютная комната отрезана от всего мира стеной непроглядной, непробиваемой темноты. И можно только гадать, существовал ли этот мир вообще или мой островок – это всё, что есть и было, но больше не будет?

– Не обращайте на меня внимания, я тут посижу.

Устраиваюсь на диване, подтягиваю ноги, уютно зачехлённые в полосатые носки. Под попу удачно подворачивается некогда забытая здесь конфетка. Жестом предлагаю незваному гостю. Тот качает головой, расправляясь с люстрой. Разворачиваю и со смаком рассасываю подсохшую, потрескавшуюся сладость. Не так уж и плохо уйти в небытие, чувствуя нёбом вкус шоколада. Хотя кто знает, в небытие ли?

Вот и погас хилый настольный светлячок, за которым жадно следили мои глаза в розовую сеточку. Ничего не изменилось, просто стало черным-черно. И тут я слышу лёгкое покашливание Выключателя.

– Вы знаете, я только что закончил очень сложный и масштабный проект. И на самом деле, я тоже очень люблю японскую кухню…

И вот в тишине и абсолютной темноте мы руками едим тёплые роллы.

Будет мир

Сестра стояла у окна и отрешённо пялилась в небо, как покинутая фрёкен Бок.

Взъерошивая мокрые волосы полотенцем, я подошла к ней, тоже воззрилась вверх и увидела сотни белых росчерков по лазури. Ничего в этом не было удивительного, кроме того, что росчерки были будто гребешком проведённые, строго вертикальные.

– Эй, ты чего?

– А?

– Чего случилось, говорю?

– А-а. Так это. Всё.

– Что – всё?

– Всё, они улетели.

Я аж полотенце выронила.

– Как? А разрушения? А инопланетная экспансия? А война с оккупантами?

– Не будет ничего.

– Но как не будет?

– Вот так.

– Но столько лет только войной и живём! Все репортажи о ней, вся промышленность на неё работает! Как мы дальше-то? Я уж и не помню, как раньше было.

– Вот так. Пока ты голову мыла, они так и объявили: как хотите, так и живите. Мы устали с вами бороться.

– Но… но… а нам теперь с кем бороться?

– Друг с другом, наверно. Так испокон веков было: люди всегда найдут, с кем повоевать.

– Друг с другом? Но я не хочу! Друг с другом я дружить хочу!

– Никто не хочет. А придётся, – вздохнула сестра.

Я сжала кулаки и прикусила губу, чтобы не заплакать. Они улетели, теперь будет война брат на брата, да ещё я всё пропустила, пока в душе была! Ну что за наказание!

И тут свершилось чудо! Белые полоски расчесали небо сверху вниз. Их рисовали яркие-яркие, как прожектор, зелёные шары.

– Они вернулись, вернулись!

Я завизжала, запрыгала, стиснула сестру и всё-таки заревела. Сестра только болталась в моих объятиях. На любое потрясение у неё реакция одна – ступор.

А мир между тем наполнился звуком.

«Ну ладно, мы передумали. А то ж вы поубиваете друг друга. Но так больше продолжаться не может. Поэтому давайте договариваться».

– Договариваться! – прошептала я. А сестра только счастливо вздохнула.

И все на Земле поняли, что войны не будет. Будет мир.

Явление эпохальное

Знаете, почему другие планеты держатся от Земли подальше? Очень просто: боятся подхватить жизнь. Марс и Венера, хлебнувшие горя из-за такого соседства, утешают несчастную тем, что в планетологическом смысле жизнь – явление всего лишь эпохальное. Ничего страшного, со многими случается. Вот, например, у одной планетки ближе к центру Галактики было подозрение на жизнь. И ничего: интенсивный курс радиации от ближайшей звезды – и вот она уже чистенькая, свеженькая, никаких паразитов. А вот ещё тоже был случай: нашли жизнь у планетки рядом с газовым гигантом. Сдала анализы – и точно: вода есть, углерод есть, азот, кислород, что там ещё… Но Земля их перебивает: вы знаете, я себя чувствую не так уж плохо. Да, порой и зудит, и печёт, и будто пеленой заволакивает, но в целом – вполне. И, если честно, я побаиваюсь радиации. Большой взрыв с ней, с личной гигиеной. Я лучше потерплю. В конце концов, вы правы: жизнь – явление всего лишь эпохальное. Само пройдёт.

Не боги горшки обжигают

Заходит как-то один бог к своему приятелю.

– Что поделываешь, братец?

– Да вот, новое хобби, – с ноткой гордости отвечает тот.

Вдоль стены роскошного облачного жилища выстроились немного кривоватые, но вполне узнаваемые вазы, кувшины, чашки и… горшки.

Друг долго молчит.

– Не нравится? – чуть обиженно спрашивает хозяин. – Я понимаю, это только ученические вещи, но очень скоро я набью руку, и тогда дело пойдет на лад!

– Да нет, вполне симпатично, только… как-то не comme il faut.