Он видел, как Вал схватил за шиворот двух повисших на нем сьергов и стукнул их лбами. Видел, как Руот старается пробиться к Эринне, и сам кинулся в ту же сторону, расчищая себе дорогу мечом. Краем глаза зацепил Эштона, который, склонясь к плечу одного из охотников, что-то нашептывал ему. «Где Кайтон?» — паникой прострелила мысль, но он сразу же увидел рыцаря неподалеку. Сьерг рядом с Эштоном вскинул копье. «Кайтон, слева!» — прокричал Аларик, понимая, что уже не успеет, да и вряд ли друг услышит его в окружающем хаосе. Рыцарь, правда, обернулся, и лицо его застыло.

Копье со свистом пролетело в локте от Аларика, сзади послышался тихий возглас. Он дико оглянулся — и Эринна лентой стекла к его ногам. Куртка на ее груди резко потемнела от крови.

Он не мог осознать случившееся, даже когда подхватил ее на руки, даже когда Кайтон, пробившийся к ним, орал ему прямо в ухо: «Унеси, унеси ее отсюда!» Ужас и осознание непоправимости случившегося оглушали, лишали сил.

Над их головами с шелестом пронесся меч, только тогда Аларик очнулся. Площадь вокруг них превратилась в кровавую кашу; туман смешался с черным дымом и смрадным дыханием пещеры, огонь жадно пожирал стоявшие поблизости шатры. И над всем этим адом парил в облаках громадный утес Хевлатонна, бесстрастно наблюдая за происходящим.

«Туда!» — решил Аларик. Утес не был абсолютно неприступен, к нему от храма вела крутая, обрывистая тропа. Но забраться туда можно только по одному, а уж такое наступление он сумеет сдержать. «Я больше не позволю прикоснуться к ней ни одному сьергу».

Развернуть крылья оказалось неожиданно тяжело. Кажется, от непомерного усилия что-то лопнуло у него в груди. «В прошлый раз я нес ее на руках пятьдесят лиг, а сейчас едва могу подняться на пятьсот локтей!» Когда Аларик со своей ношей опустился на камни, в глазах у него плавали цветные круги, а руки дрожали.

— Эринна!

Он торопливо расстегнул ее куртку, путаясь в скользких от крови застежках. Похолодел, увидев глубокую уродливую рану поперек ключицы. Зажал ее ладонью, бормоча все заклинания, какие мог вспомнить, хотя понимал, что ни магия, ни человеческое искусство здесь не помогут. Слишком поздно. Лицо девушки было серым, как камень, губы сжаты в нитку, волосы трепетали на ветру, как перья подстреленной птицы. Он мысленно взмолился, чтобы боги избавили ее от боли.

Аларик даже не шелохнулся, когда сзади на них упала тень, и запыхавшийся голос за его спиной произнес:

— К счастью, я успел вовремя! Возьми.

Перед его глазами возник знакомый кинжал с темным лезвием и серебряной рукоятью. Ритуальный.

— Ну же, скорее! Мы еще успеем провести обряд!

— Нет.

Рука с кинжалом медленно опустилась. Наверное, Файерс был удивлен. Аларику было все равно. Только досадно немного, что их с Эринной драгоценные минуты придется потратить на пустые объяснения. Не так уж много времени им удалось провести вдвоем!

— Ты отказываешься подарить ей вечную жизнь? — никак не мог успокоиться Файерс.

— Жизнь! — Аларик хотел рассмеяться, но у него вырвался скорее стон. — Ты шутишь?! Да во всем мире нет никого мертвее нас! Мы как мухи, застывшие в янтаре! Лабрис дарит нам магию, но взамен отбирает все остальное: жажду нового, сопереживание, возможность измениться — решительно все! Нет, я не вернусь с тобой и ее тебе не отдам. Уходи.

Он хотел еще добавить, что подарить душу Эринны Лабрису — это все равно что взять горсть чистейшей родниковой воды и вылить ее в один из зловонных, пахнувших серой источников, из тех, что встречались в ущельях. Источнику-то хоть бы хны. А Эринну Лабрис просто убьет. Вернее, будет убивать ее вечно.

Но что толку спорить? Аларик закрыл глаза. Ему необязательно было смотреть на нее, чтобы видеть. Он чувствовал ладонью, как бьется ее пульс — все тише и слабее. Пока она еще здесь, он останется с ней.

В дикой кутерьме на площади эрла Руота и Дикона вдруг вынесло навстречу друг другу. Оба яростно ощерились. Дикон припомнил и рану, полученную им от Зигрида, и похороны Большого Дика в пещере. Руоту, должно быть, тоже вспомнилось что-то свое. Оба готовы были броситься друг на друга, когда неподалеку вдруг мелькнул край коричневого плаща.

— Это Эштон, задери меня медведь!

— Подлый колдун!

— Он уйдет!

Двое бывших противников немедленно превратились в союзников и бросились в погоню за чародеем. Эштон метался по площади, как заяц. Он проскочил между горящими шатрами и почти добрался до оплывшего вала крепостной стены, как вдруг из-за щелястого частокола вынырнула тощая фигурка с мечом в одной руке и кинжалом в другой. Отступив, Эштон бросился к склону горы, но тут сверху из-за камня выступил эрл Руот с суровым лицом, будто воплощенное возмездие. Беглый маг попятился. Эти двое отрезали ему все пути отступления. Кроме одного. Он кинулся в пещеру.

Когда Руот с Диконом сгоряча влетели в каменный зал, разбудив древнее эхо, они успели увидеть мелькнувшую впереди зеленую вспышку. Чей-то слабый вскрик смешался с злорадным хохотом, гулко прозвучавшим словно из Бездны. Громкое эхо заметалось под сводами зала, потом постепенно затихло, растворилось, исчезло.

Не долго думая, рыцарь и бывший разбойник поспешили обратно к светлеющему провалу в стене.

— Это наверняка был сам Харги, — прошептал Дикон, пальцы которого непроизвольно сложились в охраняющий знак.

— Чтоб ему подавиться, — сплюнул Руот.

Когда они выбрались из пещеры, перед их глазами предстала развороченная площадь. Картина была страшной. Однако кровавое безумие, охватившее людей, уже схлынуло. Грязный, серый туман почти развеялся. Дикон видел, как Кайтон, вооруженный двумя мечами, что-то втолковывал старику с лосиными рогами на голове. Рядом с ними стояла маленькая белокосая шаманка. Уцелевшие фьелландские наемники и сьерги угрюмо поглядывали друг на друга с разных концов площади, но хотя бы перестали убивать.

Сделав несколько шагов, эрл Руот, болезненно охнув, вдруг захромал, сошел с тропы, присел на первый подвернувшийся камень. Во время поспешного отступления из пещеры он повредил лодыжку и теперь, морщась, потирал сапог.

— Знаешь, — сказал он идущему следом разбойнику, — возможно, если бы кто-то убил меня, он оказал бы мне услугу.

Дикон настороженно присел рядом. Подумал. Потом решительно вогнал меч в ножны. Ответил он не сразу:

— В тот день, когда вы забрали наших лошадей, и Зигрид ранил меня в руку, мой друг сказал мне, что на эту землю пролилось слишком много крови. Я с ним согласен. Хватит уже.

Ленивое солнце неспешно поднялось в небо, распугав туман и позолотив ломаную линию гор. Файерс, стоя на утесе и глядя на две безжизненные фигуры, усиленно размышлял о своем. Мда, похоже, двух учеников ему никак не заполучить. Придется выбирать. Можно отшвырнуть Аларика — он сейчас слабее котенка — и самому провести ритуал над Эринной. Данатор будет ему благодарен… наверное. С этим человеком никогда не знаешь наверняка! Можно оттащить Аларика от девчонки и убраться с ним в Лабрис. Со временем он ее забудет, конечно. Все вернется в привычную колею: интриги и козни, многоступенчатые планы, тихое непримиримое соперничество кланов, ставшее частью их образа жизни, — все будет катиться по кругу дальше и дальше.

Ему давно это наскучило.

Глядя на своего ученика… нет, бывшего ученика, склонившегося над девушкой, Файерс болезненно поморщился. Мальчишке все-таки удалось его зацепить. «Как мухи в янтаре», да? В этом была доля истины. Почему, несмотря на многовековой опыт и собранные знания ни одному из кьяри ни разу не удалось совершить чего-то невероятного, потрясающего, такого, что из ряда вон? Чего им недоставало — вдохновения, горячности, страсти?

Солнце, поднявшись еще выше, заблестело в волосах Аларика, сгладило печаль на двух застывших юных лицах. Словно пожелало окутать их благословением, сотканным из чистого света. Файерс вздохнул. Долгая жизнь имеет свои преимущества и недостатки. Когда твоя память хранит столько наслоений прошлого, нетрудно вообразить себе будущее. Будущее вставало перед ним простое и бесхитростное, как камень. И такое же унылое.