С политикой избирательного ментального взросления, к рубежу шестнадцати лет она вышла совершенно непорочной и даже не целованной, в то время как ее сверстницы вместе со сверстниками в единодушном порыве лишали друг друга девственности, разбрасывая свои выпускные наряды по темным лицейским кабинетам. А многие, внимая последствия сексуальной революции и того раньше, уже имели приличный опыт половых отношений, еще не подступив и к первому порогу совершенных лет.
По окончании лицея сублимация желания соответствия возрасту, направила ее по пути наименьшего сопротивления, а в данном случае по пути знаний.
Ввиду вдруг прорезавшегося у отца чувства патриотизма, он настоял на продолжении учебы в России, вместо недавних планов отправить ее в Англию. В ее конкретном случае, Англия это будет или что-то еще, не являлось чем-то принципиальным, главное – ее надежды на смену среды, а вместе с тем на личностную, пускай даже и принудительную перемену, в одночасье рухнули.
Привычка к вечно опережавшим желание возможностям вместе с воспитанием лишили ее всякой тяги что-то иметь, она внезапно поняла, что все предпринятые ею действия берут свое начало у источника чужих стереотипов и совершенно не отражают того, что ей лично необходимо в действительности. Если рассматривать участок сознания, отвечающий за желания, как мышцу, то она была не просто не развитой, но и атрофированной на фоне всех остальных.
Успешное поступление в университет, равно как и новый коллектив совершенно не повлияли на существующее положение вещей, и по окончании первого курса, при попытке что-то захотеть по-настоящему она загремела в неврологическое отделение с нервным срывом.
– Всякий нормально развитый, не испытывающий проблем с социальной адаптацией человек (хотя даже и не особенно) волен сказать, глядя на подобное со стороны, вот мол богатенькая девочка, не знавшая нужды, чуть столкнулась с делом, которое то и проблемой назвать нельзя, и вот вам – сразу срыв. Рассуждающие подобным образом, непременно должны в одночасье разбогатеть, а еще лучше в это же одночасье наполниться разнообразным знанием, к которым их рассудок не готов, чтобы, находясь на грани сумасшествия, наконец понять, насколько это недопустимо смотреть на вопрос под таким углом… – нервно отступила от полотна повествования девушка.
Хоть клиника и являлась частной и в связи с коммерческой основой оказания услуг имела обходительный вежливый персонал и комфортные условия содержания больных – психов в ней хватало наверняка не меньше, чем в муниципальной.
Курс лечения возымел медикаментозное действие на организм сравнительно быстро, и спустя пару недель из стационара ее выписали, превратив из нервной и издерганной матерщинницы с резью в глазах, в аморфно-угнетенное, но все же способное на спокойную реакцию почти биороботическое существо.
К тем предписаниям, которые выдал лечащий врач, равно как и к периодичности их исполнения, призванной создать накопительный эффект и стабилизировать психическое равновесие, ее родители отчего-то отнеслись халатно и спустя два месяца, ее рыхлое и подавленное сознание вместо того, чтобы приобрести пластичность и эмоциональную проводимость, вновь принялось застывать в тяжелую глыбу, где все внешние реакции ее проявления отличаются грубостью, неоправданной жестокостью и цинизмом, с одной стороны, и плаксивостью, и резким желанием спрятаться, с другой. Ничего странного, что подобное положение вещей окончилось повторным стационаром, с дополнительным симптомом, прибавившимся ко всем остальным, – неконтролируемая агрессия и членовредительство.
Она пыталась вскрыть вены на левой руке, но как выяснилось позже, от ее соседки по палате Наташе – семнадцатилетней коллеги по психическому состоянию – делала это неумело. Оказывается, для более верного эффекта нужно резать вены вдоль, а поперек – это способ дилетантов и позеров, которые не хотят умирать, но просто привлекают к себе внимание.
Наташа имела немало подтверждений своих слов, ведь кожу ее рук покрывала масса тонких поперечных шрамов и по паре продольных расчерченных рядами тонких стежков, которые визуально складывались в подобие лестниц или отрезков игрушечных железных дорог.
Кроме того, знания Наташи о психотропных медпрепаратах и их воздействии на организм могли, может быть, сравниться с ее желанием поговорить, но больше в манере монолога, в котором мало или совсем нет места слову собеседника.
От Наташи она узнала о том, что диагностические системы МКБ-10 (Международная классификация болезней) не признают такой патологии как нервный срыв, а, следовательно, их обеих лечат от совершенно конкретных психических расстройств, при условии, что они помещены в стационар, а не проходят лечение допустим амбулаторно (не меньшим открытием для девушки был сам факт существования такого понятия как МКБ-10).
Теперь в ее раздраженный сомнением и пропитанный химией мозг закралась и обосновалась мысль о собственном сумасшествии, а подобное самоопределение, укоренись оно в качестве принятого утверждения, либо держит человека в постоянной собранности и неотступном самоконтроле, в которых нет места внешним проявлениям психоза, либо ввергает в дебри таких состояний и обстоятельств, в которых нет ни малейшего диссонанса с окружающей средой, а это, как оказалось, несколько другой мир.
Она выбрала второе. И выбору этому потворствовал как возраст и неограниченность в средствах, так и тугое до глухоты «стремление вниз» и «надежное плечо» новой подруги Наташи, теперь выступившей в качестве проводника в этот самый другой мир или, иначе сказать, параллельный, относительно общественно-социального.
Первые же пробы некоторых наркотиков для начала сломали всякий стереотип о наркоманах как о падших антисоциальных недочеловеках, засевших по грязным норам и колющихся одной иглой на десятерых. Реальность говорила совершенно об обратном, внешний антураж наркомана того круга, в котором она пребывала теперь, в среднем имел вид весьма привлекательного молодого человека, с развитой физиологией и интеллектом, как правило образованного, судя о котором, опираясь на внешний облик и занятую им социальную нишу, можно свободно говорить, как о стремящемся и преуспевающем.
Сложно придумать более плодородную среду для разложения и глубинного растления неокрепшего сознания, чем общество не ограниченной ничем «золотой молодежи», где родители выкупают недостаток внимания и воспитания деньгами, относясь к своим чадам с той же позиции, что и к очередной ветви собственного бизнеса, возможно думая, что когда-нибудь вложения принесут дивиденды, но с этой точки зрения виделось отчетливо, что детскую психику нельзя сравнивать с предприятием, а если другого способа аналогии нет, то предприятие это заведомо убыточное и со всей своей молодой энергией и возможностью выбора неизменно стремящееся к банкротству.
В этом параллельном мире вопреки так сказать «дуновениям пропагандистских ветров» о вреде приема наркотиков (которые часто в своей непродуманной прямоте и работе на противопоставлениях выступают в качестве рекламы вместо того, чтобы бороться с зависимостью), не было ни страха, ни боли. Вопросы самоопределения также отступили одними из первых. Интимное быстро смешалось с общественным, и тот набор эмоций, который главенствовал над сознанием прежде, словно утонул в плотной широкой подушке психоделических трипов, окруживших ее толстостенным коконом. Перестали трогать проявления чужой жестокости. Собственная вообще вошла в норму и, кажется, просто прекратила быть чем-то контрастно резким, вместо этого превратившись в обыденно-стабильную форму действий. Даже такое прежде почти сакральное действие, как секс, превратилось в просто чуть более яркий всплеск чувств, на фоне стабильно ровного эмоционального состояния, при том, что она совершенно не помнила времени и обстоятельств, при которых потеряла девственность.
Клубная жизнь, закрытые вечеринки для избранных и неиссякаемо положительный баланс на банковской карте поместили ее в состояние отсутствия всякого поиска, и единственное, что более или менее выдергивало из этой упоительной праздности, это необходимость общения с прочим миром, теперь ставшим для нее внешним.
