– Это, наверное, непросто – быть на расстоянии.

Пожимаю плечами и прячу телефон.

– Наоборот, все очень просто. Если знаешь, чего хочешь, конечно.

– И ты знаешь?

– Да, я знаю.

– Тогда почему твоя мама считает, что вы поссорились?

Улыбаюсь и жалею, что трава слишком мокрая для того, чтобы развалиться прямо на земле. Молния, мелькнувшая над рекой, кажется, медленно ползет вперед.

– Моя мама – паникерша. И что мы все обо мне? Давай, бери микрофон и расскажи мне что-нибудь.

– Что-нибудь конкретное?

– Что хочешь. Думаю, за то время, что мы не виделись, у тебя что-то да произошло. Что-то более значимее покупки новых сандаликов и первого дневника.

Смеется над шуткой, и я сам сохраняю кривоватую усмешку. Молодец, садись, пять, Жнецов. Не забудь пошутить еще через четыре реплики, чтобы девушка не решила, что ты умер.

– Ну, тогда мне, может, начать со второго дневника?

– Начни со своего последнего парня. С удовольствием послушаю, чего там в тренде у молодежи.

– О да, ты в свои двадцать уже настоящий, плотно женатый дед!

– Все именно так. Ну так что там с парнями? У тебя есть?

Качает головой и, кажется, выглядит немного смущенной. Только начинаю присматриваться, как подрываюсь отвечать на следующее сообщение.

Пишет не в «Вотсапп», потому что покрытия здесь почти нет, а самые что ни на есть старомодные СМС-сообщения. И сам черт не разберет, почему от этого так теплеет в груди.

Короткое «Я скучаю» и следом, словно извиняясь, тут же сбрасывает поясняющее «По игрушкам в твоем телефоне».

Я тоже скучаю, моя маленькая вредная принцесса. Но вместо длиннющей фразы скидываю почему-то лишь один ухмыляющийся смайлик. Как если бы мне было стыдно перед ним. Если бы я еще сам знал, за что?

– Прости. – Помахиваю телефоном в воздухе и показательно прячу после того, как отвечаю на контрольное «спокойной ночи». – Продолжай. Почему нет? Ты красивая, вроде даже немножко умная…

Закатывает глаза и шутливо пихает меня в бок. Оказывается ближе. Горблюсь и наблюдаю за ней, опершись запястьями о разведенные колени.

– Потому что не хочу размениваться.

– В каком смысле? Ждешь принца?

– Того, с кем мне захочется разговаривать обо всем на свете. – Ответ оказывается столь неожиданным, что я недоуменно приподнимаю бровь. Вот это да. Признаться, даже не рассчитывал. Она же качает головой, отводит взгляд и немного нервозно убирает прядь волос за ухо. Кажется задетой за живое. – Принца или крестьянина – это не так важно. Важно, чтобы он видел дальше моей мордашки. И тут ты должен понимать, о чем я.

Завуалированный комплимент – тоже комплимент. Тонкая лесть просачивается в душу куда легче топорной.

– Да, наверное, должен.

– И тебе повезло с этим? Тебя любят не за смазливость и косые пресса?

Действительно, а за что меня любят? И почему бы не выяснить это прямо сейчас? После всего, что было, у Кира явно должен быть ответ.

– Сейчас узнаю, за что.

Набрать сообщение – меньше двадцати секунд, а представлять, как вытягивается лицо его получателя, – почти бесценно.

– Забавно.

Выныриваю из своих мыслей и не спешу пихать трубку в карман. Кручу в пальцах, не опасаясь уронить. Один фиг все поросло мягкой короткой травой вокруг. Нарочно швырнешь – не разобьется.

– Что именно?

– То, что с ней ты куда больше, чем со мной, несмотря на то что ты сидишь здесь.

О да, если бы все так было. Если бы мне не пришлось давить из себя что-то и ощущать себя полным придурком при этом.

– К чему это?

– Нет, ни к чему конкретному, просто… Это должно быть мило, наверное.

– Но ты не уверена?

– Я была влюблена в тебя в детском саду, и ты обещал, что на мне женишься. Конечно, я не уверена.

Заставляет меня улыбнуться все-таки. Это надо уметь: и намекнуть, и вроде как пошутить в одном предложении. Чтобы без неловкостей обошлось, оставляет шанс пропустить все мимо ушей.

– Ну, если бы я сдержал все свои детсадовские обещания, у меня сейчас было бы минимум четыре жены.

И страшно злой от наличия этого никому не нужного гарема Кир. Который почему-то тупит, несмотря на то что сообщение было прочитано. Виснет или переписывает на десятый раз? Думает объяснить или, засмущавшись, послать куда-нибудь? Кусает губы наверняка, ерошит волосы… Может быть, даже бормочет что-то вслух. Так ясно представляю все это, что хочется просто начать перечислять вслух.

– Четыре – это много. Наш домик из коробки вместит только двух. Так и быть, можешь взять еще одну.

– Благодарю, о милостивая госпожа! Разрешите не падать на колени?

– Только если поклянешься не скидывать носки за игрушечный диван.

«За то, что ты – это ты. Да еще и с восьмого класса же… Помнишь?»

Шутливое настроение, что воскресло было, улетучивается вмиг.

Перекрывает горло.

Дисплей показывает начало одиннадцатого. Вспышка света наконец-то прямо над головой. Грохот.

В голове ничуть не тише. В голове – грохот столкнувшихся друг с другом мыслей и противоречий.

Понимаю, что просто устал.

Устал держать дистанцию.

Устал от того, что я – больше не я.

– Эй? – зовут откуда-то справа и даже тянут за запястье, когда не реагирую на оклик. – Все нормально?

– Отлично. – Лучше не бывает. Желание тянуть из себя что-то еще – меньше, чем в самом начале. Я и из дома ушел только для того, чтобы не слоняться под пристальным взглядом отца. – Поздно уже. Давай назад.

– Давай…

Поднимается, уцепившись за мою протянутую руку, и на этот раз идет первой. А я все думаю и думаю. Думаю и думаю. По кругу, по квадрату и даже по овалу. Мысли скачут по совершенно немыслимым траекториям. И все, абсолютно все, приходят к одному.

Неизбежно в одну сторону.

Довожу ее до ворот, улыбаюсь напоследок уже куда более расслабленно, и прошу о маленьком одолжении. Взамен обещаю расщедриться и оставить свою кофту.

Над головой – грохот, ливень обрушивается с неба спустя несколько секунд.

***

Телефон давно сел, а какие-то мудаки перебили все лампочки в обшарпанном подъезде.

Туплю несколько минут, прежде чем занести руку и постучать. Сначала думал было нажать на звонок, но почему-то передумал. Не то потому, что по моим прикидкам сейчас около трех часов ночи, не то потому, что так риск быть услышанным куда выше.

Не то потому, что трель куда увереннее робких, почти скребущихся звуков, что издают мои порядком онемевшие пальцы, когда касаются дверной облицовки.

Когда поднимался, глянул на окна и ожидаемо увидел свет лишь в одном. Да и то не верхний – скорее, настольная лампа да монитор.

Да и то не верхний, который Кир включает раз в четыреста лет, предпочитая полумрак.

Улыбаюсь, ощущая, насколько непослушными стали губы, и прикусываю нижнюю. Резиновая и холодная. Не ощущаю боли, не ощущаю холода, ощущаю себя дико неуместно, потому что пришел.

Колени мелко подрагивают, и в кроссах, кажется, в каждой, по литру воды.

Мокрый насквозь.

Мокрый и без ключей от собственного дома, да только нужны ли они мне вообще? Шел не к себе.

Уверенности становится больше, но пальцы все еще непослушные, и, чертыхнувшись, большим нажимаю на кнопку звонка.

Кажется, будто раздавшуюся трель слышно даже на первом этаже. Кажется, будто все это только в моей голове.

Курить хочется немилостиво, но в заднем кармане только абсолютно пустая пачка.

Курить хочется так, будто не делал этого целую вечность, а не около двадцати минут назад, поймав губами последнюю уже под подъездным козырьком.

Курить хочется еще сильнее, когда в коридоре слышатся торопливые шаги и почти сразу же клацает, отпираясь, замок.

– Привет. – Хотел с улыбкой, а вышло рвано и будто последним вздохом.

Вышло так, будто я в чем-то виноват перед ним, его встрепанной челкой, погрызенным воротом футболки и широкими шортами. Вышло как вышло, но я невольно пытаюсь казаться меньше, ощутимо сутулюсь и запихиваю большие пальцы в свободные шлевки джинсов.