Он кончал Баки в рот, до боли выламываясь, выгибаясь на члене Стива, и, казалось, был готов захлебнуться этим всем, особенно когда Стив, прошептав что-то невообразимое, застонал. Чувственно, низко, будто говоря этим стоном обо всем и сразу. Да так, что все трое понимали.
Когда ослабевшему в край Броку еще и Баки сдрочил на живот, жадно глядя в глаза и позволяя Стиву совать пальцы в его задницу, Брок чуть не пошел на третий заход. Его бы это убило, конечно, но он бы умер счастливым.
— Какие новости? — светским тоном поинтересовался Баки, поднимая с пола большое полотенце и принимаясь обтирать им Брока.
— Тони нашел решение, — просто сказал Стив, и Брок почувствовал, как замерло все внутри. У всех троих. Решение. Лечение. Возможность все помнить. Почти невозможное чудо, на которое никто уже, похоже, не надеялся.
— Но? — спросил Баки. — Ну, Стив, не томи.
Стив погладил Брока по лицу, будто раздумывая, говорить при нем или нет, и решился:
— Наноботы. Очень опасно. Гарантий мало.
— При плохом раскладе? — глухо спросил Баки.
— Смерть. Я думаю, нам стоит отказаться.
— Да, — Баки выдохнул и вытянулся рядом, а Брок сказал:
— Какого хуя, — потому что ему что, десять лет? — А меня спросить?
— Брок, ты не знаешь всего, и… — начал Стив, но Брок, несмотря на вытраханность, почти разозлился.
— Ну так расскажи мне! Давайте, не ебите до обморока, а введите меня в курс дела, раз уж сегодня у нас переломный день.
— Не сердись, — Баки обнял его и попытался уложить обратно.
— Нет уж. В пижаму рядить и кукол мне подсовывать будете, когда я опять…
— Хорошо, — сказал Стив. — Идемте на кухню.
Баки и Стив, похоже, привыкли заботиться о нем, как о малыше, хотя Брок не мог припомнить, чтобы ему так заносили хвост, даже когда ему было восемь. У него были обязанности по дому. Он посуду мыл, потому что посудомойки тогда были роскошью. Вполне мог разогреть что-то в микроволновке и сделать чай с бутербродом. А тут будто он хрустальный — два огромных мужика нарезают круги по кухне, слаженно стаскивая на стол огромное количество жратвы. Хотя, если учесть, как эти два мужика выглядят каждый в свою сотню, то они не совсем люди, и жрать должны соответственно.
— Так, — начал Баки, едва все расселись. — Что за наноботы?
— Микроманипуляторы, сравнимые по размеру с молекулой, — ответил Стив. — Тони предлагает ввести их в организм Брока вместе с вирусом, усиливающим регенерацию. По его концепции, совместно эта, как он выразился, “команда” должна будет “починить” организм изнутри и потом вывестись естественным путем.
— Мы уже раз ввели ему сыворотку, — мрачно заметил Баки. — И вот к чему…
— У нас не было выбора, счет шел на минуты, Брок жив, и это главное.
— А эти боты и вирус не станут конфликтовать с сывороткой, которая тоже отвечает за регенерацию, хоть и так криво, что Брок то помнит, то не помнит?
— Как объяснил Тони, у Брока все еще поврежден мозг. Он сейчас как поврежденная карта флэш-памяти. Не обладает номинальной емкостью, а потому память “затирается” большими массивами, накладывается друг на друга, перезаписывается, как при дефрагментации. Информация не теряется, просто уходит в более глубокие слои, откуда мозгу сложно ею оперировать. То есть…
— То есть если Тони починит мозг и расширит его емкость, то…
— То мозг перезапишет память, как ему удобно и… и Брок все вспомнит. Даже эти полгода.
— А если нет….
— А если нет, мы можем разрушить личность. Мы можем его убить.
Они оба уставились на Брока, будто он мог вот-вот исчезнуть.
— Ничего, что я прямо здесь сижу? — спросил Брок. — Эксперименты на крысах были?
— Даже уже на людях, — поколебавшись, сказал Стив. — Тони отыскал совсем безнадежного больного, черепно-мозговая, сильные повреждения, молодой парень. Мотоциклист. Его собирались отключать от системы жизнеобеспечения, и так как он завещал свои органы в качестве донорских, Тони удалось оформить это официально.
— И? — поторопил Брок, которого законность манипуляций беспокоила в последнюю очередь. — он жив?
— Да.
— Но? Стив, не томи, не театр — паузы выдерживать.
— Он не помнит вообще ничего, — осторожно ответил Стив. — Не младенец, конечно, но как будто… Маугли, только без навыков выживания в лесу. Чистый лист.
— Значит, его можно научить, — упрямо возразил Брок, отгоняя от себя мысль о том, как он будет выглядеть, пытаясь в пятьдесят научиться жить с нуля. — Можно же?
— Брок, — Стив взял его за руку и, помолчав, продолжил: — Тони сказал, так произошло потому, что у того парня мозг был сильно поврежден. Информации просто некуда было переписаться, и его э… отформатировало… Стерло полностью. У тебя дела обстоят лучше, но никто не может дать гарантии, что эти… наноботы не сотрут, что есть.
— Стив, так лучше, что ли? Вот признайся честно?
— Да, — Стив и Баки сказали это одновременно. — Лучше, — продолжил Стив. — Ты — это ты. В любом возрасте.
— А что есть “я”, Стив, уж прости за философию? Каждый день открывать глаза и нихуя не помнить, что было с твоей задницей — это быть “я”? А если бы я сегодня проснулся четырнадцатилетним и с растраханной жопой, что бы я подумал о незнакомом мужике в незнакомом доме? О тебе? Не узнавать любовников — это “я”? Не помнить минимум половину жизни? Чувствовать себя обузой? Постоянно подмечать твою заебанность? Если это такое “я”, то не надо мне такого счастья. Это мой мозг. Мне двадцать пять и пятьдесят одновременно. Я говорю — хочу попробовать.
— Детка, — позвал Баки. — может, имеет смысл еще немного подождать, пока Тони усовершенствует?
— И что, когда-нибудь он скажет “Да, сто процентов, заносите”. А мне будет уже… сколько? У меня совсем нет времени. Я у смерти поссать отпросился и встретил вас. Я не хочу ничего забывать. Не хочу довести вас до состояния, когда вы будете смотреть на меня с тоской, как на чемодан без ручки — нести тяжело и бросить жалко. Я не хочу жалости. Не от вас. Если мое мнение хоть как-то учитывается…
— Хорошо, — сказал вдруг Стив, который у них, похоже, был главным. Еще бы — аж целый Капитан Америка. — Одно условие.
— Что, у меня нет завещания? Уверен, что есть. Оно у меня с двадцати лет есть.
— При чем тут, — нахмурился Стив, а потом вздохнул. — Господи, Брок. Нет. Я хочу, чтобы ты позволил Тони записать твои воспоминания. Все, сколько есть, на диск. Я понимаю, что есть вещи, которыми бы ты не хотел делиться или помнить…
— Я хочу помнить как можно больше. И плохое тоже. Что до тайн и государственных секретов, то чего вы обо мне не знаете после истерики, которую пришлось унимать пижамами и куколками Кэпа?
— Ты показал ему детскую, — с осуждением произнес Стив. — Баки.
— Вышло случайно. Ты же знаешь, как я реагирую на Брока, который согласен оказаться со мной в одной кровати не просто чтобы послушать сказку.
Брок закатил глаза.
— Надеюсь, вы понимаете, почему я хочу это прекратить. Потому что я, сука, не хочу сказку. Я хочу еблю. Каждый день. Такую, чтобы на жопу садишься — и вспоминаешь, а не начинаешь подозревать, что с тобой что-то не так и дядя какой-то подозрительный рядом. Маньяк, наверное.
Баки имел наглость фыркнуть, но тут же стал серьезным.
— Брок, подумай еще раз.
— Не о чем, парни. Вы классные. Все будет как надо.
Он говорил с уверенностью, которой не ощущал, но не мог же он сказать: “Проканает — всем счастье, а нет — так вам свобода”. Тогда бы они еще заперли его, чего доброго.
— Хорошо, — после долгой паузы сказал Стив. — Хорошо. Пусть будет так, как ты решил. В конце концов, это твоя жизнь, а мы… должны уважать твой выбор.
— Звучит так, будто вы уже планируете мои похороны, — усмехнулся Брок. — Не дождетесь.
— Надо сделать запись, — предложил Баки. — Себе ты быстрее поверишь, чем нам. И завтра, и послезавтра, и еще один бог весть сколько дней ты будешь просыпаться в незнакомом месте, где незнакомые люди будут производить непонятные манипуляции. Постарайся быть убедительным.
