У Стива была странная слабость к гибкой пятой конечности Брока, поэтому он просто кивнул. Ему нравилось происходящее. Брок в быту был сложным человеком, но каждый секс с ним был как последний — на пределе, горячим, жадным и заставляющим забыть обо всем на свете.

Баки был радостью, отдушиной. Он почти перестал уходить “к себе” днем, постоянно оказывался рядом, если Стив был дома, льнул, как соскучившийся кот. Брока он аккуратно обходил по широкой дуге, но, скорее, не потому, что боялся его, а потому, что чувствовал свою от него зависимость и опасался разозлить и тем самым как-то нарушить планы Стива.

Одним солнечным субботним утром, проснувшись в гостевой спальне (Брок, несмотря на жаркий и приятный во всех отношениях секс, спать с ним в одной постели не желал), Стив поймал себя на мысли, что счастлив. Несмотря на все трудности, на неприятности на службе (разбирательства еще шли, и ему было неприятно осознавать, как глубоко проникла ГИДРА), на изначальную вынужденность отношений с Броком, на неопределенность судьбы Баки и в целом туманное будущее, ему было хорошо. Впервые в этом веке он был по-настоящему не одинок.

Это было приятно: думать, какие продукты купить, возвращаясь домой, спорить с Броком о том, что вечером смотреть, вместе с Баки возиться на кухне — тот многие вещи любил делать вручную, не используя магию, и на осторожные расспросы Стива отвечал, что так чувствует себя почти обычным.

Изредка ловить пальцы Баки, замирая каждый раз, как влюбленный школьник, касаться прохладной твердости левого плеча и живой теплоты правого.

Баки не любил говорить о своей левой руке, и Стив оставил расспросы почти сразу, решив, что у них еще будет время для тяжелых разговоров. Потом. В будущем.

— На понедельник назначено окончательное заседание комиссии, — сказал вдруг Брок после ленивого субботнего завтрака, и Стиву показалось, что кто-то задернул плотную штору на окне — так ощутимо стало не хватать солнечного света.

— Поздравляю, — медленно произнес Стив. — Готов загадать третье желание?

— Главное, чтобы ты был готов, — усмехнулся Брок, закуривая, и Стив невольно напрягся. Несмотря на все очень приятные моменты наедине, на все ощущения, чувства, от которых сердце норовило выскочить из груди, нельзя было сказать, что они с Броком хорошо знали друг друга.

Стив чувствовал любовника на каком-то подсознательном уровне, знал, как сделать ему хорошо, а как — очень хорошо, но так и не смог забыть, на что тот способен. Брок всегда был себе на уме, расслабляясь только в постели, а в остальное время мог легко испортить настроение, просто так, от нечего делать резко ответить, а потом утащить в спальню и там нарваться окончательно. Будто секс на адреналине казался ему самым настоящим и искренним.

— Зачем ты это делаешь? — напрямую спросил Стив.

— Зачем я делаю — что?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

— Я не телепат.

— Вот это. Мы сидим, завтракаем. А ты начинаешь меня злить.

— Я всегда тебя только злю, верно? — Брок вдруг подался вперед, его лицо оказалось так близко, что Стив мог рассмотреть каждый волосок его щетины. — Ничего, потерпишь еще этот уик-энд и свобода, да?

— Чего ты от меня хочешь? — отодвинув тарелку, спросил Стив. — Давай поговорим.

Брок затянулся, выпустил дым несколькими крупными кольцами ему в лицо, коротко взглянул на пытающегося слиться со стеной Баки и, со скрежетом отодвинув стул, вышел.

— Что я делаю не так? — сам у себя спросил Стив, но Баки, неожиданно оказавшись рядом, погладил его по волосам, потом по плечу и опустился на пол, пристроив подбородок на его колене.

— Ты правда не понимаешь? — тихо спросил он.

— Не понимаю чего? Ну хоть ты не начинай, Бак.

Баки смотрел на него снизу вверх своими почти прозрачными глазами, неестественно красивыми, грустными, будто давно знал все и обо всех.

— Он тебя любит, — после долгой паузы ответил он. — Брок. А ты его нет.

Стив поднял голову со скрещенных на столешнице рук и посмотрел на него.

— Бак.

— Но ведь это правда. Ты и сам это знаешь. И он знает. Только не понимает, что в тебе ее много, — тише продолжил он и вдруг поцеловал в колено.

— Чего? — почти шепотом спросил Стив, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

— Любви. Твоя готовность отдавать, одиночество, потребность быть нужным, иметь дом, семью — это все очень заметно тем, кто знает, куда смотреть. Брок не знает. Он принимает нежность за жалость, а любовь — за принуждение. Он не умеет прощать и уверен, что ты тоже не сможешь. Он причиняет тебе боль, чтобы шрам на сердце напоминал о нем.

Входная дверь с грохотом закрылась, заставляя Стива вздрогнуть, и Баки, грустно улыбнувшись, потерся щекой о его ладонь.

— Словами ты ничего ему не объяснишь.

— У меня и нет пока слов для него, — Стив погладил Баки по шелковистым волосам, гадая, как в его жизни появился Баки, с которым легко все, кроме близости, и Брок, с которым трудно все, кроме нее. — Но они у меня есть для тебя.

Баки потянулся к нему всем собой, жадно, с надеждой заглядывая в глаза, и Стив, обхватив его лицо ладонями, наконец-то нашел в себе смелость коснуться его губ своими. Губы Баки были нежными и сладкими, мягкими, податливыми. Он целовал совсем не так, как Брок: грубо кусаясь, вызывая желание срочно занять его рот чем-то другим, перенаправить энергию. После совместных ночей Стив иногда напоминал жертву насилия: весь покрытый быстро сходящими засосами, следами от зубов и синяками от пальцев.

— Я не могу, — с трудом оторвавшись от Баки, сказал Стив. — Очень хочу, но не могу. — Он прижал его к себе, такого горячего, послушного, вжался лицом в плечо, зарылся в волосы, вдыхая потрясающий запах трав и эфирных масел. — Не сейчас, когда ты в рабстве и не можешь решать. Я освобожу тебя. Как только получу лампу, я выясню, как это сделать, и освобожу. И ты сможешь выбрать кого угодно, ведь так? Я не могу пользоваться твоей…

Баки соскользнул с его колен на пол, перетек в вертикальное положение и странно посмотрел на него, будто не веря в то, что слышит.

— Ты веришь, да? Что я могу… ради свободы?

— Бак.

— Не нужно. Я… прости меня. Я не имел права. И никогда бы не посмел, если… Прости. Что дал тебе повод думать обо мне так. Я не стою этого всего. И мне нечего даже предложить взамен — мои силы за несколько сотен лет еще никого не сделали по-настоящему счастливым. Мне не следовало даже надеяться.

— Бак, эй, Баки, — Стив не заметил, как поднялся, проклиная свое косноязычие в личных вопросах, неумение объясняться так, чтобы любовники не разбегались от него, как рассерженные коты. — Ты стоишь всего на свете, — он подошел вплотную, почти прижав отступавшего от него Баки к подоконнику. — Ты… я не умею говорить о таком. Вообще. Но послушай. То, что с тобой происходит, твое положение, зависимость — это неправильно. Так быть не должно. Ты будешь свободным, обещаю. И если тогда ты выберешь меня, — он прижал ладонь к его щеке и легко коснулся губ подушечкой большого пальца, — то сделаешь меня счастливым.

— Как трогательно, — сказал от двери вернувшийся Брок. — А пока этого не произошло — кому круассанов?

Баки побледнел разом, даже глаза выцвели. Стек вниз — сначала на колени, потом уткнулся лбом в пол и вытянул к Броку руки. Тяжелые наручи стукнули по исцарапанным хвостом доскам, и Баки убрал их за спину, сцепив ладони в замок.

— Бак, что ты делаешь? — севшим голосом спросил Стив. — Бак!

— Готов понести наказание, — ровно ответил Баки, так, что Стиву будто двинули по печени ледяным кулаком.

— Баки! Брок, прекрати это! Ты же видишь, что он… он не может сам! Да что ты за человек такой?!

— Не ори, Роджерс, не на планерке, — Рамлоу выступил из высоких ботинок и присел на корточки около распростертого на полу Баки. Ухватил за волосы на затылке и поднял его голову, заставляя посмотреть в глаза. — Слушай, — произнес он, — вспоминаем правила. Держаться за руки можно и даже ебаться с Роджерсом можно. Он у нас парень крепкий, на раз двоих потянет, так ведь? А, Роджерс?