— Давай, детка, — простонал Рамлоу и, коснувшись губами его лопатки, обхватил член ладонью, принимаясь надрачивать в такт толчкам. Стив сдался. Чем быстрее это кончится, тем лучше.

Короткая острая судорога на мгновение скрутила его, ослепив, сделав мир идеальным, и, кончив, Стив проснулся.

Он лежал на животе, все еще чувствуя слабую пульсацию члена, остывающее пятно под животом и то, как голодно сжимается задница. Штаны были на месте, за окном занимался серенький мутный рассвет, а Стив не мог найти в себе сил, чтобы подняться и начать новый день. Часть его будто осталась там, в кошмарном сне.

Вспомнилась вдруг фраза Тони: “Вас мучают эротические сны? Что вы, доктор, я ими наслаждаюсь”.

Мокрое пятно на постели было тому неопровержимой уликой.

Только на душе было погано. Даже все очищающей, сжигающей ярости не осталось. Так, угольки.

— Ты тут? — спросил Стив, нехотя перевалившись на бок.

Рамлоу не ответил. Стив мстительно понадеялся, что тот, трахнув его, потратил на это столько сил, что не появится ближайшие пару дней, и поднялся с постели. Голова кружилась впервые с того момента, как он выпал из установки Говарда Старка на руки врачей. Невольно пришла мысль о том, что это он потратил на нежеланное сношение слишком много сил, но она настолько ему не понравилась, что он со странной апатией загнал ее глубже.

Какая теперь разница?

Кто-то великий говорил: “Не можешь победить — возглавь”. Стив хотел попытаться. Для этого нужно было поговорить с Рамлоу. Еще раз. Конструктивно. На своей территории.

Пытаться не хотелось, но Стив упрямо решил не сдаваться. В крайнем случае можно было воспользоваться услугами специалиста и просто изгнать Рамлоу в его неспокойное посмертие.

Но это на крайний случай.

Тот поцелуй в лопатку сказал Стиву больше, чем все пропитанные ядом слова вместе взятые.

Перед чертовым чувством на букву “л” все люди одинаково беззащитны.

Даже такие мудаки, как Рамлоу.

***

День прошел в тумане. Стив поел, походил по дому, вздремнул днем, не видя никаких снов, кошмарных и не очень. Тело ломило, чувства неуюта, одиночества и использованности клубились в нем, как змеи.

Он не узнавал себя. Общее состояние апатии, безразличия ко всему, было ему несвойственно. Даже после смерти Баки он ощущал только злое отчаяние и желание отомстить, а не такое вот состояние “ляг и лежи”, как сейчас. Похоже, он все-таки переоценил устойчивость своей психики.

А еще перестал бояться того, что это случится снова. Самое идиотское и грязное уже произошло, и в процессе, откровенно говоря, все было не так плохо, как после.

Ночью он спокойно лег, упрямо натянув пижамные штаны, и не стал заводить будильник. Привычно провалившись, он оказался один. За окном спальни садилось солнце, вокруг стояла мирная тишина, спокойная и уютная, будто из грязного холодного мира он вдруг попал домой. Это ощущение напугало Стива больше, чем возможность повторения вчерашнего. Там, в настоящем мире, у него остались настоящие, живые друзья. Там был Баки.

Здесь он был чужим. Он жив, он должен был чувствовать холод и желание вернуться, но подсознательная готовность к тому, что придется остаться, заливала внутренности холодом. Он должен был вернуться.

Должен.

Он мог двигаться. Первый раз за последний месяц он мог двигаться во сне, и это отчего-то не обрадовало, а насторожило. Спустив ноги на толстый ковер, он пошел на разведку. Он искал Рамлоу и был уверен в том, что найдет.

Тот курил на кухне. Непривычно мирный, спокойный, одетый в точно такие же штаны, как у Стива. На звук шагов даже не обернулся, но Стив знал, что не увидит на нем ни шрамов, ни ожогов — мир, окружавший их, принадлежал ему, а, значит, сегодня все было иначе.

— Я хотел, чтобы ты ушел со мной, — сказал Рамлоу вместо приветствия.

— Зачем?

— Вечность вместе. Чтобы ты никуда от меня не делся. Дал мне время. Вечность — это долго, Кэп. Что угодно можно перемолоть в муку, даже твое упрямство. Но ты не пойдешь, верно?

— Нет. У меня Баки.

— И мир не спасен, — Рамлоу повернул к нему лицо — красивое лицо мужчины в самом соку. С высокими скулами и мягкой линией чувственных губ. Стив смотрел на него и будто видел впервые. Возможно, так оно и было. — Я подожду. Даже задалбывать не буду особо, если ты мне пообещаешь свою вечность.

— Как я могу обещать то, что мне не принадлежит?

— Я своей распорядился, — Рамлоу, глубоко затянувшись, выпустил дым в потолок и откинул затылок на стену.

— Почему ты такой? — спросил вдруг Стив, подходя ближе.

— Нравлюсь? — тут же вздернул бровь Рамлоу. Стив не ответил, потому что не знал правдивого ответа, и тот понял. — Ты из меня вытрахал всю ярость. Я получил то, зачем оставался. То, что видишь — лишь твое восприятие.

— Скажи мне, где Баки, — попросил Стив.

— Готов обменять информацию о нем на вечность со мной? — лицо Рамлоу вдруг пошло рябью, идеальная загорелая кожа покрылась быстро расползающимися пузырями ожогов, обуглилась и лопнула, обнажив кость.

Стив взял его лицо в ладони и рассмотрел как следует. На обгоревшем поле черной плоти жили глаза — темные, больные и грустные глаза существа, заранее знающего ответ.

— Готов, — пообещал Стив и коснулся его губ своими — аккуратно, сухо, будто боясь еще больше навредить. — Но на своих условиях.

Рамлоу потянулся к нему с первозданной жадностью едва укрощенного огня, вспыхнул, подаваясь навстречу, оплетая собой.

— Я подожду, пока нагуляешься. Совсем не стебать не обещаю, но под пули подставлять не стану, — он сжал горячими ладонями его задницу и взглянул упрямо, чуть снизу вверх. — И в покое не оставлю. Больно ты хорош.

— Ты пьешь мои силы, — заметил Стив, поглаживая его по чистым скулам, приглаживая брови, зарываясь пальцами в волосы. — Я сегодня еле ноги таскаю. Какой из меня суперсолдат при таком раскладе?

— Это не я. Это твое ебаное сопротивление. Был бы паинькой — скакал бы как заяц.

— Не сопротивляться — это вряд ли, — Стив сжал открытую крепкую шею, но Рамлоу только усмехнулся.

— Свернешь мне шею — месяц буду являться тебе с выпученными глазами с лопнувшими капиллярами и вываленным языком — бля буду.

— Не сверну. Хотя хочется. Так где Баки?

— Подскажу, в каком направлении рыть, но точного места я не знаю. Мы с ним не так хорошо знакомы, как может показаться.

— Какой же ты мудак, Рамлоу.

— Я никому не скажу, что ты знаешь такие слова, — усмехнулся тот. — Запоминай.

Утром Стив собрал вещи, сдал ключи и вернулся в Вашингтон. Ему предстояло проделать большую работу до того, как можно будет со спокойной совестью уйти в обещанную Рамлоу вечность.

***

— Вот как, — придворный шаман Т’Чаллы посмотрел Стиву за спину и сделал охранный жест. — Обещанный мертвому, — и низко поклонился Стиву. — Мы чтим мертвых и тех, кто умеет с ними общаться, — шаман подошел к королю и что-то быстро зашептал ему на ухо. Стив не прислушивался. Лопатками он ощущал привычный холод, давно и прочно ассоциировавшийся с присутствием Брока, и перевел взгляд на медиков, готовивших Баки к криосну.

“Ему так будет проще, — сказал в голове Брок. — Привычнее. Он наворотил дел и теперь будет дожидаться, пока юная принцесса возьмется за него как следует. Я бы не отговаривал его”.

“Я и не стану”, — пообещал Стив, и вспомнил вдруг, как Баки застал их. Когда Стив, проснувшись, вышел в гостиную номера отеля, в котором они прятались, Баки пил найденный в баре коньяк прямо из горлышка и отводил взгляд. Выпив достаточно, Баки признался, что это выглядело… странно. Будто Стива трахает невидимка — кожа краснела от поцелуев и укусов, продавливалась под невидимыми ладонями. Стив тогда подумал, что, наверное, и задница тоже растягивалась вокруг невидимого члена, о чем Баки тактично промолчал. Так он узнал, что трахается не только у себя в голове, и стал осторожнее. Броку, правда, это не понравилось, но…

— Оставайтесь, капитан Роджерс, — произнес подошедший Т’Чалла. — Ваканда предоставит вам и вашим друзьям политическое убежище.