– Предатель никогда не получит Тиргартен. К тому времени, как он сюда доберется, мы мобилизуем всех воинов с наших земель, и каждый фермер и кузнец с топором будут стоять на этих стенах.

Алахан встревоженно посмотрел на него.

– Калаг Медведь скоро будет здесь… возможно, в течение нескольких недель.

– Гонится за тобой? – спросил Кроу. – Сколько людей у сына Предателя?

– Этого я тоже не знаю. У лорденыша во Фредериксэнде была пара тысяч воинов. Я понятия не имею, взял ли он их всех с собой.

Молодой вождь устал, у него начала болеть голова. Первый раз за последние месяцы он находился в тепле, внутри нормального дома, и только перспектива наконец снять с себя броню из плотных шкур не давала ему уснуть.

Он потер глаза и увидел, как Трикен и Кроу обеспокоенно переглянулись.

Жрец отхлебнул из кружки и произнес:

– Мы не сможем продержаться против такой армии. У нас есть люди, но среди них нет опытных воинов. Они смелые, они умрут за Тиргартен, но против армии они не выстоят. Нам нужно время, чтобы укрепить защиту.

– Лучше бы ты бежал дальше – лорденыш приведет армию Предателя под стены города раньше, чем мы сможем приготовиться к защите. Это последняя свободная земля Фьорлана… мой вождь.

Оружейник внимательно смотрел на Алахана и почесывал густо заросший подбородок.

– Полегче, Трикен, ты же говоришь с сыном Слезы, – произнес Кроу, допивая вторую кружку медовухи. – У меня для тебя хорошие новости, мальчик.

Жрец снова слабо улыбнулся.

– Халла Летняя Волчица и Вульфрик Взбешенный выжили в море кракенов.

Алахан резко выпрямился и заулыбался. Распорядитель собраний Фредериксэнда жив – лучшей новости Алахан не слышал с тех пор, как покинул дом. Лицо Тимона заметно просветлело, когда он узнал о Халле.

– Дочь Волка жива? – нетерпеливо спросил берсерк.

– Ты уже вручил свою судьбу, берсерк? – ответил вопросом на вопрос жрец. Сразу было видно, что он знает больше о традициях Нижнего Каста, чем Алахан.

– Да, при благословении Варорга, – ответил Тимон.

Кроу засмеялся – самое живое выражение, которое они увидели у него на лице со времени встречи.

– Это имя Гиганта не из тех, что я часто слышу. Скажи мне, как тебя зовут, человек из Нижнего Каста, – спросил он, наливая очередную кружку медовухи.

Берсерк выпрямился на стуле, возвышаясь над сидящими рядом мужчинами. Даже Кроу, который снова сел около кружки с выпивкой, казался маленьким по сравнению с другом Алахана.

– Я Тимон по прозванию Мясник, и я вручил свою судьбу дому Летнего Волка.

Отец Кроу чуть наклонился и посмотрел на пояс берсерка. Увидев странный мешочек, который так оберегал Тимон, он снова улыбнулся.

– Так ты из этих берсерков, – произнес он загадочно. – Я слышал, голова у вас не прекращает расти, как только вы начинаете пробовать этот порошок.

Тимон, казалось, смутился.

– Я очень редко его нюхаю. Только когда без этого не обойтись, – сказал он с легким сожалением.

Он посмотрел на Алахана. Они молча переглянулись, вспоминая встречу с троллем. Что бы ни было в мешочке у берсерка, оно несомненно увеличивало его привлекательность для Ледяных Людей Рованоко.

– Тебе нужно поспать, Алахан, – произнес Кроу. – У тебя есть один дом, который нужно вернуть, и другой, который нужно защищать. Тебе необходим хороший отдых.

Сын вождя видел более яркие сны, чем обычно. Алахану выделили уютную комнату и кровать с меховыми одеялами, но когда его голова коснулась подушки, его разум заполнили образы. Он чувствовал присутствие своего отца. Алдженон стоял, гордый и высокий, в окружении Ледяных Гигантов, но лицо его оставалось таким же грустным. Алахан ожидал, что в его сне возникнет темная женщина, но не думал, что именно в это время появится его дядя. Присутствие отца Магнуса Вилобородого из Ордена Молота, жреца Рованоко, казалось более ощутимым, чем обычно.

Он стоял за гирляндой щупалец, вывалившихся изо рта темной женщины, и после его появления злобное видение уже не так сильно тревожило Алахана. Он услышал, как низкий, гулкий голос зовет его по имени. Он не знал, кто говорит, но был уверен, что источник голоса – Ледяной Гигант. Воплощение Рованоко, Алахан Алджессон Слеза, верховный вождь Фьорлана, внезапно проснулся.

По луне, ярко светившей в окно, он понял, что проспал не больше двух часов. Он лежал в скромно обставленной комнате, но горящий очаг и толстые меховые одеяла казались приятной переменой после сна под открытым небом, и впервые за долгие месяцы он чувствовал приятное тепло, разливающееся по телу. Перед тем как добраться до постели, он помылся и очистил усталое тело от дорожного пота.

Воздух был свежим и холодным, и он быстро оделся, чувствуя странную и непреодолимую тягу к часовне Рованоко. Что-то проснулось на задворках его разума, и теперь он сосредоточился на Ледяном Гиганте и своем долге перед раненами. Что бы ни предстояло ему сделать, он знал, в первую очередь нужно посетить Камень Рованоко.

Тимон отказался от отдельной комнаты и лежал, свернувшись калачиком как верный пес, на полу комнаты Алахана. Судя по всему, он чувствовал себя неуютно, когда с ним хорошо обращались, и он настоял на том, чтобы остаться рядом с другом. Тимон быстро уснул и даже не проснулся, когда Алахан покинул комнату. Он закрыл за собой дверь и оглядел каменный коридор. В чертогах Тиргартена было тихо, и только свист ветра сопровождал Алахана, пока он шел до главной двери. Как и во Фредериксэнде, чертоги состояли из множества уровней и бесчисленного количества спален, готовых принять свободных людей города. Большинство пустовали – молчаливое свидетельство потери флота драккаров. Кроу не сказал, сколько людей из Тиргартена погибло, когда Рулаг Медведь предал Алдженона Слезу, но судя по тому, что осталось всего двести опытных воинов, город потерял несколько тысяч братьев по оружию.

Алахан прошел в главный зал и согрел руки возле единственного горящего очага. Многие жены и дети остались без мужей и отцов. Скорее всего, залы Летнего Волка будут пустовать еще долго. По крайней мере, если Рованоко им поможет, город останется свободным и верным дому Слезы, даже если сам Алахан пока не чувствовал себя достойным занять место отца. Странное ощущение несоответствия своих притязаний возникло у него только после встречи с отцом Кроу. До этого он был слишком зол и сосредоточен на выживании, чтобы задуматься над своим новым положением, ведь теперь он стал верховным вождем Фьорлана.

– Ты более чем вождь, – произнес голос у него в голове.

Алахан упал на колени и с трудом подавил крик боли – его череп разрывался от давления. Кто бы ни говорил, голос не был громким, но, казалось, шел сразу со всех сторон.

– Тебя ждали, избранник. Камень Рованоко ожидает тебя. – Как только утихла боль, Алахан подумал, что глубокий голос кажется ему смутно знакомым.

Шатаясь, он поднялся на ноги и сосредоточился на деревянной двери, ведущей из зала к верхнему уровню города. В несколько больших шагов, нетвердо держась на ногах, он дошел до дверей и распахнул их. Заскрипели стальные петли. Снаружи он едва заметил пронизывающий ветер, а резкая боль в голове утихла до терпимой. Он инстинктивно повернул направо и увидел низкий купол часовни Рованоко. Как и все часовни Ледяного Гиганта, она была построена из камня и частично уходила под землю, из-за чего увенчанное куполом здание казалось едва различимым по сравнению с массивными чертогами рядом с ним.

Алахан приостановился и постарался держаться как можно более прямо, не желая входить в часовню, обхватив голову руками. Он чуть не упал на спину, когда массивная каменная дверь, частично скрытая за ступенями лестницы, неожиданно распахнулась. Вряд ли это сделал ветер, и все, о чем Алахан мог подумать, когда голос позвал его внутрь, – что он напоминает голос его дяди, Магнуса Вилобородого.

Оказавшись в укрытии от холодного ветра, Алахан прислонился к каменной стене коридора, затем начал медленно спускаться по ступеням во тьму. У подножия лестницы горел светильник.