Алахан беспокоился, что преследователи увидят дым, но, взвесив преимущества тепла и слабую возможность разглядеть тонкую струйку дыма за бушующей метелью, он решил рискнуть. Он очень устал. Сначала беспокойно поерзал на стуле, затем убрал его в сторону и опустился на пол.

Алахан несколько раз моргнул, пытаясь прогнать сон. Берсерки Варорга были непредсказуемы, и ему не хотелось засыпать, пока он не вытянет из воина хотя бы пару слов.

– Имя мое Тимон… а прозывают Мясником. – Слова берсерка были похожи на неохотное рычание.

Алахану стало интересно – читал он его мысли или просто знал, как другие ранены воспринимают людей их народа.

– Рад с тобой познакомиться, Тимон. Я Алахан Слеза. Это моя земля… ну, если будет на то воля Рованоко, когда-нибудь эта земля станет моей.

Услышав имя Ледяного Гиганта, Тимон Мясник стал кататься по полу.

– Прости меня, Варорг. Я слаб! – завопил он.

Сейчас его голову было лучше видно, и Алахан заметил белеющие через широкие трещины на коже кости черепа. На черепе виднелись шишки, торчащие под странными углами, а вокруг головы, пересекая лоб, были намотаны кожаные ремни, чтобы голова не деформировалась еще больше. Молодой вождь никогда раньше не встречал никого из служителей Варорга, а слышанные им легенды явно не воздавали берсеркам должное. Даже хнычущий, свернувшийся в клубок берсерк выглядел чудовищно.

– Уверен, Ледяной Гигант простит тебя. Не думаю, будто его так легко разгневать.

Алахан слышал легенды о Варорге. Дядя рассказывал о первом появлении Рованоко перед народом раненов. В легенде говорилось о явлении разъяренного Ледяного Гиганта первобытным людям Нижнего Каста и о гортанном рычании, издаваемом Рованоко в обуревавшей того ярости, в котором им послышалось слово «варорг». Магнус часто говорил, будто впоследствии Рованоко пожалел о своем первом появлении и старался сдерживать гнев. Однако верным оставалось и то, что берсерки Нижнего Каста стали самыми ранними последователями Рованоко, как бы они его ни называли.

Тимон перестал голосить и сел на пол, скрестив ноги. Он сгорбился, затем посмотрел на Алахана и выдавил из себя несколько слов.

– Ты вождь? – спросил он более разборчиво, чем раньше.

– Да… хотя моя земля сейчас в руках предателя, – ответил Алахан, снимая с себя оружие и стараясь расположиться поудобнее.

– Ты не искал меня? – На выразительном лице Тимона было заметно облегчение.

– Нет, – покачал головой Алахан. – Думаю, я случайно набрел на твою хижину. Похоже, меня преследуют на моих собственных землях.

Он вытянул руки и потер ладони перед огнем.

– Ты устал, – пробормотал Тимон. – Спи… когда ты проснешься, я буду лучше соображать.

Берсерк боролся со своими переживаниями и все еще беспокойно ерзал на месте.

Алахан постарался поудобнее откинуться назад и почувствовал, как тяжелеют веки.

– Думаю, мне стоит последовать твоему совету, друг Тимон. Но я и вправду хотел бы поговорить с тобой, когда твой разум прояснится.

Алахан Алджессон Слеза погрузился в тревожный сон. С тех самых пор, как он покинул Фредериксэнд, ему снились яркие, беспокойные сны, и в охотничьей хижине он просыпался все так же часто. Он рад был снова увидеть своего отца, как тот, в черном плаще из медвежьей шкуры, с топором в руке и свирепым взглядом, стоит с величественным видом на собрании раненов. Алахану становилось спокойнее, когда он вспоминал лицо отца, но в то же время он знал, что события во сне будут развиваться и скоро он начнет беспокойно ворочаться с боку на бок.

Отец медленно исчезал, воссоздать в памяти его лицо становилось все труднее, и в сознании молодого вождя появлялась темная женщина. Он не мог рассмотреть ее лицо, а извивающиеся щупальца, которые вылезали у нее изо рта, придавали ей ужасающий лик хаоса. Во сне к Алахану никогда не приходило ее имя или знание, кто она такая, но каким-то образом он знал, что она – враг. Страх, который накатывал на него при виде этой женщины и темных теней, шевелящихся за ее спиной, угасал только при появлении дяди. Отец Магнус Вилобородый появлялся всегда в тот момент, когда Алахан уже не помнил себя от ужаса. Щупальца изо рта темной женщины, извиваясь, проникали в его разум – но всегда вмешивался Магнус и возвращал Алахана к Рованоко.

Сам Алахан никогда не был особо религиозным и считал вопросы веры делом жрецов, но после смерти отца обнаружил, что присутствие Ледяного Гиганта в его сознании усилилось. В глубинах своего сознания Алахан слышал, как дядя что-то говорит ему. Он слышал его каждую ночь с тех пор, как покинул дом, и каждый раз пытался понять значение дядиных слов. Голос Магнуса шел словно очень издалека, и Алахан слышал: дядя называет его земным воплощением Рованоко. Он не понимал, что это значит, чувствовал только огромную важность этого звания.

Алахан резко проснулся и ощутил тепло на лице. Напротив него весело полыхал огонь, в охотничьей хижине было тихо, ни малейшего сквозняка не проникало внутрь. Он несколько раз зевнул и потянулся, разминая затекшее тело. Ноги задеревенели и не хотели двигаться. Руки слушались лучше, но в целом молодой вождь чувствовал себя ужасно. Он не знал, сколько сейчас времени или как долго он проспал, а Тимона Мясника поблизости не было видно. Алахан надеялся застать берсерка Варорга в хижине, потому что он с неподдельным интересом хотел выслушать историю нового знакомого. Несомненно, Алахану требовалось отвлечься от размышлений о своем бедственном положении, но, в любом случае, больше он ничего не мог сделать – усталый, больной, укрывшийся в неизвестном уголке своих владений.

– Хочешь есть, друг Алахан? – От голоса Тимона Алахан подскочил на месте. Берсерк передвигался более бесшумно, чем ожидалось.

– Я думаю… – Алахан прервался на громкий кашель, осознав, насколько у него пересохло в горле. – Прости, – извинился он. – Да, думаю, я совсем не прочь перекусить.

– У меня есть мясо и коренья, – сказал Тимон. Огромная рука обогнула дверь и предложила юноше пригоршню сушеного мяса и сырых овощей. – Ешь. Я уже насытился.

Алахан взял припасы из ладони Тимона, поразившись ее размерам. Он осмотрел мясо и овощи и решил, что достаточно голоден и готов их съесть. Мясо было жестким и пересоленным, овощи – твердыми и безвкусными, но Алахан почувствовал себя лучше и позавтракал с благодарностью.

– Ты сегодня более спокойный, – произнес он с набитым ртом, заполненным мясом неизвестного зверя. Тимон Мясник, берсерк из Нижнего Каста, тихо выступил из-за дверного косяка и встал перед Алаханом. Сегодня он казался менее страшным. На лице больше не было маски подавляемой ярости, и он стоял расслабленно, согревая руки перед огнем. С какими бы внутренними переживаниями ему ни пришлось вчера бороться, на некоторое время они его покинули.

Алахан смутился при его появлении и попытался вспомнить, что ему рассказывали про последователей Варорга. Все, о чем он мог подумать, – снисходительные слова его дяди о берсерках как о неизбежном зле, которое никто не трогал только из-за устоявшихся традиций.

– Кто тебя преследует? – спросил Тимон.

Алахан сел и сразу вздрогнул от острой боли в спине. Глупо было спать на голом деревянном полу, и неважно, насколько он устал.

– Лорденыш из Джарвика. Калаг Медведь. – Алахан прорычал имя ублюдка, и на его лице появилась мстительная усмешка. – У него есть небольшая армия, а у меня, похоже, совсем ничего нет.

Тимон кивнул.

– А тебе место верховного вождя принадлежит по праву? – удивительно мягким тоном спросил берсерк.

Алахан тоже кивнул в ответ:

– Моим отцом был Алдженон Слеза.

– Я знаю о нем. Благородный воин – из того, что я слышал. Но ты сейчас далеко от Фредериксэнда.

– Хочу добраться до Тиргартена. У меня там есть друзья. – Алахан знал, что дом Летнего Волка – союзники Слезы и, если ему повезет попасть в город, между ним и его врагами по крайней мере окажутся каменные стены. – Если метель утихла, я смогу понять, где нахожусь. Прошлой ночью я мог с таким же успехом забрести к семье троллей, как я набрел на твою хижину.