Наилучшее исследование культов Аполлона и Диониса на сегодняшний день по-прежнему представлено в книге Фридриха Ницше «Рождение трагедии». Он пишет, что всякий раз, когда разум прорывается в область трансцендентного, он преисполняется благоговением и восторгом, и в такие моменты рождается искусство.[107] Внимание наблюдателя направлено на красоту и чудеса окружающего мира и всех, кто в нем живет.
В пространстве различий, в пространстве времени у нас есть формы, в которых проявляется сила трансцендентного, а художник через эту форму доносит до нас мысль о том, что трансцендентное неизменно присуще этим формам. Тело, воплощающее мечту, и сама мечта сливаются воедино. Это называется проявлением духа Аполлона.
С другой стороны, нас может привлечь невероятная энергия, перед которой ничто не устоит и которая рождает новое, то есть момент чистого творчества, а не внимания к форме. Это уже проявление дионисийского духа. Дух Аполлона выражает восторг перед ярким преходящим настоящим, а дионисийский дух – это слияние с энергией, сметающей все на своем пути и создающей новые формы. Оба этих духа объединяются в искусстве.
Ницше считает скульптуру главной формой изобразительного искусства, а музыку – главной формой искусства, представляющей динамику во времени и пространстве. И то и другое мы видим в произведениях искусства. Если динамика не сформирована, то остаются лишь крики и стоны, а если форма не учитывает внутреннего динамизма, то в итоге получается какая-то окаменелость, образчик мертвой, не трогающей душу скульптуры.
Объединив оба аспекта, вы совершаете прорыв к тайне, к mysterium tremendum et fascinans,[108] и переживаете высшую духовность как потрясение – tremendum. Вот отчего в религиях говорится о страхе божьем, а еще это называется любовью к богу. Вы не можете постичь тайну, как бы мощно ни воздействовала она на всю вашу систему жизни и мысли, пока вы не испытаете двух этих чувств.
Гёте рассуждает о том, что «der Menschheit bestes Tell» (лучшее в человеке)[109] – это нечто похожее на ощущение мимолетности всего сущего, когда человек осознает, как недолговечен краткий мир нашего бытия во Вселенной. Именно это и дает человеку культ Диониса.
Зевс
Наконец, в контексте этих рассуждений я перехожу к арийским богам. Зевс, появившийся вместе с индоевропейцами, не имел никакого отношения к культам Богини, господствовавшим в этом регионе. Имя Зевса восходит к греческому слову θεός (theos Бог, которое на санскрите пишется как
. Вумф – «бог». Итак, боги из мира санскрита связаны с арийскими богами античного мира. Зевс – действительно индоевропейский бог, который пришел в Грецию с захватчиками в IV, III и II тысячелетиях до н. э.
Зевс,
меж богов
величайший и лучший,
к тебе моя песня!
Громораскатный,
владыка державный,
судья-воздаятель,
Любишь
вести ты
беседы с Фемидой,
согбенно сидящей.
Милостив будь,
громозвучный Кронид, —
многославный, великий!
(Гомеровы гимны)
В гимне Афродите, созданном Гомером, говорится о том, как Ганимед попал на Олимп:
Воистину мудрый Зевс похитил златокудрого Ганимеда из-за его красоты, чтобы тот был среди Бессмертных и стал виночерпием в доме Зевса, чтобы ему дивились, чтобы его чтили все Бессмертные, когда он черпал алый нектар из золотой чаши… затаивший дыхание и вечно молодой, такой, как и сами боги.[110]
Изображение на килике (рис. 82) рассказывает о похищении Зевсом Ганимеда, чтобы тот служил виночерпием на пирах на Олимпе. Об этой роли во время совершения мужских ритуалов я уже упоминал: отделить красивого мальчика от внешнего мира. Но Зевс сумел связать себя с более древними мифологиями.
Зевса поглощает более древняя, существовавшая на протяжении многих веков, традиция, связанная с Богиней-Матерью.
Рис. 82. Зевс похищает Ганимеда (краснофигурный килик, античная Греция, 475–425 гг. до н. э.)
Ниже (рис. 83) вы видите его классическое античное изображение с Лето, матерью Аполлона и Артемиды.
Как мы помним, культ Артемиды зародился в минойской культуре. Аполлон – у хеттов. Лето – это Мать-Богиня Древней Европы. А Зевс – бог-громовержец из индоевропейского пантеона.
Иными словами, перед нами – четыре совершенно разных божества, которые зародились в четырех разных местах, воссоединенные в синкретическом мифе, объединившем противоборствующие и противоречащие друг другу мифологии. Проблема состояла в том, как примирить друг с другом два общества: Матери-Богини и бога-мужчины.
Обычно божества воинственных племен не подчинялись Богине. Индоевропейские боги никогда не рождались от женщины: они представляют собой вечные силы природы и духа внутри нас, природы внутри нас. Но вот она побеждает, и мы видим рождение младенца Зевса. Кронос, отец Зевса, оскопил своего собственного отца, Урана. Боясь, что его сыновья поступят с ним точно так же, он стал поедать их, как только они рождались. Рея, его жена, спрятала новорожденного Зевса, а вместо него подсунула отцу камень, завернутый в пеленки. Она отправила сына на гору Ида на Крите, где о нем заботились нимфы и куреты – юные воины. Эти куреты исполняли сакральный танец, гремя мечами по щитам, чтобы заглушить плач новорожденного Зевса и помочь укрыть малыша от Кроноса.
Рис. 83. Зевс, Лето, Аполлон и Артемида (мраморный барельеф, античная Греция, IV в. до н. э.)
На рис. 85 мы видим изображение свадьбы Зевса и Геры, где она собирается снять с себя одежды, а он с любовью смотрит на нее.
Хотя в античной греческой мифологии Гера считается женой Зевса, она гораздо древнее и появилась в эпоху индоевропейского синкретизма. Поэтому она не зависела от мужа и была наделена значительно большим могуществом. Как замечает Гаррисон, «в Олимпии, где в давние времена Зевсу поклонялись как высшему божеству, древний Герайон, в котором почитали Геру, был гораздо древнее, чем храмы Зевса… Сам Гомер смутно помнил о тех временах, когда Гера была не просто женой Зевса, а самовластной Повелительницей».[111]
Рис. 84. Куреты танцуют вокруг новорожденного Зевса (терракотовый барельеф, местонахождение неизвестно, дата не установлена)
Рис. 85. Свадьба Геры и Зевса (мраморный барельеф, античная Сицилия, 450–425 гг. до н. э.)
Эту мысль продолжают Баринг и Кэшфолд:
Есть одна легенда о том, что брак Геры и Зевса был заключен благодаря уловке: во время страшной грозы Гера, отстав от компании богов и богинь, сидела одна на горе, там, где позднее выстроили храм в ее честь. Зевс превратился во взъерошенного петуха, вымокшего под дождем, и уселся на колени к Гере. Та пожалела бедную мокрую птицу и накрыла его подолом своего платья, и тут Зевс принял свой истинный облик. Так что в этой истории Зевс предстает незваным гостем, который сумел хитростью заключить брак, а не великим богом, который имел на это право.