Инструктор Жаб, назначив Мукнаилу наказание, рассудил, в общем-то, правильно: нет чувствительности, нет и проблем.

– Вот видите! Вот видите! – торжественно сказал Розевич. – Да! Так вот! До появления первого самоорганизующегося облака люди постоянно испытывали агрессию друг к другу. В конце концов они не знали, как ее выразить. Появлялись насильники, преступники, террористы. Но все это закончилось, когда появилось первое самоорганизующееся облако. Как раз сегодня мы подробнее остановимся на его изучении.

«Ах да, террористы, – вспомнил Мукнаил слово, которым должен был называться дядька в черной одежде с большими круглыми патронами на лентах».

Ему стало совсем скучно на лекции. Хотел включить образ скоростной гонки или сплава по горной реке, чего-нибудь увлекательного, но… все образы, кроме образа лекции, были заблокированы.

– Как вы знаете, наша жизнь электромагнитна! А это значит, что наши мысли, чувства, эмоции, движения, процессы в организме… что? – прищурился профессор Розевич.

Сразу стали появляться ответы участников. Мукнаил без особого энтузиазма написал «электромагнитны» и ждал, пока напишут остальные. Не всем студентам этот вопрос был скучен. Кто-то не просто отвечал, а конструировал образы в виде ответов.

Икарус, он выделывался больше остальных, послал образ двух у-образных магнитов, которые располагались на расстоянии друг от друга, а между их загнутыми краями мелькали тонкие красные всполохи.

И Лутус сконструировал образ. Не такой дурацкий, но тоже не совсем правильный. Он изобразил иголку, плавающую на поверхности большого озера темной вязкой жидкости, похожей на ртуть. Иголка то вращалась в разные стороны, то носилась от одного берега к другому.

– Да, да, да, да… – ходил вдоль кафедры Розевич. – Вы правы, правы, правы. Но… – и он артистически развел руками, – …электромагнитное поле невидимо. Наверное, именно поэтому его так долго не удавалось, так сказать… э-кхе, – профессор кашлянул в своей привычной манере, – приручить, хе-хе! И наконец приручили! Первое самоорганизующееся облако управляло электромагнитным полем так, что все наши процессы внутри и снаружи стали простыми и организованными. Такими простыми и организованными! – Розевич сложил руки, словно собирался совершить молитву. – Вот как, скажите мне, пожалуйста, раньше приходилось обходиться со своей жизнью человеку? Как? – и он послал короткий примитивный образ.

Небольшая комната, сплошь заваленная бумагами, смятыми, скрученными, разорванными. За столом сидел человек. Он явно давно не спал и не ел. Волосы растрепаны, под почти бесцветными глазами огромные, чуть ли не свисающие до столешницы мешки и выражение тяжелых мыслей на лице.

– Все время приходилось догадываться! – продолжил Розевич. – Что делать, когда есть, когда работать, когда учиться, когда… э-кхе, извините за каламбур, жениться. И что в результате? В результате люди просто не знали, как им вообще быть. Вот и плоды этого незнания: убийства, насилие, кражи, поджоги, аварии, террор, наконец… Как только возникло первое самоорганизующееся облако и люди к нему подключились, так и все! – Профессор от удовольствия чуть не подпрыгнул. – Все сразу пришло в порядок! Пришло в баланс! Облако само следило за тем, что людям делать, а что не делать, и посылало им соответствующие образы. Как просто и как гениально! – хлопнул в ладоши Розевич и под бурные аплодисменты аудитории пустил большую слезу в виде пузатого ухмыляющегося гнома в ярко-красном колпаке.

<Без географического наименования, 2100-е годы>

«Шр-шр-х-шр-шр-х-х…» – раздавались приятные ритмичные звуки.

– Там, там, куда я иду, будет много-много красных ворот.

Там, там, где мы окажемся, не будет больше горестей.

Там, там будет много звоноков к обеду…

– Звонков, а не звоноков! – в своей обычной скрипучей манере одернула Джин.

– Ладно… Там, там, куда я иду, будут часто звонить к обеду.

Там, там, где я окажусь, будет много серебряных звоночков.

Там, там…

Я увлекся и не заметил, что сделал уже несколько поворотов, хотя вроде бы не покидал стены Августа. Но это было странно, потому что коллекторы не строили как лабиринт. Наоборот, они прямые. Правда, света только прибавилось, поэтому я не боялся. В конце концов это мог быть какой-то ход, который постепенно выведет меня на поверхность. Надежда найти настоящего Моисея с каждым поворотом пропадала. Какой тут может быть Моисей?! Ну и конечно, чем выше, тем меньше шансов отыскать уцелевший дистиллят. Или то, в чем он мог быть.

Джин трудилась усердно. «Вщщщ… вщщщ… вщщщ» – и очередной поворот по коридору… За этим поворотом света настолько прибавилось, что стали хорошо видны стены. Неровные. Нет, это не следы разломов. Кажется, их такими уже сделали. Как это?!

До «этого» коллекторы делали ровными, на заводах. А теперь! Кому вообще теперь вздумается делать коллектор?! Ни наверху, ни под землей не осталось никаких жидкостей, для которых нужны коллекторы.

– Нет, нет… не осталось, – подтвердила Джин.

– Не оста… – я не успел договорить, в носу чего-то зашевелилось. Как будто маленькая Милица забралась в ноздри и чего-то там устраивает. – Это, это чего?!

– Запах, дубина, – спокойно ответила Джин.

– А ты-то откуда знаешь?

– Откуда, откуда! Думаешь, в торговом центре не было запахов? Полно.

– Но… но… – я хотел сказать, мол, «ты же протез, Джин, ты не можешь чувствовать запахи», а сказал: – Но это же было давно.

– Давно, недавно, какая разница! – отрезала она. – Мы уже так долго идем, а я чувствую запах. А ты не чувствуешь. А знаешь почему? – хитро проскрипела моя спутница.

– Почему?

– Потому что ты пьяная скотина, ха-ха! – Джин явно радовалась своей шутке.

Я не обиделся. Вовремя не обидеться на Джин было хорошим приемом. Она потом несколько дней вела себя очень покладисто. Чувство вины? Или чувство иных? Как там это называлось?

Запах! В этом Джин права! Малоразличимый, но запах! Гнили, что ли? Но это был сильный запах для мира, в котором уже давно не существовало никаких запахов. Все сильные запахи пропали, улетучились, вместе с остальной жизнью, вместе с дистиллятом. И точно! За поворотом меня ждал новый гость. Странный малый по всем параметрам. Почти без одежды. И весь заляпан Адамом. Грязь Адама высохла, превратившись в торчащие в разные стороны куски. Этот парень весь в них, словно никогда не чистился и все время находился на поверхности. Да, еще у него были… волосы, что ли? Сначала я принял их за какой-то сверток вокруг головы. Рассмотрев получше, увидел, что эти засохшие, все перемазанные Адамом рваные куски на самом деле волосы. Не только на голове, но и на лице. Давно я такого не наблюдал! «Гостинец» был настолько неприятным, что я решил оставить его без имени. Он явно не заслуживал имя. Вот и пусть будет просто… бородатым.

Бородатый лежал навзничь. Руки и ноги раскинуты. Такое ощущение, что он сильно устал, а потом вот так лег… и сдох.

Я осмотрел его. Вместо одежды – везде куски Адама. Карманов нет! Совсем нет! Вот что хуже всего. Как без карманов-то? Поразительно! Поискал еще – ни одного кармана. Как вообще можно жить без карманов?!

– Джин!

– Чего тебе?

– У него карманов нет. Вообще.

– Чего?

– Чего-чего… Это я тебя спрашиваю чего?! Сначала запах, потом этот бородатый без карманов.

– Что, завидно? – жестоко пошутила Джин.

– Да… ну ты и сука! – и я уже второй раз за сегодня стиснул пластик. Джин опять застонала, я сразу отпустил. – Ладно, ладно…

Потом машинально почесал свою лысую голову и лицо без единого волоска. Охлопал многочисленные карманы, в которых лежали мои прежние классные парни, да и много чего еще полезного. Да и как без них-то? Жить без карманов – это все равно что жить без дистиллята. Если нет карманов, где ж его хранить? Я думаю так. Крепко хотелось похлопать бородатого по уродливому заросшему черепу и сказать: «Вот как надо. Вот как!»