Концерт самодеятельности, тем не менее, продолжался, и как одиночные исполнители, так и импровизированные коллективы выступали ещё долго, пели, плясали и веселились, и мы все горячо поддерживали их аплодисментами. Появлялся и Дед Мороз, бывший, видимо, переодетым в шубу боцманом «Новороссии». Дедушка принёс с собой большой мешок и раздал всем его содержимое – зачарованные открытки с сюрпризами. А там и на столы накрыли, доставив угощение.

Корабельные коки расстарались от души, и банкет в честь Нового года способен был поразить воображение даже самого взыскательного гурмана. Мы к таким, конечно, не относились, так что радовались блюдам русской и кавказской кухни, впрочем, итальянскую пиццу тоже не обошли вниманием. Аврора взяла себе что-то острое, близкое к её родной аргентинской еде, Света смаковала обычные отбивные из свинины с овощной нарезкой, Дора, как и я, пробовала от всего понемножку. Запить тоже было чем, бар «Новороссии» предлагал широчайший выбор от нескольких десятков сортов русского и немецкого пива и до винных букетов Крыма и балканских стран, от итальянского шампанского и до армянского коньяка. Тут же держался наготове и корабельный доктор с дозой антипохмельного наперевес, впрочем, перебравших пока ещё не было, за белочкой никто не гонялся по залу.

Когда же все наелись, то последовало продолжение — танцевальный вечер. Места для танцев, что быстрых, что медленных, было предостаточно — столики занимали отнюдь не всю площадь банкетного зала, танцпол также имелся приличный. Музыка тоже обещала быть, судя по вытащенной откуда-то аппаратуре. Однако за пульт никто не садился, вместо этого включили первый канал русского телевидения, где как раз начинался новогодний концерт. Что там на часах? Полвосьмого, там, значит, пол-одиннадцатого, в самый раз. Вот заставка, и звучит первая песня. Аккорд, другой, и я слышу очень характерный мотив, как есть стиль прекрасно мне памятной «дискотеки восьмидесятых...»

...Земля в иллюминаторе,

Земля в иллюминаторе,

Земля в иллюминаторе видна.

Как сын грустит о матери,

Как сын грустит о матери,

Грустим мы о Земле, она одна.

А звёзды, тем не менее,

А звёзды, тем не менее,

Чуть ближе, но всё так же холодны.

И, как в часы затмения,

И, как в часы затмения,

Ждём света и земные видим сны…

И снится нам не рокот космодрома,

Не эта ледяная синева,

А снится нам трава, трава у дома,

Зелёная, зелёная трава…[84]

Под такой знакомый мотив мы, конечно, не могли усидеть за столом. Всё же и здесь, значит, песню эту знают, даже несмотря на несколько по-иному сложившуюся картину мира — хотя здесь страна едва ли скатится в ересь потребляйства без границ и «прав» не пойми какого человека, так что надежда на выход к звёздам здесь таки побольше будет… Тем временем на экране уже началась другая песня, и танцующие разбились на пары:

...Заповедный напев, заповедная даль,

Свет хрустальной зари, свет, над миром встающий.

Мне понятна твоя вековая печаль,

Беловежская Пуща, Беловежская Пуща.

Мне понятна твоя вековая печаль,

Беловежская Пуща, Беловежская Пуща…[85]

Первый танец мы прошли с Дорой, отнёсшейся к подобному балу как к репетиции свадебного. Впрочем, знаю я её, дай ей волю — зажжёт, как на рок-концерте, а я и препятствовать не буду — сам такой же.

После «Беловежской Пущи» сменяется ещё череда песен, знакомых и памятных текстов полным-полно, только успевай отплясывать:

…Про него порасскажут всякое,

Просто так не болтают всё же,

А ты ходишь за ним, послушная,

Повторяешь: «Он хороший!»

Не был я никогда советчиком,

И советовать здесь негоже,

Я сегодня с ним встречаюсь вечером,

Он получит своё – хороших…

Девчонка-девчоночка, тёмные ночи,

Я люблю тебя, девочка, очень,

Ты прости разговоры мне эти,

За любовь твою отдам… всё на свете...[86]

...Пришёл туман, постучал в дома,

Уходи, туман, уходи,

Всё давно прошло, на душе светло,

И печали все позади.

Синий туман

Похож на обман,

Похож на обман

Синий туман,

Синий туман...[87]

...Вазы в нашем доме,

В них редко бывают цветы,

В мае снова будут тюльпаны,

Я помню, их так любишь ты…

Я напишу свою лучшую песню,

Если будет угодно судьбе,

И первой её сыграю тебе,

Конечно, тебе…

Пусть всё будет так, как ты захочешь,

Пусть твои глаза, как прежде, горят,

Я с тобой опять сегодня этой ночью,

Ну, а впрочем, ну а впрочем,

Следующей ночью, следующей ночью,

Если захочешь, я опять у тебя…[88]

…Горячее солнце, горячий песок,

Горячие губы – воды бы глоток…

В горячей пустыне не видно следа.

Скажи, караванщик, когда же вода…

Учкудук – три колодца,

Защити, защити нас от солнца,

Ты в пустыне – спасительный круг,

Учкудук…[89]

...Алеся, Алеся, Алеся,

Так птицы кричат,

Так птицы кричат,

Так птицы кричат в поднебесье…

Алеся, Алеся, Алеся,

Останься со мною, Алеся,

Как сказка, как чудо, как песня...[90]

В без пяти девять вечера по Гринвичу, в Москве же это было без пяти полночь, концерт временно прервался, передавали новогоднее обращение товарища Романова, Председателя Верховного Совета России. Верховный говорил недолго, словно отчитавшись в успехах народного хозяйства страны за истёкший год — даже одного того факта, что страна вполне себе процветает, не скатываясь в то же состояние, где нынче пребывают Британия и Америка, а наоборот, успешно раздавая весьма щедрых люлей так называемому «западному миру», медленно, но верно отгрызая по кусочку, уже достаточно для положительного отзыва. Летом сам съезжу, оценю.

Речь Верховного оказалась краткой, и в конце товарищ Романов поздравил всех с Новым годом. А потом на экране появился заснеженный Кремль, и куранты на Спасской башне начали отбивать время. Один.. Два… Три… Десять… Одиннадцать… Двенадцать!

Новый 1995 год вступил в свои права. Над нашим лайнером, стоявшим у причала, расцвели огненные цветы фейерверков. Праздник продолжался, и песен было ещё много, и не раз и не два я танцевал ещё со всеми четырьмя девушками, что составляли мне компанию в этот вечер. И что Дора, что Света, что Аврора блистали на танцполе, в самом натуральном смысле — все три были в прекрасном настроении и буквально светились от счастья. А от них заряжался позитивом и я, радостный, что сделал их счастливыми. Эту радость разделяла и Милена, ещё пребывавшая как бы сама по себе, но сидевшая с нами и вполне по-дружески общавшаяся с остальными, и несколько раз охотно соглашавшаяся пройти со мной в танце. Что ж у неё на уме-то, у голубоглазой этой?

Но всё-таки сложно усидеть на месте, когда песни, сменяющие одна другую, одна же другой краше, ноги сами рвутся в пляс, и есть с чего:

…Если б судьбу знали заранее,

Что средь дождей встретимся мы,

Я бы пришёл к вам на свидание

За полчаса до весны…

Опозданием мы наказаны,

Что слова любви прежде сказаны,

Что совсем другим доверяли сны

За полчаса до весны,

Что совсем другим доверяли сны

За полчаса до весны…[91]

…Петь птицы перестали,

Свет звёзд коснулся крыш,

В час грусти и печали

Ты голос мой услышь…

Ночь пройдёт, наступит утро ясное,

Знаю, счастье нас с тобой ждет.

Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,

Солнце взойдёт,

Солнце взойдёт...[92]

…Ты мне слово одно подари,

Над которым не властны века,

И пускай от сиянья зари

Вновь малиновой станет река…

Ягода-малина нас к себе манила,

Ягода-малина летом в гости звала,

Так сверкали эти искры на рассвете,

Ах, какою сладкой малина была…[93]

Мы с моими невестами и примкнувшей к нам сербской вейлочкой Миленой дотанцевали до самого конца передачи, когда уже под самый занавес поставили одну из тех песен, текст которых Света передавала в Москву для записи. И запись не подвела, Расторгуев спел точно так же, как пел в прошлый раз: